Осень матриарха
Шрифт:
Он промолчал.
– Волк, на каких условиях ты согласишься жить?
– продолжила я. - Я сделаю. У меня нынче в руках не такая уж малая сила.
Тогда он поднял голову и глянул прямо:
– Негоже молиться о том, чтобы обнесло чашей на пиру. Если ты оставишь мне жизнь, она будет принадлежать одной тебе. Но не думай, что я буду благословлять тебя за дар. Такого ты от меня добивалась? Это хороший ответ?
Я лишь кивнула и продолжила:
– - Лет пять назад тебя прочили в легены. Ты не захотел тогда: "Королём быть не хочу, герцогом не соблаговолю. Я Волк". Но сейчас - бери. Это сделается быстро:
– Кто придумал - ты или они?
– Лишний вопрос.
Уклончиво, как у нас любят. Как ты мог подумать? Да, я.
Он оценил.
– Бьюсь о заклад, что душа Кергелена при сем возликовала. Надо же - преступник сам себя обвиняет, сам защищает, сам приговаривает, а остальные только смотрят, до чего ловко у него получается.
– Я смотреть не собираюсь, - отозвалась я в прежнем духе. Поди пойми - захочу участвовать по-настоящему и наравне со всеми - или устранюсь.
Но я ведь была магистр. Меня больно поддели этим "для чести", то бишь намекнули, что почёт почётом, неприкасаемость - неприкасаемостью, а решать предстоит не мне.
Описать вам обряд? Он не был таким, как когда хотят устроить торжество по всей форме. Не вполне настоящим, но всё-таки со всеми правами истинного.
Как мы все были одеты? Никого это не волновало, но мы всё-таки соблюли обычай. Пока ехали-собирались, одежда сильно пропахла дорогой, было не оттереть, в отличие от тела. А в резиденции каждого ждал "легенский строй", в своё время сшитый по фигуре: складчатая белая рубаха до полу, нечто вроде шаровар или хакама из того же материала, очень тонкого, чёрное атласное платье или тонкий кафтан с широкими откидными рукавами поверх узких белых и такой длины, что понизу едва виднеется подол нижнего платья. На кафтане мужчины носят широкий пояс и на нём шпагу или саблю, женщины - своего рода ожерелье с кинжалом или стилетом. Поверх всего накидывается кожаная мантия с прорезями для рук и капюшоном, по обводам вся в вышивке. У легенов она тоже чёрная или тёмная, а вот какая положена мне - я так и не удосужилась выяснить. Нусутх.
– А? - переспросил Рене.
– Ерунда. Хавэл. Прах и пепел.
Значит, говорю дальше. Совет обычно располагается рядом со статуями, почти под световым колодцем, но вот хоть убейте, не помню, был он тогда открыт или нет. Никто не поднимал глаз и тем более не задирал головы: хотя смутная голубоватая фосфоресценция мерцала под сводами.
Стол, за которым усаживаются легены, приносят в Зал Статуй по частям вместе с креслами. Это не круглый стол короля Артура, но скорее древесный лист - рябины, ясеня и тому подобного. Нет, пожалуй, дуба: широкий овал рассечен глубокими вырезами по краю и швами на месте прожилок, а короткие перемычки и шипы, которыми он соединён, почти незаметны. Однако места председателя и того, кто "отвечает последним" выделены и находятся на концах длинной оси или ости.
Почёт нам был оказан: меня усадили во главе, его там, откуда обычно у листа растёт черенок. Оба мы были без почётного оружия.
И вот что ещё: Джен сразу снял и положил кольцо власти далеко перед собой. Это не значило, как у Диамис, что он просит у легенов разрешения уйти: так освящают силт, когда его владельцу даруют более высокий пост. Но в таком случае рядом должно быть его оружие.
За то время, пока его несли и выкладывали,
А когда разглядела саблю, предположение стало уверенностью.
Богатые ножны, тусклое серебро наполовину выдвинутого клинка, гарда в виде плоской чаши украшена рельефными фигурками танцовщиц, длинная рукоять вмещает поперёк полторы мужских и две узких девичьих ладони...
Легены проникли в мой эдинерский дом и забрали Тергату.
Можно было тряхнуть кистью руки - и моё воплощённое магистерство покатилось бы по столешнице и дотронулось до лезвия крошечным щитом. Почти символ. Впрочем, несостоявшийся.
Та-Циан замолчала.
– А о чём там говорили? - ввернул своё любопытный Дезире.
– Это не разговор, мальчик. Даже не как тогда со мной. Так как надо было не ввести в ближний круг, не поднять, а по сути лишь утвердить на высоте, Джена по всей форме привели к присяге. С доманов ничего подобного не требуют, хотя они произносят нечто похожее и ведут себя так, будто их клятва - это наглухо склёпанный пояс. Да, точный текст... Его я, конечно, помню. "Вяжу себя клятвой и окружаю словом". Это обыкновенный зачин, который говорят, приняв оружие на раскрытые ладони. "Обещаю - по мере сил моих и сверх земных сил моих - держать древний закон прямо и землю мою в целости. Соблюдать то, что должно свершиться, и отсекать уклонения. Да не будет мне в моих делах весов более точных и судьи более сурового, нежели честь моя и моя совесть. Но ежели изменю себе или не в силах буду свершать должное, да обернётся против меня мой клинок, на котором даю сие ручательство".
А далее полагалось бы одному из легенов опоясать нового собрата мечом, вернее, поясом с уже подвешенной к нему саблей, или самому собрату принять её из рук и прицепить к кушаку. И потом только надеть силт на средний палец правой руки. Каорен, которому поручили действо, сделал только второе. Тергату оставили лежать - до завтра.
Халиф на час. Воспользоваться своей властью-однодневкой он мог бы, ему, безусловно, такое позволят, но это не к лицу тому, кто от рождения несёт свою гордость как боевой штандарт.
И снова был вечер с обилием рукотворных огней. И вновь - ночь, неотличимая от здешнего дня. Мы были под стражей, но в наши дела она не вмешивалась; одиноки, но рядом. Не спрашивали друг друга - что с кем будет после того, что неотвратимо. Но и так понимали: кто не делится властью, принимает на себя полноту ответственности. Кто тщился проложить русло широкой реки, но кончил тем, что еле удержал в своей ладони исток, не достоин ни милости, ни пощады.
– Как-то это не по-человечески, - пробормотал Рене, светлый мальчик.
– Если смотреть с точки зрения Рутена, "это" кажется фабрикацией обвинения, возведением напраслины и так далее, - заметила Та-Циан.
– Только вот в Динане лишь подобными вещами и живы. Сплошная и предельная искренность. Никакой лжи, никакого поклёпа, всё на... как его? Чистом сливочном масле. Здесь давно так не говорят, а масла такого и вовсе не пробовали.
Так вот, я спросила:
– Как думаешь, после оглашения приговора тебя уведут сразу или промедлят?
– Думаю, заберут без запинки, - ответил Джен. - Свобода мне ни при каком раскладе не светит. Имею в виду телесную.