Осень матриарха
Шрифт:
...Аньду убил личный телохранитель Дженгиля. Кто-то из его третьеразрядных помощников. Я присутствовала. Я не присутствовала при сцене, хотя сей же миг взялась призывать виновника к ответу: подчинённые ведь - воплощённый и олицетворённый приказ начальника, не так ли? Мы с Кермом осадили Джена в его усадьбе, но я отдала ему кольцо вместе с защитной аурой и таким образом вызволила - ради того лишь, чтобы призвать к ответу по всем правилам закона Оддисены. Подвести под суд, который собрался, как в старые времена, в Зале Тергов.
Легендарное кольцо принадлежало
Всё ложь. Даже простой стратен отвечает за себя сам, но куда меньше домана, который споткнулся абсолютно на том же. Деревянный дом - уж никак не крепость, его простая лучина подожжёт. Дорогой камень могут сохранить, но уж никак не оправу.
Но вожделенный Братством Зал Статуй на самом деле стоял в конце нашего обоюдного пути.
Мы опередили всех, кому я послала неблагую весть. На Ярусах у Джена был довольно скромный апартамент - такое не говорило в его пользу, скорее наоборот. Ваш рутенский диктатор тоже любил внешнюю неприхотливость в быту и военную форму - ведь кто упивается властью, в того мало что вмещается помимо. Хотя Волчьему Пастырю попросту было не до показухи.
Словом, мы оставили свиту на границе сакральной зоны и заняли вдвоём одни палаты.
Тут уже не было той свободы самовыражения, как на лоне осенней природы: нас взялись оберегать. Меня как важную персону, Джена - в качестве... скажем так, чего-то трудно перевариваемого. Я упоминала о первом и самом правдивом впечатлении, которое он на меня произвёл. Не то чтобы старый ореол испарился или полинял, только пятно на нём вряд ли сошло бы за редкий самоцвет. В одном я черпала некоторое утешение: в Европе жена не имеет права свидетельствовать против мужа, а наш союз, хотя был тайным, ныне был выставлен напоказ...
– Сущая чушь, - перебила себя женщина. - Когда это Братство оглядывалось на Европу, Азию, чужой закон, приличия и вообще то, что принято? Ему была важна истина.
Мы усердно изображали из себя парочку попугаев-неразлучников. Но когда меня со всей возможной учтивостью пригласили в заново отделанные покои, а у Дженгиля в прихожей окопался не меньший знаток правил хорошего тона, я поняла, что все вызванные на месте. Хотя, может быть, и нет: чтобы разобраться с оплошавшим военачальником, будь он хоть сам Терг в полном ангельском вооружении, хватило бы и тройки чрезвычайщиков.
На следующий день ко мне явился ординарец из местных (ну да, они в два счёта заводятся в твоём матрасе, стоит тебе распроститься с кочевой жизнью) и спросил, когда мне будет угодно назначить заседание.
Ладно, обойдусь без прелиминарий и прочих экивоков. Наличествовали все восемь, я девятая. Но себе я устроила самоотвод по целому букету причин, высосанных не из того пальца, что золотое правило супружества. Настоящих. Неважно каких. Однако довела до слуха собравшихся, что семь как говаривала покойница Диамис, куда лучше восьми, но когда речь шла о будущем магистре, как теперь о высоком (если
– Что вы предлагаете, ина магистр-для-чести? - спросил Керг, наибольший зануда изо всех. Что значит - юрист. - Нынешний кворум являет собой число большее необходимого, но недостаточное?
Я оценила математическую точность формулировки.
– Играть приходится теми картами, что сдают, - ответила я. - И прикупить - не сбросить. Я понимаю, что вызвала вас спешно, так что провести избрание нового члена Совета вам было не с руки. Как и создать ювелирный шедевр.
– Это крайне ответственное дело, - ответил Каорен.
– Ина Диамис была не простым легеном, но вторым после старшего.
– А сейчас исполняешь эти обязанности ты, - кивнула я.
– Вот я и предлагаю вам с Тейном провести блиц-выборы in extremo. То есть на краю некоей пропасти.
("Это же не классическая латынь, а рок-группа", - пробормотал Дезире. "Во всяком случае, здесь тоже кое-кому край пришёл, - отозвался Рене. - Я бы на твоём месте не виснул у госпожи на языке".)
Из того, что меня не попросили уточнить детали, я поняла, что до всех как есть дошло.
– Доман Дженгиль согласится? - поинтересовался Хорт. - Леген в его случае - заболевание с крайне тяжёлым прогнозом.
– Ну да, - ответила я.
– Жаль, новый силт выковать в одни сутки никто не возьмётся. Но можно как бы подкрестить его собственный. Мой ведь углубил своё значение, не меняясь сам. Словом, я берусь с ним поговорить.
Самые страстные любовные ласки приедаются. Хотя это смотря что именовать любовью. Уютная семейная скорлупка на бурных волнах или колыбель на вершине дерева, раскачиваемого ураганом, - извращение благородной идеи. Я уж не говорю, что гнусный самообман. Обыдённая жизнь - сущий плот "Медузы" авторства Теодора Жерико.
Самые задушевные и значимые беседы не носят интимного характера. Я не стала прорываться мимо тюремщика, а приказала доставить высокого домана Дженгиля ибн Ладо к себе в кабинет. Взять подручного. Но ни в коем разе не звякать по пути всякими железными причиндалами.
Приятный разговор в горах начинается с кофе, полученного в результате многоэтапной церемонии. Официальный - с графинчика местного вина и двух стопок кукольного масштаба.
Я приказала найти для нас бутылку двадцатилетней выдержки, с этакой фасонистой паутиной вокруг горлышка и осадком на дне. Декантировать умеет далеко не каждый, но Джен справился.
А после дегустации сказала ему прямо:
– Дженгиль, ни семь, ни даже восемь человек не вправе судить домана такой силы и властности, каким был ты. Оттого начались всякие разговоры.
– Как в сказке. Крестьянин зовёт-кричит: я медведя поймал, ему говорят: тащи сюда, а он отвечает: не могу, он меня за портки когтями уцепил и держит, - усмехнулся он, вертя в руках пустой серебряный напёрсток. - И куснуть по всем правилам нельзя, и оставить как есть не получается.
– А чего ты сам хочешь? - спросила я.