Особые приметы
Шрифт:
— Извините меня, пожалуйста, за мой вид. Ваш муж просто заставил меня прийти сюда.
— У нас и у самих дома немножко богема, — сказал доктор. — Даже учитель часто говорит: «Вы живете, как художники», — не правда ли, солнышко?
— Налить вам вина? — спросила женщина.
Антонио любезно улыбнулся и залпом проглотил темную приторную жидкость.
С того самого момента, как он вошел в этот дом, он чувствовал себя словно в ловушке и жалел только, что никак не может решиться и под любым предлогом встать и уйти. Доктор перевел разговор на политику. В то время как жена его наливала Антонио вторую рюмку, хозяин с разочарованным видом разглагольствовал о том, что жизненный опыт и возраст сделали его скептиком.
— Люди моего поколения — не трусы, Рамирес. Мы просто осторожны, потому что у нас есть все основания быть такими. Жизнь припасла нам достаточно ударов, мы ею научены, понимаете?
— Да.
— Лезть в
— Чрезвычайно точно.
— В молодости я тоже хотел исправить зло: общественная справедливость и всякое такое. Спасать ближнего… Пока в один прекрасный день не понял, что ближний вполне доволен своею долей и вовсе не намерен спасаться. Хотите еще вина?
— Чуточку, спасибо.
— Единственно, что нужно стране, — это деловые люди, способные и предприимчивые, которые умели бы делать деньги; которые умели бы их вкладывать и получать от них плоды… Это они способствуют движению нации вперед, а не романтики вроде нас с вами… Помните, я говорил вам о доне Гонсало?
— Да.
— Вот он — образец такого человека. Я знаю, завистники вам, должно быть, наболтали о нем с три короба: мол, состояние его темного происхождения, мол, разбогател он на черном рынке… Ну что ж, пусть даже все эти россказни верны — это не имеет никакого значения, абсолютно никакого. Сегодня нам нужен современный, деловой человек. Дон Гонсало — только он, и никто другой, — наладил промышленное производство в селении, новыми глазами взглянул на здешние земли, сумел привлечь сюда туристов. И если люди живут здесь лучше, чем прежде, то этим они обязаны дону Гонсало. Словами сыт не будешь… Хотите еще вина?
— Спасибо.
— Больше всего привлекает меня в людях этого типа их поразительная изобретательность… Вы удивляетесь?.. Дон Гонсало прежде всего — творец идей, человек, необычайно чуткий ко всем новшествам и запросам; прагматик, который умеет увидеть собственную выгоду в любой ситуации или конъюнктуре. На днях зашел разговор о вас, и он сказал мне: «Для меня безразлично — коммунист, анархист или что там еще, мне все равно. Одного я не прощаю — когда проигрывают. Будь я знаком со Сталиным, я уверен, мы бы с ним нашли общий язык. Но Сталин — это одно, а те, кто его терпел, — другое. Мир принадлежит и всегда будет принадлежать людям с головой».
— Я вижу, вам понравилось вино, — сказала жена, наливая Антонио новую рюмку.
— И потом я считаю дона Гонсало человеком гуманным в полном смысле слова. Простой народ, глядя со стороны, считает его жестким, но люди ошибаются. Мы, которые имеем удовольствие общаться с ним часто, знаем такие стороны его жизни, о которых другие и не подозревают: он примерный отец семейства, всей душой предан жене и детям, он так внимателен и мил с гостями… У меня были случаи убедиться в его исключительной доброте, поистине трогательной… Не знаю, известно ли вам, что каждый месяц он посылает чек в сиротский приют в Мурсии. Поверьте мне, его щедрость безгранична.
— Ой, сколько вы пьете!
К концу ужина Антонио почувствовал, что он пьян, и слова доктора доходили до него словно в ватной обертке, отчего казались однообразными и бесцветными. Женщина по-прежнему не спускала с него холодно-любопытных глаз, и когда они все трое поднялись из-за стола пить кофе, Антонио, отговорившись спешным делом, распрощался.
Воздух, свежий и бодрящий, словно ласка, заполнил легкие. Люди рано разошлись по домам, и на террасах кафе было пусто. Селение вдруг представилось ему гигантским кладбищем, где каждое окно было могилой, каждое здание — мавзолеем мечты или надежды. Страна не ощущала, как текут дни, а их дни, дни, отведенные детям этой страны, были ужасающе быстротечны.
Приторный винный привкус во рту мешал думать: куда идти? Что делать? Как отомстить? Дикая и невозделанная, залитая солнцем земля, сколько еще поколений из его племени должны потерпеть поражение? Сколько дней, сколько недель, месяцев, лет еще будет она необитаемой? Он прошел через площадь перед статуей Скорбящей богоматери работы Салсильо. Распятый бог его предков не спал: раскинув мертвые руки, караулил пустоту. Немой и бесчувственный к людской боли, этот бог бесстыдно, точно пиявка, питался бесполезными молитвами людей. Антонио быстро пошел по круто идущей вверх улочке и, пройдя немного, остановился и спросил у молодого парня, как найти проститутку.
— Второй поворот направо, приятель. Домик с фонарем.
Он колотил в дверь кулаком, и скоро ему открыла крепкая девушка, краснощекая, с каштановыми волосами и ярко накрашенными губами. Увидев его, она прижала руку ко рту, еле удерживаясь,
— Что такое? — спросил Антонио.
— Ничего, — пробормотала она. — Напугалась.
— Из-за бороды?
— Я знаю, кто вы такой и почему приехали в селение… На днях я видела вас издали еще с одним сеньором… Вот бы уж не подумала…
— Что не подумала?
— Не знаю… Мне про вас рассказывали… В жизни не подумала бы, что увижу вас здесь… — Девушка смущенно улыбнулась. — Ой, да мне на вас и смотреть-то боязно…
— Я пришел не для того, чтобы ты на меня смотрела.
— Не для того, сеньор.
— Ну, иди, делай свое дело и помалкивай…
Четверг, 21-е. В 9.30 появляется Горилла. В 12.30 он входит в бар «Пичи», где уже находятся Цыган и Синий. В 12.55 они выходят втроем, и на улице Вильядомат Цыган останавливается поговорить с человеком, которого назовем Гималайя. Через пять минут они расходятся, и Гималайя садится в «сеат-600» Б-147201. Цыган и Синий теряются из виду. Горилла идет на вокзал MCA и бросает в почтовый ящик письмо. Наши сотрудники вскрыли письмо, в конверте — торговая реклама на имя Карлоса Ореля, Перпиньян, улица Ветрак, 20, проживавшего ранее в Альмогаваресе, улица Премья-де-Мар, 8. Сотрудники, следовавшие за Гого, сообщают, что она пересекла границу без происшествий; удалось сфотографировать ее паспорт.
Пятница, 22-е. В 1.15 приезжает Горилла и идет в мастерскую к Синему. Вместе они идут в бар «Пичи». Потом расходятся, и Горилла пешком идет по улице Энтенса, до перекрестка улицы Инфанты Карлоты и шоссе Саррьа. В 11.45 он встречается с Цыганом в баре «Руэдо». Они идут по улице Лондрес и на углу улицы Урхель вступают в разговор с человеком, которого назовем Смуглый: 35 лет, рост 166 см, худощавый, черноволосый. Они идут в бар «Коломбиа». Смуглый достает из папки бумагу и показывает ее Горилле. Слышали, как тот сказал Смуглому: «Все равно — один или много». В 14.30 они прощаются, и Смуглый идет на улицу Травесера-де-лас-Кортс, 390. Цыган и Горилла остаются вдвоем. Заходят пообедать в ресторан. Горилла передает Цыгану портфель черного цвета. Не спеша они спускаются по улице Урхель и идут к «Пичи». Заходят в бар, там Синий с Кудрявым пьют кофе. В 17 часов Горилла с Цыганом выходят из бара, в 17.45 выходят Кудрявый и Синий. Синий идет к себе в мастерскую, Кудрявый — на проспект Хосе-Антонио. Через несколько минут он теряется из виду в уличном движении.
Вторник, 26-е. В 8.30 Горилла с Сойкой едут на такси с чемоданами в Альмогаварес, Премья де Мар, дом 8, на старую квартиру Карлоса Ауреля. Через два часа Горилла со светлым портфелем садится на поезд, на площади Паласио берет такси и едет в мастерскую к Синему. Вместе они идут в бар «Пичи», через пять минут выходят обратно, и Горилла идет на перекресток улиц Рокафорт — Арагон. Как только он доходит до этого места, рядом с ним останавливается «пежо» № 4703 Р1-75. Время — 12.01. Из машины выходят женщина и мужчина, мужчина похож на иностранца, обозначим их соответственно Эскучи и Кокто. Эскучи обнимает и целует Гориллу. Кокто пожимает ему руку, потом лезет в машину и достает чемодан. Светлый портфель, должно быть, остается в машине, потому что больше его не видели. Эскучи и Горилла останавливают такси и отвозят чемодан на квартиру к Цыгану. Оставив машину на стоянке рядом с магазином «Эль-Агила», Кокто прогуливается один по центру (похоже, он хорошо знает город) и пьет аперитив в баре «Эстудиантиль». В 15.30 Горилла входит в мастерскую к Синему. Приезжает Кокто; Синий заводит «пежо» в мастерскую и опускает металлическую штору на входной двери. Горилла и Кокто находятся внутри около получаса, а Синий между тем сторожит на улице. Затем Горилла и Кокто выходят, выводят машину и едут на площадь Испании, к Паралело, и немного спустя теряются в уличном движении.
Вторник, 26-е. Эскучи оказалась Эулалией Миральес Бадиа, арестованной в 1947 году и переданной особому Трибуналу, разбиравшему дела масонских и коммунистических организаций, за то, что работала связной в ЕСПК; в 51-м году была освобождена и через два года уехала во Францию. Кокто — Роже Даниэль Алеви, родившийся в 1916 году в Оране, по национальности француз, паспорт № 847321, выданный в Париже 15 июля 56-го года; выяснилось, что 14 апреля 60-го года он был зарегистрирован в отеле «Рехина», Барселона, судя по чему можно предположить, что пребывание его в нашем городе уже тогда было связано с выполнением некоего подпольного задания.