Окрашенное портвейном (сборник)
Шрифт:
– Может быть, и не праведник. Но после того случая, тоска ушла навсегда, а к вину я больше не прикасался.
– Молодец, Сила воли есть. А меня нет. Будешь со мной?
На этом месте разговора Скоков предлагал Ною выпить. Тот отказывался, и Скоков выпивал один.
– Меня, наверное, так с бутылкой и похоронят, – продолжал Скоков разговор. – Она и спасительница, и губительница моя. Тебя мучает совесть, что ты жестоко с сыном обошелся?
– Нет. Не должен сын над отцом насмехаться.
– А меня мучает, – Скоков выпивал еще один стакан водки, уже не предлагая Ною. – Не просто мучает, а кошмары снятся. Особенно, когда не совсем пьяный заснул. Я человека убил. Два с половиной года назад. Продавщицу в магазине. Только за то, что отказалась
Скоков выпивал еще стакан и тут же засыпал. Ной бережно поднимал его на руки и относил в шалаш. Так происходило каждый воскресный вечер, когда Скоков позволял себе напиваться до полного беспамятства. По понедельникам музеи не работают.
2006–2012 гг.
Предприниматель без образования юридического лица
Глава первая ПБОЮЛ Грибов. Все будет хорошо
Ноги ватные, колики в сердце, голова в тисках – это было уже привычным состоянием для предпринимателя без образования юридического лица Грибова Алексея Николаевича. Настолько привычным, что организм его не выдержал, и ПБОЮЛ Грибов умер на рассвете в пятницу, двадцать второго декабря в день зимнего равноденствия в возрасте сорока трех лет. Он надеялся умереть двадцать четвертого, в воскресенье, но не получилось. И все-таки везенье вернулось к нему: умер в своей постели, лежа на спине и, уставившись глазами в потолок. Потолок был изумительно белый, слегка раскрашенный желтыми бликами уличного фонаря. Он умер настолько тихо и незаметно, что жена, спящая рядом даже не почувствовала теперь уже вечное его отсутствие. Настолько не заметила, что, проснувшись, пошлепала на кухню готовить мужу завтрак.
ПБОЮЛ Грибов не любил пятницу. Он вообще в последнее время не любил дни, когда надо было выходить из дому, поэтому он ненавидел все дни недели, жалел себя и очень хотел вернуться в прошлую жизнь с гарантированной зарплатой и душевным спокойствием, хотелось стабильной бедности. То, что у нас называется предпринимательством, сделало его еще беднее и несчастнее. Может быть, и были несчастнее. Чужие несчастья могут мимолетно порадовать, но сделать счастливее, вряд ли. Грибова настолько «забили» собственные проблемы, что окружающий мир его уже мало интересовал. Он даже не предполагал, что когда-нибудь пределом его мечтаний станет избавление от магазинчика, который арендовал уже несколько лет. Магазин свой он также ненавидел, как и дни недели. Но при этом очень ясно понимал, что отказаться от магазина в нынешней ситуации практически нереально. Как только он попытается отказаться от магазина придется тут же платить по всем счетам. Счетов же за эти годы набралось количество немеренное. А денег, чтобы расплатиться, у него не было. А были долги, которые нарастали, как снежный ком и достигли таких размеров, что расплатиться по ним могло помочь только чудо. Чуда не предвиделось, а наличие магазина позволяло хотя бы отсрочить оплату долгов. Вот такой был у него бизнес: не деньги зарабатывать, а выплату долгов отсрочить.
Вот так, ненавидя, всех и вся, ПБОЮЛ Грибов вылез из постели, чтобы начать свой предпринимательский день.
Выйдя из подъезда, Грибов направился к машине. Не без труда открыл промерзшие двери повидавшей много на своем веку» четверки». Машина была еще одним объектом ненависти Грибова. Да и как можно любить этот несчастный, раздолбанный «Жигуль», постоянное напоминание о бедности. А ведь еще только полгода назад Грибов разъезжал, пусть не на шикарном, но очень комфортном «Опеле». Еще не повернув даже ключ зажигания, Грибов был уверен, что машина не заведется. Так и случилось: двигатель пару раз презрительно фыркнул и заглох навсегда. Алексей Николаевич не расстроился. Что расстраиваться,
Минут через двадцать Грибов уже топтался у закрытых дверей своего магазина. «Чертова продавщица – ругнулся он про себя, – никогда вовремя не приходит». Ругайся, не ругайся, а продавщицу ждать придется, так как ключи от магазина только у нее. Даже, если бы и были ключи, что ему делать в магазине. Утро было морозным, и у Грибова начали мерзнуть ноги. Пытаясь согреться, начал вышагивать от магазина до железнодорожной платформы. Чтобы придать некоторую осмысленность своей ходьбе, он стал высчитывать количество шагов от магазина до платформы. Это его немного отвлекло от грустных мыслей, хотя теплее не стало. Наконец, подошла электричка, из которой выскочила раскрасневшаяся продавщица, возраста неопределенного, но очень энергичная. Еще издали, заметив Грибова, она прокричала ему:
– Николаич, извини. На электричку опоздала.
Она быстро и ловко открыла дверь магазина, пропустив вперед Грибова.
– Опять всю ночь керосинила? – Грибов брезгливо принюхался.
– Да, что ты Николаич. Только чуток перед ужином. Сам знаешь.
– Ладно, хватит врать. Мне твои сказки, во, уже где. – Грибов рукой показал на горло.
В магазине было тепло, что немного, но не надолго подняло настроение Грибову. Он привычно поднял глаза на полки, и мимолетное хорошее настроение мгновенно улетучились: полки были издевательски пусты. Небольшая площадь магазина только подчеркивала его скудость и бедность. Сиротливо стояли дешевые рыбные консервы, одиноко возвышались несколько водочных бутылок и немного скрашивали общий удручающий вид яркие и разноцветные бутылки с водой.
– Товар, Николаич, надо срочно завозить, – участливо заметила продавщица. – А без товара и выручки никакой. Слезы одни. Я вчера только на полторы тысячи и наторговала.
– Знаю, Татьяна. Все знаю. Только что толку от моего знания, – подозрительно безмятежно произнес Грибов. – Давай деньги, будем что-нибудь придумывать. Голь на выдумки хитра.
Он прошел в закуток, который Татьяна гордо именовала» офисом». Главной его достопримечательностью был огромный сейф без замка, поэтому он главным образом использовался, как ящик для ненужных вещей.
– Татьяна, деньги неси.
– Николаич, ты че не понял. Я же тебе сказала, что на полторы тыщи вчера наторговала. За хлеб расплатилась, за колбасу долг отдала. Приезжали вчера. Тебя хотели видеть, – не без ехидства заметила продавщица. – Может, рублей триста осталось. Щас посчитаю.
– Ладно, неси, что осталось. Сам посчитаю.
Утро трудового дня предпринимателя Грибова началось, как обычно: без денег и без надежд на эти деньги. Это ситуация безденежья стала для Грибова привычной. Он настолько сросся со своим безденежьем, что даже и не мог уже представить, что у него может быть по – другому. Его рабочий день был прост и ужасен одновременно: утром попытаться денег занять, а вечером попытаться отдать. В промежутке между «взять» и отдать» Грибов занимался предпринимательской деятельностью: покупал товар, если деньги удавалось занять, выпрашивал товар на реализацию, если денег не было, обманывал тех поставщиков, которым был должен деньги, обещая к вечеру подъехать и расплатиться. От тех же поставщиков, которые уже не верили его обещаниям и пытались его найти, попросту скрывался.
ПБОЮЛ Грибов набрал номер телефона ПБОЮЛ Соболевой Елены Николаевны. Он довольно часто брал у нее в долг. По первости ему было неловко брать у нее в долг. Мужчина – добытчик берет в долг у женщины – хранительницы очага. Но все смешалось в этом мире, и со временем неловкость прошла. А долги почти всегда возвращал с опозданием. Соболева ему эту необязательность прощала, потому что Грибов был очень нежен в постели.
– Да, Алексей, слушаю тебя. – Соболева по определителю номера сразу же узнала Грибова.