Осень матриарха
Шрифт:
А здесь Таригат буквально вросла корнями в натуральную почву... Ха. Страна Степей хоть и закрыта для вторжений сверху и со стороны, но не настоящими облаками. Никто не отрицал здесь самобытной и сложной культуры, даже развитой цивилизации. И никто за всю историю не именовал её Страной Городов.
– Валиулла, наши дети уезжают в Вард-ад-Дуньа, и что дальше?
Он усмехнулся быстроте и точности постижения (спустя целых полгода). Ответил кратко:
– Учатся. Больше там делать нечего. Ты ведь поняла, когда вспоминала Оксфорд, Кембридж и Лигу Плюща.
– Там университеты?
– Там всё: привычные Динану башни из камня и стекла, непригодные для жизни истинного человека, уютные краснокирпичные
– Управлять наши дети обучаются тоже?
Муж удовлетворённо кивнул:
– Конечно. Те, кто к этому способен и желает такого.
– А иностранные зеваки им вроде наглядного пособия по нескольким предметам сразу?
– Угадала, - на сей раз он ответил ей без обычной прыти.
Ошиблась ли, а ему было неловко солгать? Или подцепила на крючок своего вопроса неожиданно крупную добычу? Про иную архитектуру он обмолвился специально, а то, что было сказано до того, внезапно сделалось правдой в собственном духе Таригат: и есть, и по сути нет, ибо имеет мало значения.
Сезоны незаметно подменяли друг друга с поворотом годового колеса, которое по мере привычки словно убыстряло ход. В фразах, которыми Таригат пыталась описать это явление, то же происходило со звуками и словами - ни мысли, ни языку не было за что зацепиться.
Возможно, здешнее пространство-время скручивалось в своего рода свиток вокруг малых детей, - полагала Таригат, исходя неизвестно из какой логики. И Раима в таком явно главенствовала. Она была иная, чем дети Динана (да и Рутена тоже). Почти что такая, как здешние дети, - и всё же как бы крупнее, ярче. Непорочная и дочь Первоначальной, как втайне даже от себя звала её родная мать, Раима вырастала вольным деревцем, которому суждено процвести в столетиях. Вымахала по плечо взрослой женщине, как бы перелиняла и была непонятно в кого хороша: смугловатая кожа, волосы и брови цвета каштана, грозовые лиловые глаза. Сеголетки и старшие погодки едва доставали ей до плеча. В самом своём рождении беспримесная радость, во всём счастлива, любима людьми и удачей - как втайне полагала жена Божьего Друга, оттого, что появляясь на свет вообще не причинила ни ран, ни страданий. Ведь материнская любовь дочерей Евы рождается из сплава боли и ненависти к чаду, оттого уникальна и неповторима: ничего похожего в природе нет и быть не может.
Из-за дочери Таригат будто впервые заметила, что народ Валиуллы фатально сероглаз. В Благородном Коране изречение "Мы сделаем их всех светлоокими" означает кару: такие люди вскорости слепнут от ярости полудня из-за того, что в радужке отсутствует пигмент.
Однако зрение членов её рода было таким острым, что по точке в дневном небе они определяли, что за птица летит, а в ночном видели вдвое больше звёзд, чем она сама. И до глубокой старости никто не страдал ни катарактой, ни глаукомой.
– Предки сделали нам прививку от хворей, - упомянул вскользь Валиулла. Прозвучало это со значением, но Таригат не могла бы объяснить, что именно всколыхнули в ней его слова.
Отчего муж выступал почти единственным толмачом в беседе, которую вели она сама и окружающий мир? Ради одного лишь удобства, отвечала себе Та-Циан рутенской поры. Для чего ещё и заводить супруга, как не для подобных удобств.
Год от года возрастала уверенность динанской пришелицы. Уже никто не задумывался, откуда она родом, - если это и было предметом размышлений, если и не догадывались о том раньше, а теперь поняли.
"Я узнавала, - думала Та-Циан.
– Я в полной мере испытывала роскошь чистого ученичества. Ловила блескучие искорки знаков в шлихах, которые оставались после промывки здешнего песка. Составляла из лоскутков роскошный гобелен. Дремотная жизнь всех этих лет была внутренне насыщенной - ко мне постепенно приходило понимание".
Таригат жила, окружённая защитой: мир Степи оказался колыбелью, в которой зрели семена неведомого народа. Ей стоило бы дольше задержаться в трёх деревнях после тех слов деда, которые вытолкнули девочку из Леса. Может быть, ещё тогда бы поняла: лесные боялись, что из соединения скрытых в каждом из них телесных возможностей явится иное существо. Новое или древнее - кто скажет? Степь такое культивировала. Нащупывала путём всё более смелых проб. Лелеяла возникшие аномалии не в пуху - в огне. Испытывала на крепость и истинность и закрывала до времени небесным куполом, чтобы плод созрел.
Она сама была такой новой женщиной; и её дочери; и, скорее всего, многие - но в разной степени и сочетая в себе разное из некоего обширного набора свойств. Способность легко восстанавливать здоровье и уничтожать телесные повреждения (как раз тогда у хорошо пожившей Таригат разгладился давешний шрам). Умение с налёту овладевать сложнейшими знаниями и умениями. Дарить и принимать семя по собственному хотению. Производить на свет легко - словно и не тяготело над родом давнее Божье проклятие. Достигать цветущей зрелости лет в десять-двенадцать, плодоносной - в двадцать и пребывать в последнем состоянии сколь угодно долго. Что, кстати, вообще могло всех их взять?
"Я узнавала, вдыхала необычайное так просто, будто оно было растворено в воздухе. Я чувствовала редкую наполненность своей жизни. Я была счастлива - хотя это ощущалось как отчасти ненормальное, даже тягостное состояние. Оттого как я ни желала перемен, но торопить их казалось ни к чему".
Она достигла некоего совершенства - и Терги смилостивились: подарили ей врага.
Он и его младшие спутники явились в селение, когда Дзерен произвела на свет первенца - смуглую и кучерявую девочку с глазками словно из голубого льда: так сочетались в них исконная младенческая муть с родовым серебром. Стоял разгар весны, на росных лугах блеяли новорожденные ягнята, пастушьи собаки зло и тревожно гавкали на незнакомцев, главарь которых сидел в седле не по-здешнему прямо, не пригибаясь и не поворачиваясь в талии. Кудри, что выбились из-под шапки и веером рассыпались по плечам, были тёмно-русые с проседью, того же цвета бородка подчёркивала впалые щёки, и смотрели вперёд, не уклоняясь, белые глаза с червонным отблеском внутри.
Старший брат родильницы и, по древнему обычаю, самый близкий человек для безымянной малышки. Главней отца и мужа, значительней всего мужнина окружения. Почитаемый шурин Валиуллы. Идрис ибн Ладо Снежный Барс.
XVI. СЛЕПОЙ СТРЕЛОК ИЗ ЛУКА. Окончание
На красноватый отблеск мальчики явно клюнули - что до Та-Циан, золото пришло ей в голову лишь по аналогии с серебром. Что за несчастье с избитыми сравнениями: так и норовим срастить металл с живой материей и вообще забросить его на небо. Свинцовые тучи, например, или золотая зорька.