Окрашенное портвейном (сборник)
Шрифт:
Грибов посмотрел на часы. Пора звонить Соболевой.
– Ленок, это опять я. Ну, как? Мы встречаемся сегодня?
– Нет, Леш не получится. Сегодня сын ко мне с невесткой приезжает. Давай как-нибудь в следующий раз.
– Ну не получится, так не получится. А как на счет моей просьбы?
– Леш, и деньгами сегодня не смогу помочь.
– Нисколько не сможешь.
– Нисколько. Сто – двести рублей тебя ведь не спасут?
– Нет, не спасут. Ладно, Лен, спасибо. Будь здорова.
– Не расстраивайся, Леш. Все еще будет хорошо. Пока.
ПБОЮЛ Грибов расстроился. Так как наперед знал, что хорошо уже не будет. Еще предстоит неприятнейшее
Грибов посмотрел на часы, уже четвертый час. Скоро из школы вернутся жена с дочкой. И будут они: муж, жена и дочка находиться остаток дня вместе, не представляя, как им избавиться друг от друга. А, то, что они друг другу в тягость, у Алексея не было никакого сомнения.
Грибов иногда раздумывал о самоубийстве, но никогда не помышлял о нем. Страшно вот так сразу умереть. Лишишь себя жизни, а потом выяснится, что все еще могло наладиться. Под «наладится» в последнее время Грибов понимал только наличие денег. Да и потом он хорошо знал, что самоубийство не одобряется церковью. А Грибов, как почти верующий и очень уставший человек, хотел спокойной загробной жизни. Поэтому оставалось только ждать, когда смерть придет сама. «Хорошо бы, если бы она пришла ко мне во сне. Тихо и незаметно, – не раз размышлял Грибов. – Лег и не проснулся. И нет проблем».
Но, если уж день не задался, то все идет не так, как хочется. ПБОЮЛ Грибов так и не смог умереть в день зимнего равноденствия с пятницы на субботу. Тихая и безмятежная смерть во сне ему всего на всего только привиделась. Он просто уже не мог не умереть, но все случилось совсем не так, как бы ему хотелось.
Тело ПБОЮЛ Грибова, скрюченное и запорошенное снегом, обнаружили тридцатого декабря в овраге за домом. Вроде, как сердечный приступ, так как Грибов в последнее частенько жаловался на сердце. Но кто-то из соседей видел его в тот день сильно пьяным, поэтому предполагают, что он просто заснул и замерз.
Глава вторая ПБОЮЛ Бубнов. Девять дней
В ночь с третьего на четвертое января ПБОЮЛ Бубнову Виктору Сергеевичу не спалось. Он ворочался с боку на бок, пытаясь заснуть. Чтобы не беспокоить жену и «нагнать» сон, он решил спуститься вниз, надеясь как-то занять время. Пролет между этажами был выложен зеркалами. И Бубнов, как обычно, посмотрелся в зеркало. То, что он увидел, вполне его устроило: поджарый мужик с небольшим брюшком, которое
Спустившись, Бубнов уселся в кресло – качалку напротив камина и закурил. Это было его любимое место в доме. Камин хранил еще тепло, тускло, мерцая оранжевыми углями. Бубнов жил хорошо, в согласии с самим собой и в достатке. Ушедший год только увеличил его достаток. Сразу после новогодних праздников он намеревался купить еще один магазин. И все равно настроение у него было не ахти, а в глубинах души притаилась не до конца еще осознанная опасность. Он не мог четко сформулировать, что его тревожило. Тревожно и все. Виктор Сергеевич плохо представлял, что такое самоанализ, но зато прекрасно знал, что, когда долгое время все хорошо, это плохо само по себе.
Виктор Сергеевич мог гордиться собой. Почти образец американской мечты. Человек, сделавший себя сам. Еще десять лет назад он работал простым водителем. Хорошо работал. Бубнов всегда старался все делать хорошо. И зарабатывал прилично по меркам девяностых годов: пятьсот, а иногда и до тысячи долларов в месяц выходило. Но в какой-то момент ему захотелось другой жизни, в которой только он сам за себя отвечает. Так он, может, рассуждает сейчас, а тогда хотелось построить дом, ездить на навороченном авто и иметь несколько кредитных карточек, на каждой из которых было бы по миллиону. И чтобы точно такие же карточки, но уже по сто тысяч были бы у жены.
В его жизни, как и в жизни миллионов других людей, бывали белые и черные полосы. Бубнов осознавал неизбежность таких чередований. Умом он старался воспринимать, и, плохое, и хорошее как данность. А вот сердцем… Сердце болело. И хотя черные полосы Бубновым прогнозировались, всегда добавлялась нелепая случайность, которая делала ситуацию безысходно – противной. А иногда эти нелепые случайности выползали в таком множестве, как тараканы из щелей. Проблемы рождают или притягивают проблемы. Ожидание проблемы – тревоги, мучения: как-то все разрешится. Но, если к проблемам ожидаемым подкатываются проблемы неожидаемые, жди большой беды.
Бубнов не любил слов «беда», «несчастье». Слишком трагическая в них заложена энергетика. Он еще при жизни родителей ясно сформулировал, что будет для него большой бедой. Родители не должны пережить своих детей. Во – первых, потому что нарушается естественный ход жизни. А во – вторых, как жить дальше. Поэтому свои жданные и нежданные проблемы, он формулировал как временные трудности, которые с каждым случаются. Бубнов, как человек малообразованный, любил ясные и простые формулировки. Даже временами, впадая в отчаяние, он всегда надеялся на благоприятный исход. Это им определялось так: «Не бывает безысходных ситуаций, а бывают безысходными только люди. Но при этом обязательно всегда добавлял: «Господь, все уже определил. Нам остается сделать только правильный выбор».
Сегодняшнее, тревожное настроение связано с внезапной смертью Грибова. Бубнов, конечно, расстроился из-за его смерти, но не настолько, чтобы вот так мучиться бессонницей. Просто вчерашние похороны Грибова добавили Виктору Сергеевичу совершенно ненужные проблемы. Проблем, которых, как ему казалось, можно было избежать.
В канун Нового года раздался телефонный звонок.
– Виктор Сергеевич?
– Да, я слушаю.
– Здравствуйте. Я жена Грибова. Леша вчера умер.
– Как же так. Что случилось?