Опадание листьев
Шрифт:
Меня хотели отправить в приют для таких же, как я никому не нужных младенцев, но буквально в последний момент объявились мои далекие родственники и забрали меня к себе. Надо заметить, что родители относились ко мне хорошо, чего я вряд ли могу сказать о моем братце, который, скорее всего, почувствовал себя обделенным при моем появлении в доме, и всячески старался испортить мне жизнь под видом воспитания и заботы.
Когда мне было лет пять, у меня появилась младшая сестренка, которая круглосуточно орала, словно ее резали. Старший братец к тому времени отвоевал себе право на отдельную комнату, я же с ума сходил от детского крика. Я не мог больше терпеть, и однажды подарил сестренке новые мамины пуговицы: яркие, перламутровые, как раз помещающиеся у нее во рту, куда она тащила все, что попадалось ей под руку. Она принялась вертеть их в руках, что-то радостно агукая, а потом затихла. Когда хватились родители…
Потом стало совсем плохо. Отец от нас ушел, мать запила, братец пропадал неизвестно где, а когда возвращался домой, начинал «учить меня драться», срывая на мне плохое настроение. К тому времени у него уже были серьезные проблемы. Став постарше, он подсел на иглу, и начал все тащить из дома, что не успевала пропивать мать. Единственным моим другом был маленький бездомный щенок, которого я подобрал на улице.
Однажды, вернувшись домой, я застал братца, роющимся в моих вещах.
– Пошел вон, скотина, – закричал на него я.
– Где деньги? – закричал он в ответ. – Я знаю, что у тебя они есть.
– А этого не хотел? – я показал ему средний палец.
Брат был в бешенстве. Ему срочно нужна была доза. Не скрою, я радовался его страданиям. Он принялся осыпать меня матом, угрожал, грозился убить, но старался держаться на расстоянии, так как я к тому времени был сильнее его.
– Убирайся! – я схватил его за шиворот и вышвырнул из комнаты.
И тут ему под руки попался щенок.
– Ну так вот тебе, блядское отродье, получай! – братец схватил его за голову и выдавил ему глаза большими пальцами. Затем он бросил визжащего от боли щенка на пол и несколько раз прыгнул ногами ему на голову. Голова с хрустом лопнула, запачкав мозгами пол и стены.
– Ты!!!!!!! – захлебнувшись яростью, я кинулся на брата. Я ломал ему руки, ноги, топтал его пах, выдавливал глаза, выбивал зубы, а потом схватил кухонный нож и вспорол его мерзкое наркоманское брюхо. Он был все еще жив. Тогда я схватил пачку соли и засыпал его пустые глазницы и живот. Если бы было можно, я бы возрождал его к жизни и убивал, возрождал и убивал…
Истерический крик матери привел меня в чувства. Один удар ножом, и она лежит рядом с братом. Удивительно, но бутылка, которую она принесла с собой, не разбилась, упав на пол. Я вылил весь алкоголь в рот матери, открыл газ и оставил на столе свечу. Через час я покинул город.
3
Я вышел несколько дней назад. Немного денег, которые я припрятал на черный день, приятно оттопыривали карман. На первое время этого должно было хватить, а до потом еще надо дожить. Я закурил сигарету, поднял воротник плаща, чтобы хоть как-то укрыться от сырого промозглого ветра (противная штука осень) и направился к Алексу. Идти было как раз одну сигарету.
– Закрыто, – буркнул Алекс, когда я вломился в пустой бар.
– Глаза оторви от задницы.
– А, Ник! Давненько тебя не было видно.
– Я был на водах. Говорят, помогает от больной совести.
– Тогда рюмочку за счет заведения?
– Вот теперь я вижу, что попал к старому доброму Алексу.
– Пожалуй, я с тобой тоже выпью, – Алекс налил две рюмки, – За тебя.
– Извините, от вас можно позвонить? – от этого голоса меня как будто током шибануло.
– Мама!
Я готов был поклясться чем угодно, что это была Элизабет. Она ничуть не изменилась, хотя прошло более двадцати лет. Все те же двадцать с чем-то на вид, тот же огонь в глазах. Она была в черном, и этот цвет был ей не столько к лицу (ей все было бы к лицу), сколько гармонировал с ее внутренним содержанием.
– Оригинальный способ знакомиться в баре. Так можно я позвоню?
– Конечно, мэм, – Алекс поставил телефон на стойку.
– Налейте нам с остряком чего-нибудь, – сказала она, и, слегка подумав, добавила, – и себе тоже.
– Алло, Марта? Я скоро буду… Да… Как обычно, – сказала она невидимому собеседнику.
– Ну и кто у нас здесь шутит? – спросила она, глядя мне в глаза своими черными глазищами, от которых я опьянел сильней, чем от водки.
– Ник.
– Прелестное имя. Можешь звать меня Элизабет. Пойдем?
И я пошел вслед за ней, как ручной песик за своей хозяйкой, ни о чем не спрашивая. У меня даже в мыслях не было сказать ей нет. Отныне любое ее слово было для меня законом.
– Садись.
У нее был шикарный «Роллс-ройс». Я сел в машину и провалился в небытие.
– …правда, он прелесть? Чем-то на тебя похож.
Я включился уже в уютной просторной комнате с высоким потолком. Она была точь-в-точь, как женские спальни в мыльных операх, а сериалов на своем курорте я насмотрелся, будь здоров. Мы сидели на огромной кровати. Элизабет держала на руках упитанного бутуса, который довольно агукал и смеялся. Пожалуй, я выключился только для себя самого.
– Нравится?
– Симпатичный, – сказал я, слегка покривив душой. – Не люблю детей, но их мамочкам об этом не скажешь.
– Держи, – она дала мне ребенка на руки.
– Ну, привет, – с детьми я теряюсь сильнее, чем монах в постели со шлюхой.
– Да ты никогда детей не держал!
– Держал пару раз.
– А свои?
– Не мой стиль.
– А что в твоем стиле?
– Еще не знаю.
– Ты пока поиграй с ним, а я пойду распоряжусь насчет ужина. Хорошо?
Когда она оставила нас одних, во мне проснулось какое-то странное чувство, которое дремало все эти годы среди моих инстинктов. Я вдруг почувствовал связь с этим довольно хрюкающим у меня на руках существом, мне захотелось стать с ним одним целым, чтобы он превратился в меня, а я в него. Мой разум угасал, подчиняясь инстинктам, отходил на второй план, превращался в зрителя… Я поднял ребенка, поднес к лицу, поцеловал… И, подчиняясь дьявольскому импульсу, я впился зубами в нежное детское тело. Страшный предсмертный крик умирающего младенца наполнил комнату, ударил меня по ушам, заставил втянуть голову в плечи. Ловким движением я свернул ему шею, и принялся пожирать его тельце.
Когда все было кончено, я вновь стал собой. Я был раздавлен, уничтожен, убит. Несмотря на то, что в свое время я отправил на тот свет практически всю свою семейку, несмотря на целую кучу убийств впоследствии, ставших моими буднями, такое было выше моих сил.
– На, выпей, – приказала Элизабет. Я не заметил, как она вошла в комнату.
Я машинально осушил стакан, даже не почувствовав вкус питья. Буквально через минуту мне стало легче, а еще через некоторое время на меня обрушилось ватное спокойствие.