Особые приметы
Шрифт:
Тессье любезно поздоровался с тобой за руку и провел в гостиную. На диване, свернувшись клубком, спал черный кот. Из проигрывателя вполголоса неслось «La lecon des T'en`ebres» [67] Куперена.
— Robert Nouveau m’a pri'e de l’excuser aupr`es de vous. Etes-vous au courant de la nouvelle?
— Quelle nouvelle?
— Le Front de Lib'eration National Alg'erien a d'eclench'e une nouvelle offensive terroriste contre les forces francaises [68] .
67
«Урок тьмы» (франц.)
68
— Робер Нуво просил извиниться за него перед вами. Вы слышали новость?
— Какую новость?
— Национальный алжирский фронт освобождения начал новое террористическое наступление против французских войск (франц.)
Он устроился
— Nous avons 'et'e pr'evenus avant hier par un des dirigents… Il faut orchestrer tout de suite une campagne de presse pour soutenir son action. Nonveau et moi nous avons r'edig'e le brouillon d’un appel `a l’opinion qui est actuellement entre les mains de Cazalis [69] .
Его прервал резкий телефонный звонок. Ты поднялся с кресла и стал рассматривать стоявшие на полках книги. На другом конце комнаты тихонько вибрировал приятный тенор. Тессье, сидя на валике дивана, пристально смотрел в окно.
69
— Нам сообщил об этом позавчера один из руководителей… Надо немедленно организовать кампанию в прессе в защиту их действий. Мы с Нуво набросали черновик заявления для печати, оно сейчас у Казалиса (франц.)
— Un Alg'erien?… Dis-lui de venir chez moi… Non, je ne bouge pas… La r'edaction?.. C’est surtout Nouveau qui l’a faite… Qu’est-ce que tu en penses?.. Trop d’adjectifs, n’est-ce pas?.. Bon, tu peux m’envoyer une copie `a la maison… D’accord… Oui, je te pr'eviendrai d`es qu’il arrive… [70]
Когда он повесил трубку, ты опять вернулся в кресло, а он закурил сигарету и мягко тебе улыбнулся.
— Nous ne dormons pratiquement pas depuis quarantehuit heures. Je viens de le dire `a l’instant `a ma femme: je me sens un peu comme ^a l’'epoque o`u je suis entr'e dans la R'esistance… [71]
70
— Алжирец?.. Скажи ему, чтобы он зашел к нам… Нет, никуда не ухожу. Кто редактирует?.. В основном его писал Нуво… А какое твое мнение?.. Слишком много прилагательных, правда?.. Ну, ладно… Можешь прислать мне копию… Договорились… Да, я предупрежу тебя, как только он придет... (франц.)
71
— Практически мы не спим уже сорок восемь часов. Я только что сказал жене: я чувствую себя почти так же, как в прежние дни, когда вступил в Сопротивление… (франц.)
На этот раз позвонили у дверей, и Тессье, жестом извинившись, вышел. Через несколько минут он вернулся вместе с двумя женщинами и мужчиной, которые были тебе незнакомы. Вас представили друг другу, и наступило долгое молчание.
— Vous voudrez bien me pardonner mais je dois tra^iter d’un probl`eme ungent avec mes amis. Si vous pouvez m’attendre un peu?..
— Peut-^etre serait-il mieux que je vienne un autre jour?
— Comme vous pr'ef'erez, mon cher ami. Vous n’avez qu’`a me t'el'ephoner et je vous fixerai un rendez-vous avec Nouveau.
— Quelle date vous conviendrait le plus?
— La semaine prochaine, par exemple. Choisissez vousm^eme le jour, n’importe lequel. Je suis tous les matins chez moi [72] .
Он стал прощаться с тобой, и при этом на лице у него было выражение отсутствующее и в то же время озабоченное, и ты, разочарованный неудавшейся встречей, заставил себя выждать несколько дней, прежде чем решился ему позвонить. По телефону ответил он сам удивленным и в то же время любезным тоном, и, когда ты напомнил ему о намечавшейся встрече за круглым столом с греками и португальцами, он печально сообщил тебе, что Нуво уехал в Алжир и вернется в Париж не раньше чем через несколько дней. Он сказал, что Комитет друзей алжирского народа, созданный французской интеллигенцией, должен собраться на квартире у Казалиса, и пообещал своевременно сообщить о дне и часе, чтобы и ты пришел. Насколько тебе помнится, он ни словом не упомянул об Испании.
72
— Я очень прошу меня извинить, но нам с друзьями нужно обсудить срочный вопрос. Может быть, вы подождете меня немного?..
— Не лучше ли мне прийти в другой раз?
— Как вам удобнее, дорогой друг. Вы позвоните мне, и я устрою вам встречу с Нуво.
— Когда мне позвонить?
— На будущей неделе, например. Выберите сами любой день. Я по утрам всегда дома (франц.)
Ты звонил ему еще два раза, прежде чем до тебя окончательно дошло, что заботы о твоей стране решительно выпали из сферы его пристрастий. Превратности войны в Алжире, Суэцкий кризис, драматические события в Венгрии и Польше полностью поглотили всю до капли энергию его друзей, а между тем донкихотская борьба Антонио и твоих товарищей против тупого и косного испанского общества и его всемогущих стражей задыхалась в грязном пропагандистском чаду опустошающих и бесполезных Годов Мира. Что же касается Жерара Бонда, отделившегося от остальных по причине политических и чисто личных разногласий, то он провел несколько месяцев в Малаге, только не организовал там, как он собирался раньше, вооруженного восстания. За то время, что он там пробыл, он лишь написал коммерческую книжонку с метафизическими потугами, которая после его возвращения в Париж была единодушно поддержана буржуазной критикой и получила Гонкуровскую премию.
Четверг, 27-е. В 9.20 приезжает Горилла. В баре «Пичи» встречается с Цыганом и еще одним человеком, которого назовем Асдрубал. Втроем они идут по улице Энтенса, и, когда проходят мимо одного из полицейских агентов, тот слышит, как Горилла говорит остальным: «Вы знаете, я на вас надеюсь». Они возвращаются в «Пичи», Горилла отделяется, идет в бар «Эскосес» и встречается там с человеком, у которого сверток в газетной бумаге и которого назовем условно Эль-Вити. Они доходят до перекрестка Вильядомат-Консехо-де-Сьенто, и там Эль-Вити пропадает из виду. Горилла возвращается со свертком в «Пичи», разговаривает с Цыганом и Асдрубалом. Через 5 минут он выходит вместе с Цыганом и, прощаясь, отдает ему сверток. Горилла едет на улицу Байлен, 35, и примерно через час появляется вместе с Сойкой и Эскучи. На площади Тетуан Сойка от них отделяется. Горилла и Эскучи заходят в бар «Пакито». Там за стойкой — Цыган, в руках у него долгоиграющая пластинка на 33 оборота, купленная в магазине «Белтер». Он передает пластинку Горилле, расплачивается и уходит. Горилла и Эскучи идут дальше, вниз по проспекту Сан-Хуан и на углу Ронда — Сан-Педро встречаются с Эль-Вити, у которого на этот раз большой чемодан зеленого цвета, судя по всему, довольно тяжелый. Горилла берет чемодан, а пластинку отдает Эль-Вити. Этот последний садится в такси и пропадает из виду.
При проверке Асдрубал оказался Франсиско Пейро Коломером, проживающим в Барселоне, по улице Офисиос, 37; ранее ни в чем не замеченным.
Понедельник, 1 декабря. В 9.45 приезжает Горилла и направляется домой к Цыгану. Через 10 минут выходит и на автобусе едет в мастерские «Орион». Ламбретто и Лапа идут с ним вместе в бар «Лас-Антильас». Пробыв там полчаса, они расходятся. Горилла на трамвае едет до Энтенсы, входит в бар «Мариола», как будто кого-то ищет, и потом идет в мастерскую к Синему. Возвращается домой к Цыгану и в 16.10 вместе с ним идет к остановке метро Вергара. Немного спустя он встречается с Анибалом и другим, которого назовем Кодесо. Все четверо идут вверх по улице Бальмес таким образом: Горилла с Анибалом, Цыган с Кодесо. Поравнявшись с семинарией, Горилла открывает пакет, который нес Цыган, и что-то объясняет Анибалу относительно содержимого пакета. Они возвращаются к остановке Вергара и там расстаются. В 18.40 Горилла и Цыган приходят в мастерскую Синего, и все втроем идут в «Пичи». Поговорив 20 минут, расходятся, и Горилла возвращается к Сойке.
Анибал оказался Хусто Марино Губерном, проживающим в Сабаделле, по улице Мадригал, 7. Он — профсоюзный деятель, паспорт № 78562, выданный в феврале 1960 года.
Вторник, 2-е. Горилла приезжает никем не замеченный. В 12 часов обнаруживается на улице Рокафорт; он идет к тому месту, где в прошлый вторник встречался с Гого, Кокто и Эскучи. Никого там не застав, направляется в бар «Пичи», где его ожидают Цыган и Синий. Потом возвращается на угол Рокафорт — Арагон и идет, не останавливаясь и не взглянув в ту сторону, где в прошлые разы происходили встречи. Вечером он снова появляется там с Эскучи, и сначала он, а потом она проходят несколько раз мимо этого места, но связного не обнаруживают. Добавим, что, когда Эскучи подходит к этому месту, она вслух говорит: «Улица та самая… Ну, конечно, здесь». И тут же для большей верности спрашивает у человека, случайно оказавшегося сотрудником, ведущим наблюдение: «Скажите, пожалуйста, это улица Рокафорт?» В 17 часов они садятся в такси и едут на вокзал MCA. В 20.20 приходят к Сойке, и в 21 час наблюдение за домом снимается.
Он мог опять предаваться своим мечтам, купаться в холодном море у Орнильо, спать с проституткой, заточенной в доме на холме, переводить страницу за страницей тяжеловесного метафизического труда, без устали беседовать с рыбаками в баре Констансио. Но он по-прежнему жил и двигался в мире двусмысленном, в мире, где слова теряли свое первоначальное значение и приобретали смысл ускользающий и переменчивый, словно легкие облака под ветром. Свобода и заключение смешались в этой нечеткой действительности, и временами ему казалось, что уже невозможно вырваться из этого прочно сцепившегося зубьями механизма. Время плелось черепашьим шагом, тянулись дни томительного существования, и Антонио не покидала опустошающая уверенность, что жизнь его проходит бесполезно, неоправданно и пусто, как и у всех остальных его соотечественников.
Проститутка простила ему грубость первой встречи, и теперь, когда он приходил, ее большое и крепкое тело встречало его с заученной нежностью. В конце дня, как две капли воды похожего на все остальные и столь же однообразного, он чувствовал себя уверенней, погружаясь в ее плоть, кусая ее податливые и мягкие груди, — хоть на несколько минут ему удавалось забыть тиканье часов.
Привычки стали обычаем, и, когда в конце октября погода испортилась и пришлось отказаться от купания, Антонио по-прежнему совершал прогулки на велосипеде и, сидя на скале напротив острова Монаха, часами смотрел на пугливый полет птиц, на застывший, обезлюдевший пляж и слившиеся в сером объятии небо и море.
В день всех святых он целый вечер провел в баре Констансио, играя в домино с рыбаками, а потом, предупредив мать, пригласил Фермина с ним поужинать.
— Курзал подойдет? — спросил Антонио.
— Где хочешь, — ответил Фермин. — Мне все равно.
Они прошли Главной улицей до Пасео. Последние отдыхающие разъехались еще несколько недель назад вместе с кормилицами и детьми, и неоновые огни светились вяло и печально. Клубный ресторан ни капельки не изменился со времен его встреч с Лолитой. Они сели за столик в углу зала — посетителей еще не было, официанты бродили точно тени, — и Антонио заметил стол, накрытый на двенадцать персон, в центре которого красовался пышный букет цветов. Принимая у них заказ, официант сообщил, что стол этот заказан доном Гонсало.