Окрашенное портвейном (сборник)
Шрифт:
Для ПБОЮЛ Грибова жизнь была невмоготу, но смерти хотелось такой, какую он еще минуту назад просил у бога. Мы не вправе знать, когда пробьет наш час, поэтому пока приходилось жить. Алексей Николаевич тяжело вздохнул и вновь взялся за телефонную трубку.
– Добрый день, будьте любезны Бубнова.
– Я слушаю, – отозвался Бубнов.
– Виктор, привет. Это Грибов Алексей. Я к тебе, как всегда за помощью. Поможешь?
– Смотря, какую помощь, будешь просить.
– Да товар отпусти мне в отсрочку. Тысячи на три – четыре.
– Ты, вообще, совесть-то имеешь. Ты за предыдущие две поставки не расплатился, и еще просишь. Нет, не могу отпустить.
– Я
– Я-то знаю. Зимой всем тяжело. У всех есть проблемы. В том числе и у меня. А ты меня еще своими проблемами нагружаешь. Зарабатывай денег больше, трать меньше. Что я могу тебе еще посоветовать?
– Да, как я их заработаю без товара. Вить, помоги. Больше не к кому обратиться. Я, может быть, сразу после нового года с тобой рассчитаюсь. Я очень надеюсь, что расторгуюсь на праздники.
– Ладно. Упросил, – сдался Бубнов. – Но учти, что больше так я помогать тебе не буду. Я, все-таки не благотворительный фонд.
– Огромное тебе, Вить спасибо, – Алексей поблагодарил очень искренне, хотя и мелькнула гнусненькая мысль о том, что, как он может расположить людей к себе.
Грибов повеселел. Удалось решить еще одну проблему, казавшуюся неразрешимой. Преодоление трудностей стало смыслом его жизни в последнее время. Именно трудности поддерживали в нем определенный жизненный тонус. Окажись он в ситуации, когда все идеально, Грибов бы, наверное, сник, и попытался бы создать себе какие-нибудь трудности. И вряд ли бы в идеальной ситуации он повстречал бы таких людей, как Бубнов.
Бубнов был из местных. Он и в прошлой жизни крепко стоял на ногах. И в новой – один из самых удачливых предпринимателей в районе. Знакомство Грибова с Бубновым было чисто деловым и достаточно мимолетным. И, тем не менее, даже в этих мимолетных встречах они испытывали друг к другу взаимную симпатию. Грибов ощущал в этом не сильно образованном человеке удивительную доброту к людям, что редко встречается в мире «купи – продай». Бубнов умел считать деньги, и в то же время не умел отказать тем, кто нуждался в его помощи. И Грибов, как человек наблюдательный, быстро разглядел за бубновской внешней суровостью эту черту его характера. Он скоро понял, что Бубнов жалеет его и сожалеет о нем. В прошлой жизни Грибов может быть, и оскорбился бы такому сожалению, но только не в этой. Его нынешняя жизнь – бизнес, а на жалости к себе можно неплохо заработать. Грибов уже не помнил или не хотел помнить, когда он перешел ту черту между нравственно и безнравственно. По крайней мере, сегодня он считал в порядке вещей использовать нормальное человеческое отношение к себе, как средство извлечения прибыли. Пусть мизерной, может даже призрачной, но прибыли.
ПБОЮЛ Грибов вернулся в магазин. Но, если бы знал, что его поджидают очередные неприятности, то лучше бы не возвращался. В магазине его ждал представитель одного из поставщиков, которому он уже почти полгода не отдавал деньги за товар.
– Женя, привет. Как дела? Как торговля? – как можно жизнерадостнее начал Грибов.
– Добрый день, Алексей Николаевич, Вот приехал узнать, как у вас дела, – ответил Женя, молодой человек, лет двадцати пяти, которому было очень стыдно требовать с человека, который на много старше, деньги. В нем не было той нахрапистости и жесткости в общении с клиентом столь необходимые торговым представителям.
– Дела Жень,
Грибову было даже слегка стыдно, что он уже полгода водит этого мальчика за нос. Был бы на месте Жени другой, понастырней, Грибов давно бы деньги вернул. А этот каждый раз довольствуется грибовскими обещаниями, типа: «приходите завтра». Не кричит, не угрожает, а только удивленно вопрошает: «Как же так, Алексей Николаевич, вы же обещали».
– Алексей Николаевич, вы знает, сколько вы должны нашей фирме? – словно стесняясь собственной наглости, спросил Женя.
– Точно не помню. А сколько по твоим подсчетам?
– Пятнадцать тысяч.
– Ничего себе, – присвистнул Грибов, изображая удивление. Он не хуже Жени знал сумму долга, но каждый раз изображал из себя рассеянного и забывчивого человека.
– Что делать-то будем?
– Что-нибудь придумаем. Николавна, сколько у тебя в кассе? – обратился он к продавщице.
– Да, нисколько. – Продавщица, как обычно подыграла Грибову, хотя в кассе какие-то деньги были.
– Совсем что ли торговли нет? – почти искренне удивился Грибов.
– Да откуда ей взяться-то торговле: ни товара, ни покупателей.
– Вот такие у нас дела, Женя. – Грибов вытащил из кармана деньги и передал Жене. – Вот тебе полторы штуки. Больше нет.
– Огромное спасибо Алексей Николаевич, – Женя искренне обрадовался, так как не надеялся получить с Грибова хоть что-то. – Очень рад, что процесс пошел. Когда к вам теперь заехать?
– Недельки через две приезжай. Что-нибудь еще наберем.
Грибов отдал часть денег, приготовленные к оплате за водку, но расстроился не очень сильно, так как он сегодня по – настоящему сделал доброе дело: начал платить долги. Отдавая долг, он ощущал себя чуть ли не благодетелям. Люди уже потеряли надежду получить с него долг. А он, вот, пожалуйста, возьмите. Грибов распростился с Женей и обратился к продавщице:
– Что там, у тебя Николавна в кассе?
– Да рублей семьсот будет.
– Вот тебе еще полторы. За водку расплатишься. Если не хватит, скажешь, что хозяин завтра утром подвезет оставшуюся сумму.
– Не беспокойся, Николаич, все сделаем.
Продавщица эту нехитрую операцию производила уже не единожды, и не без удовольствия подыгрывала Грибову.
– Еще от Бубнова товар придет, – продолжил он. – Денег отдавать не надо, я обо всем договорился. Поняла?
– Что ж тут непонятного? Товар принять, денег не платить.
– Цены тебе, Николавна, нет. Все на лету схватываешь. Ну, ладно. Пойду домой, отдохну пару часиков.
– Иди, иди отдохни. Не беспокойся. Все сделаю.
ПБОЮЛ Грибов направился домой. Вот еще отвоевано пара часов безмятежной жизни. Не нужно общаться с поставщиками, не надо думать, где взять деньги. Можно и нужно просто отключиться на пару часов. Дома Грибов открыл Евангелие. Он открывал его каждый день и прочитывал две – три странички. Уже на первой же странице он задумывался не о прочитанном, а о том, зачтется ли ему в той жизни постоянное чтение Евангелия или о том, дарует ли ему Господь тихую и незаметную смерть, или о том, что всех долгов ему все равно никогда не отдать. Грибов не жаждал смерти, а просто ждал ее, как самое простое решение тех проблем, которые он сам себе и создал. В такие минуты ему было жалко не только себя, но и жену, которой обещал райские кущи, а поместил в подмосковную «хрущобу». Он ценил ее преданность и терпение, которые заменили когда-то пылкую любовь. Это была преданность собаки к хозяину, которого невозможно поменять.