Чтение онлайн

на главную

Жанры

Особые приметы
Шрифт:

Зал ответил еще более шумными аплодисментами, доктор Карнеро поклонился направо и налево, затем встал за кафедру и вынул из внутреннего кармана своего длиннополого пиджака пачечку исписанной бумаги. Дождавшись тишины, зычноголосый продолжал свою речь. Прежде всего он заявил, что напоминать присутствующим о том, кто такой доктор Карнеро, — излишне. Это человек, который благодаря своим высоким духовным качествам и светлому уму снискал всеобщую любовь и восхищение. Уроженец Оренсе, сын бедных родителей, доктор Карнеро с самого раннего возраста познал все страдания и несправедливости, выпадающие на долю представителей национальных меньшинств в условиях феодального строя и реакционного монархического режима. Восьмилетним ребенком он уже работает в поле вместе с родителями, пытаясь своим детским трудом облегчить их тяжелое материальное положение, — и так до пятнадцатилетнего возраста. На мальчика обращает внимание сельский учитель Элисео Санчес, человек свободолюбивых убеждений, и обучает его чтению и письму. Юному Рафаэлю не исполнилось еще и двенадцати лет, когда учитель дал ему прочесть книгу незабвенного Бакунина, которой суждено было совершить в душе подростка подлинный переворот, — этот эпизод превосходно рассказан самим доктором Карнеро в его мемуарах «Закалка борца», опубликованных в Мехико и приобретших широкую популярность во многих странах мира. Начиная с этого момента доктор

Карнеро настойчиво и целеустремленно читает произведения революционных писателей и публицистов, приобретая идейный багаж, учась владеть теоретическим оружием, столь необходимым в той неустанной битве, которой он посвятил впоследствии всю свою жизнь. Восемнадцатилетним юношей доктор Карнеро приезжает в Мадрид; все его богатство — мозолистые руки рабочего и благородное сердце патриота. Здесь, в Мадриде, он впервые подвергается аресту и знакомится на собственном опыте с мрачными тюремными застенками, этим оплотом бурбонской монархии. Доктор Карнеро мечтает о свободной Испании, об Испании, сбросившей цепи. Наглым угрозам мауровских [78] жандармов он противопоставляет твердость и цельность бесстрашного политического бойца, как об этом рассказано в великолепной сцене из первого тома названных «Мемуаров», несомненно хорошо запомнившейся всем здесь присутствующим. В двадцать три года доктор Карнеро выступает в газете «Ла баталья» с резкой статьей, беспощадно разоблачающей преступную, антинародную деятельность испанской церкви. С этого дня плодотворная публицистическая работа становится неотъемлемой частью жизни доктора Карнеро, которую он без остатка отдает общественному служению во имя торжества идеалов Республики и свободы. Вся его последующая политическая деятельность: борьба против офицерских хунт и диктатуры Примо де Риверы, выдающиеся заслуги в период утверждения Республики 31-го года, неутомимая работа на боевых постах, когда в 36-м году вспыхнул военный мятеж, это восстание преторианцев нашего времени, и позднее, в годы изгнания, — все это происходило уже на нашей памяти и является достоянием истории, ибо доктор Карнеро стяжал славу, не ведающую рубежей и границ: В этом вы сможете убедиться, если обратитесь к книге «Темная ночь Испании», произведению, созданному доктором Карнеро с целью преподать политический урок и указать верный путь новым поколениям испанцев, — как известно, взыскательная мировая пресса дала книге самую восторженную оценку. Вот почему присутствие доктора Карнеро в этом зале уже само по себе символично — оно символизирует собой пламенное братство, которое восторжествует в Испании завтрашнего дня, когда все силы эмиграции соединятся в едином стремлении освободить угнетенные национальности нашей родины, стонущие под сапогом кровавой диктатуры.

78

Мауровские жандармы. — По имени Антонио Маура — испанского политического деятеля, монархиста, неоднократно возглавлявшего в 10-20-х годах испанское правительство; проводил политику жестоких репрессий в отношении рабочего класса Испании.

Вновь грянул взрыв рукоплесканий. Доктор Карнеро поблагодарил публику легким наклоном головы, старательно пристроил на носу очки и разложил на кафедре свои бумажки.

— Дамы и господа! — Обращение прозвучало с такой силой, что Альваро показалось, будто оратор говорит в микрофон. — Биографы рассказывают, что однажды ранним январским утром римляне были удивлены, увидав старца Микеланджело, который брел по улице, держась за стены домов. Его спросили, куда он идет, дрожа от холода и немощи, и он самым обычным тоном ответил: «Я иду в школу. Быть может, я там узнаю что-нибудь новое для себя». Шестидесятилетнего Хоакина Косту, нашего великого Учителя, парализованного вследствие полиомиелита, вызвали как-то раз в Мадрид, где ему предстояло выступить в палате депутатов с материалами, разоблачающими гнусный законопроект, состряпанный оголтелыми мауристами. Прямо с вокзала, не заехав даже в гостиницу помыться с дороги, этот благородный страдалец попросил отвезти себя в Атеней, где через несколько часов друзья нашли его ушедшим с головой в книги, целыми кипами громоздившиеся перед ним на столе…

Происходящее было ново и непривычно для Альваро, — однако удивление первых минут миновало, и он стал осторожно коситься по сторонам, наблюдая за реакцией слушателей, — своему впечатлению он не доверял, так как был слишком утомлен, да к тому же давало себя чувствовать и действие выпитых р’tits calva. Господин, открывший собрание, и оба компаньона доктора Карнеро заняли на эстраде места справа от трибуны и благоговейно внимали неторопливому течению речи оратора, их лица излучали тихий восторг. Старичок с красным платком, сидевший возле Альваро, расплылся в блаженной улыбке; полковник Карраско, опершись на набалдашник трости, казалось, окаменел от внимания. Его соседи одобрительно кивали головами, обмениваясь время от времени умиленными взглядами, выдававшими полнейшее единомыслие. Альваро остро ощутил свою непричастность к этому братскому сообществу и, ища спасения, устремил взгляд на экс-министра торгового флота: черты бывшего министра изображали самое неподдельное восхищение; со всей возможной почтительностью смотрели на оратора арагонские анархисты; парень в вельветовой куртке застыл, осклабившись, чуть ли не в экстазе. Молитвенная тишина царила в зале, как в церкви в минуты причастия, и чуть хрипловатый голос доктора Карнеро заполнял помещение, обретая то вибрирующую мелодичность, то металлическую резкость, то суровость, то драматические или насмешливые интонации.

— «Вашему интеллекту недостает тонкости», — заявил как-то Луису Бонафу некий читатель, изъяснявшийся весьма жеманно и походивший всей своей повадкой на выученика иезуитской коллегии. Титан Пуэрто-Рико (я имею в виду не только остров Антильского архипелага, но также популярное кафе на площади Пуэрта-дель-Соль) возразил: «С меня довольно и того, что интеллект мой достаточно мощен и с одинаковой силой проникает в глубь предмета и охватывает его вширь, а прочее меня нисколько не волнует». В высшей степени справедливая точка зрения: прочее додумываешь сам, оно — как бы мелочь на чаевые, пустяковое дополнение к сумме основных расходов. Хулио Ферри говорил, что талантливость по существу — зла. Но инерция и апатия не суть проявления доброты, нет, это проявления уклончивости и нежелания что-либо делать; иными словами, они равнозначны отречению человека от своей сущности, от самого себя, от солидарности с другими людьми, равнозначны тореадорской игре с принципами морали, неуважению к окружающему тебя миру. Политик и публицист должен обладать сердцем пламенным, как огнедышащий вулкан, и щедрым, как девственный тропический лес. Его мысли и чувства должны быть слиты воедино, спаяны намертво. Он должен действовать, не забывая, что политика — это сражение, вечный бой. Витиеватость изысканного красноречия, манерные украшения и финтифлюшки, быть может, и уместны где-нибудь в будуаре, в дамской

парикмахерской или в гостиной, где собираются разряженные светские куклы, но им нечего делать на поле сражения и на ринге, там, где решаются вопросы, от которых иной раз зависят исторические судьбы целого века или народа, а ныне — и самое существование расселившихся по всей земле обитателей Ноева ковчега…

Публика упоенно ловила каждое слово, глядя на оратора почти с набожным благоговением. Альваро снова окинул взглядом господ, сидевших на сцене, полковника Карраско, старичка с красным платочком, экс-министра торгового флота, арагонских анархистов, юношу в вельветовой куртке и, не выдержав, закрыл глаза, отдавшись гипнотическому журчанию речи доктора Карнеро. Он был очень рад, что ему представился этот неожиданный случай проникнуть в совершенно непонятный для него и тем не менее реально существующий мир. После неудачной попытки попасть в фильмотеку и бесполезного стояния в очереди, после часов, зря потраченных на лекцию по кибернетике, на студенческий митинг ЮНЕФ, на посещение экстравагантного литературного салона это уже было что-то. В желудке у него бродили, вызывая изжогу, выпитые p’tits calva, они томили усталостью его глаза и голову, но он пытался настроиться на ту же волну, что и все эти исполненные восхищения, почтительности и внимания мужчины и женщины, одобрительно качавшие головой и улыбавшиеся так, словно у них была какая-то общая, бесконечно дорогая всем им тайна: хорошо поставленный, богатый оттенками голос оратора обволакивал, баюкал их.

— Нет, это не тот прямой и верный путь, о котором говорил Кларет. Брамин, полагающий, будто сила умозрения способна сделать его спасителем миллионов людей, если он заставит их заняться созерцанием собственного пупа, избрал ошибочный метод. Не молитвы, нет, энергия нервных клеток — вот что движет Историей. Четверть века назад полдюжины отважных энтузиастов попытались повторить в Испании чудо пророка Моисея. Подобно многим другим, они полагали, что держат в руке волшебный жезл, и стоит только ударить им по бесплодной скале, как из камня брызнет живая вода. Но они, эти испанцы, были не столько избранниками судьбы и чародеями, сколько персонажами Менье. Они, видите ли, полагали, что слова суть семена, что человеческая речь имеет какое-то значение, а писать — то же самое, что действовать. Начертав на своих скрижалях эти заповеди, наши реформаторы предприняли многотрудную попытку направить историческое развитие Испании в новое русло. А между тем действительность, окружавшая их, была далеко не обнадеживающей: вокруг простирались вековые тяжелые льды, над головами висела туча окаменелого мрака, воздух, которым они дышали, предвещал смерть от отека легких. Крестьяне в былые времена, устав от извечной безнадежной борьбы на своем неблагодарном клочке земли, в отчаянии бросали мотыгу оземь и падали рядом с ней на борозду…

Чудо наконец свершилось: помогли закрытые глаза, взгляд, обращенный внутрь себя; к невыразимой своей радости Альваро почувствовал, что его укачал, заворожил, насквозь пропитал, забрал в плен, окутал, как пеленою, убеждающий голос доктора Карнеро. Его вдруг переполнило горячее, опьяняющее сознание принадлежности к человеческому коллективу, спаянному едиными интересами, которые неведомы ему, но которым он теперь был привержен всем сердцем. И только об одном он глубоко сожалел: здесь не было юной голландки, а между тем ее умиротворяющее спокойствие и растительно-ясная чистота могли бы так чудесно увенчать для него это празднество человеческой солидарности, дружбы и мира.

— Нам не нужна вторая реставрация, — продолжал оратор, — нам не нужна монархия, которая вновь станет кормить нас сладенькими обещаниями. Вы хотите навязать нам второе Сагунто, а мы требуем предоставить слово испанскому избирателю, то есть всему взрослому населению страны, включая женщин. Пусть испанский избиратель сам выразит свое свободное, недвусмысленное, зрело обдуманное мнение. Любое иное решение вопроса попросту неприемлемо. После всего, что вынесли рядовые испанцы, постоянно унижаемые в своем гражданском и человеческом достоинстве, это было бы издевкой, которую они не снесли бы. Нет, уж лучше тупик, в котором Испания пребывает ныне. Теперь зло, по крайней мере, очевидно, оно пробуждает недовольство внутри страны и стремление оказать помощь недовольным извне, а это приближает час выздоровления. Реставрация монархии по существу не изменила бы политической атмосферы в Испании, это была бы мошенническая уловка, которая парализовала бы наши силы, внесла разброд в наши ряды. Она нанесла бы последний удар по нашим надеждам на нормализацию положения и установление подлинной демократии у нас на родине. И без того мы, республиканцы, идем на жертву, когда, стремясь к сохранению гражданского мира, в своем безграничном уважении к демократическим и либеральным установлениям, склоняемся перед волею народа, отступаемся от принадлежащей нам по праву главенствующей роли и соглашаемся предстать перед учредительным трибуналом Нации на равных условиях с нашим противником, режимом, царящим ныне в Испании. Но мы уверены: верховная власть Нации полностью подтвердит наше право…

Теперь уже можно было не пробегать взглядом по рядам слушателей, можно было не утруждать себя: он и с закрытыми глазами видел перед собой исполненные благоговейного пыла лица трех старичков на эстраде, и старика с красным платочком, и экс-министра торгового флота. Зачарованный, подобно всем остальным, текучею кантиленой, струившейся из уст доктора Карнеро, Альваро чувствовал себя неофитом, приобщаемым к некоему ритуальному таинству, или зрителем интересного спектакля, разыгрываемого, увы, на незнакомом языке. Во всяком случае, он был необычайно доволен, что день закончился для него этим незабываемым актом человеческого братства; его даже перестала мучить противная отрыжка от p’tits calva и несколько смягчилась грусть, вызванная отсутствием прелестной голландки, которую он жаждал заключить в страстные объятия. А неутомимый доктор Карнеро продолжал торжественно вещать, оттеняя каждую мысль выразительной жестикуляцией:

— Все усилия должны быть направлены на немедленное восстановление нашей дорогой, священной для всех нас Республики. Если же по причинам, от нас не зависящим, мы не сумеем этого добиться, пусть сама страна скажет свое веское и спокойное слово — в противном случае ни о каком восстановлении чего бы то ни было не может идти и речи. Вместе с тем, поскольку мы не можем стоять бесконечно перед трагической альтернативой отрицания режима и пренебрежения интересами народа, необходимо как можно скорее найти выход из тупика. Где этот выход, спросите вы меня… При наличии политической ситуации, когда ни монархические, ни республиканские элементы не обладают достаточным перевесом, чтобы утвердить себя, а будущий политический строй еще не вырисовывается со всей определенностью, власть поневоле приобретает неустойчивый, временный, переходный характер; ее задача состоит в обеспечении наиболее важных, наиболее существенных демократических свобод до той минуты, когда Нация миролюбиво, сознательно и свободно изберет ту форму правления, какую сочтет нужной, и поставит у власти людей, которые смогут лучше всего выразить ее интересы, подведут прочный фундамент под ее новые политические институты, осуществляя свою деятельность в условиях гласности и в полном соответствии с волей народа…

Поделиться:
Популярные книги

Идеальный мир для Лекаря 15

Сапфир Олег
15. Лекарь
Фантастика:
боевая фантастика
юмористическая фантастика
аниме
5.00
рейтинг книги
Идеальный мир для Лекаря 15

Младший сын князя

Ткачев Андрей Сергеевич
1. Аналитик
Фантастика:
фэнтези
городское фэнтези
аниме
5.00
рейтинг книги
Младший сын князя

Попала, или Кто кого

Юнина Наталья
Любовные романы:
современные любовные романы
5.88
рейтинг книги
Попала, или Кто кого

Имперец. Том 4

Романов Михаил Яковлевич
3. Имперец
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
аниме
5.00
рейтинг книги
Имперец. Том 4

Проданная Истинная. Месть по-драконьи

Белова Екатерина
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
5.00
рейтинг книги
Проданная Истинная. Месть по-драконьи

Газлайтер. Том 5

Володин Григорий
5. История Телепата
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
аниме
5.00
рейтинг книги
Газлайтер. Том 5

Приручитель женщин-монстров. Том 2

Дорничев Дмитрий
2. Покемоны? Какие покемоны?
Фантастика:
юмористическое фэнтези
аниме
5.00
рейтинг книги
Приручитель женщин-монстров. Том 2

Путь Шедара

Кораблев Родион
4. Другая сторона
Фантастика:
боевая фантастика
6.83
рейтинг книги
Путь Шедара

Последний Паладин. Том 4

Саваровский Роман
4. Путь Паладина
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Последний Паладин. Том 4

Возрождение Феникса. Том 1

Володин Григорий Григорьевич
1. Возрождение Феникса
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
альтернативная история
6.79
рейтинг книги
Возрождение Феникса. Том 1

Я все еще не князь. Книга XV

Дрейк Сириус
15. Дорогой барон!
Фантастика:
юмористическое фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Я все еще не князь. Книга XV

Чужая дочь

Зика Натаэль
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
5.00
рейтинг книги
Чужая дочь

Черный Маг Императора 6

Герда Александр
6. Черный маг императора
Фантастика:
юмористическое фэнтези
попаданцы
аниме
7.00
рейтинг книги
Черный Маг Императора 6

В теле пацана

Павлов Игорь Васильевич
1. Великое плато Вита
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
5.00
рейтинг книги
В теле пацана