Осень матриарха
Шрифт:
– А как же. Совершенство природы, - хмыкнула Та-Циан.
Конечно, Рене сбегал в ближний магазин за сметаной, принёс какую-то особенную малокалорийную ряженку со сливками - чтобы внутрь легче проскакивало. Опять же баловень Дезька не любит вкус холестериновых бляшек...
– Какие у меня бляшки! - возмутилась Та-Циан. - Да у меня давление лучше космонавтского!
Так и провели день - получая разнообразные удовольствия, а для пикантности перемежая их с мелкими неприятностями вроде мытья грязных мисок (Та-Циан) и беганья друг за другом по коридору с лопаткой для переворачивания оладий (отроки).
Та-Циан,
– Весна, во всей природе сплошь юные силы бурлят, а тебя заставляют брать свои собственные измором. Как-то неправильно получается.
– Что касаемо природы, - заметил Дезире, - люди только и делают, что пытаются от неё отчураться. Будто сами не из глины сделаны. Сперва загнули салазки животному и растительному миру, а теперь хватились подлечивать язвы и поворачивать течение вспять. Но по-прежнему любую пакость в себе объявляют наследием дурного, скотского своего происхождения, то есть природой, и вытравляют. Вот бы себя самих истребили как ошибку или неудачную ветвь эволюции - и то куда как лучше.
– Ты так красноречив, что прямо не узнать, - сыронизировал его товарищ.
"И так рассуждаешь, словно и не ты приложил руку (вернее, клыкастый ротик) к последнему феномену".
Дезире услыхал мысль хозяйки:
– Наши кровопускания никого не приканчивают сразу. Мы бы и вообще рады были бы обратить кого-нибудь по писаному правилу, но там же совсем нет сырья. Избавление от микробов называется стерилизацией, а не убийством и уничтожением. Им мешают размножаться - а однодневкам и того хватит.
– По-вашему, мы однодневки?
– Вы, госпожа? Как можно, - смутился прямодушный Рене.
– Ну, или болезнь природы - судя по тому, что вы употребляете медицинскую терминологию.
– Куда как близко, - кивнул он.
– И, получается, от ваших махинаций страдает плодородие?
– Плодливость, - Дезире широко раскрыл невинные глаза. - Говорите, я изобрёл неологизм? Даже и не так. Человечество не будет сильно уменьшаться в количестве: правильные матери будут зачинать от правильных мужчин и рождать правильных детей, на которых стерилизация не подействует.
("Правильных. Истинных? Он нарочно проговаривается, как раньше я сама? Я и мальчишки обманываем друг друга, так сказать, крест-накрест?")
– Знаете, госпожа, я читал, - снова вмешался Рене.
– Природа есть воплощение Святого Духа. Она пытается себя защитить от эгоистического размножения людей. Потому что человек вытесняет собой то, что должен поддерживать и выращивать. Устроился в природе так, что продвигает одного себя. Сама природа оберегает свой приплод, но не благоговеет перед ним подобно человеку.
– Люди на самом деле никогда не ценят своих младших, - уточнил Рене.
– Только и делают, что вяжут по рукам и ногам и вбивают в них всякие комплексы. Помнишь ту умницу-психотерапевта, что она говорила? Нет никого без душевной травмы, полученной в детстве.
– Наверное, вы имеете в виду наше благоговение перед самой способностью чадородия? - спросила Та-Циан. Углубляться в дискуссию ей не хотелось: сама она не думала над вопросом, потому что наблюдала всё как есть. - Природа равнодушна
("Или её истинный облик нечеловечен и бесчеловечен, и лишь до поры до времени она творит из себя сад? - сказала она себе. - Пустыня, где двуногий пришелец гибнет в первый же раскалённый, как горнило, день или нежданно морозную ночь, полна жизни. В вечных льдах, где воздух замерзает, вылетая из ноздрей, и не успевает растаять, вернувшись в лёгкие, кишмя-кишат микроорганизмы. Подземная поверхность Земли, пригодная для жизни, куда больше наземной, хотя об этом не знают. Циркулирует множество слухов о туннелях, соединяющих континенты, о глубинных корнях великих цивилизаций (это куда более логично и требует меньше фантдопущений, чем легенда о космических пришельцах), о том, что само человечество зародилось в гигантских полостях карстов. Но не будем о том судить. Сейчас мне понадобится не истина, но слабый её аромат".)
– Мы, кажется, забыли о вашем десерте, - проговорила она вслух.
– Я не имею в виду калории, частично пропущенные через мой организм.
– Так за чем дело стало? - воскликнул Дезире.
– Мы все слух и повиновение.
– Дези, ты бы сначала кофе соорудил, - с лёгким укором произнёс Рене.
– Судя по виду госпожи, у него неплохие кроветворные способности. Хотя наука этого никак не подтверждает.
Через небольшое время та-Циан в самом деле изобразила из себя Шехеразаду.
– Так о чём я? Говорилось о моём ренегатстве - переходе на сторону другой религии, если считать ею саму Оддисену. О бунте. О бегстве. Любопытно мне, как даже имеющий семьдесят семь пядей во лбу сумеет укрыться от ветра, которым он дышит и который сам дышит везде, где захочет. Даже в Стране Эро, где, по достоверным сведениям, лишь один город, зато большой и вполне цивилизованный - пресловутая Роза Мира с её небоскрёбами и многорядным движением на улицах, Мекка плюс Медина туристов, а всё остальное - кочевья и перекочёвки.
Нет. Я не сумела бы уйти без ведома легенов, но могла попросить высоких не следить за мной. Могла пройти, куда мне надо, и под землёй: расчищенные туннели доходили до стен тайного укрытия. Но я поднялась наверх в сопровождении оставшегося побратима. В последние дни Керм следовал за мной неотступно.
"И уже тогда догадывался, что происходило с моими мужчинами, в отличие от меня самой, - думала Та-Циан, бросая своим пелеситам очередную приваду. - Хотя за полным раскрытием тайны понадобилось паломничать в Рутен".
– Чего я хотела? Отгородиться ото всех, как делают царственные вдовы. Облачиться в траур души и тела. Выждать наедине с собой, прежде чем ступить на ночную дорогу, которой так устрашился Джен напоследок.
Аньда провожал меня до самого потайного убежища, потому что его он не выдал бы никому, даже старшему из легенов. Почему - узнаете чуть позже. Да и выдавать оказалось нечего: уже пройдя внутрь камина и наполовину укрывшись за подвижной стеной, я подожгла фитиль, ведущий к заряду. Шпур, узкая скважина в теле скалы, был просверлен заранее самим Дженгилем. Да, помимо прочего, Керм должен был увести мою кобылу: не оставлять же было хорошую лошадь бродить где попало.