Отражение
Шрифт:
— И у тебя есть такое желание?
— У меня их очень много. Слишком долго перечислять.
— Надеюсь, меня это никак не касается.
— А ты самоуверен.
— Ты подпитываешь мою самоуверенность.
Мукуро вздохнул и сел на стул напротив него.
— Ты снова об этом? Я тебя не трогал, уйми свою паранойю уже.
— Нет нужды меня разубеждать в том, в чем я уверен больше всего. Ты просто смешон. Если тебе нечего сказать, то проваливай.
— Знаешь, я дал тебе шанс. Но ты им не воспользовался. Кея, пожалеешь ведь.
— Я никогда не жалею о своих поступках, —
— Тогда ты не жалеешь о том, что пришел в Кокуе-Лэнд восемнадцать лет назад?
Хибари скрипнул зубами, полыхнув пламенем.
— Убирайся немедленно.
— Жалеешь, — развеселился Мукуро, открывая дверь и шутливо кланяясь. — А я — нет.
— Какого черта ты таскаешься ко мне каждый день и несешь всякую чушь? — процедил Кея, с трудом пытаясь прийти в себя. Мукуро на мгновение задумался, а потом улыбнулся. Почти даже ласково, хотя скорее насмешливо.
— Наверное, потому что общаться с тобой одно удовольствие. За тобой интересно наблюдать. Из всех людей, что когда-либо были рядом с тобой, настолько сильные эмоции ты испытываешь лишь ко мне. Это тешит мое эго. Я бы мог перестать смеяться над тобой, если бы ты согласился помочь мне в становлении на путь истинный, но ты так рьяно выступаешь против, что ничего другого мне не остается. Ты очень забавный.
Хибари бы убил его. Разорвал бы на тысячу мелких кусочков, если бы не одно «но».
Савада.
День, когда он скажет «фас», станет для Хибари самым счастливым. В этот день он убьет Мукуро и всякого, кто посмеет ему помешать.
========== Глава девятая. О работе и сексе ==========
Хром не понимала, как, почему и когда именно начала смотреть на Хибари не как на боевого товарища и, можно сказать, друга, а на… мужчину. Но она готова была поклясться, что он не нравился ей при жизни Мей — его жены.
Они с Мей дружили. Потому что были похожи — наверное. Хром любила Мей, даже чуточку больше чем Хару, Киоко и Бьянки; они проводили много времени вместе, обсуждали девичьи сплетни, готовили, занимались Катсу, пока Хибари целыми сутками пропадал на базе или дрался без устали в каком-нибудь отдаленном городе Италии/Японии/Америки/другого государства.
А потом она умерла, и все изменилось.
Хром видела Хибари на похоронах: он молчал в ответ на вежливые соболезнования и искренние сожаления, и, казалось, был абсолютно равнодушен к столь трагичному событию.
Это потом, гораздо позже, спустя два долгих года, когда Тсуна попросил ее помочь Хибари, она увидела, что ему действительно нужна помощь. Каким бы Хибари не был потрясающим на поле боя, каким бы гениальным не был в составлении планов и разрешении, казалось бы, неразрешимых проблем в мире мафии, в семейных делах он был абсолютным нолем. Хром сильно пожалела, что появилась в их жизни так поздно.
Под влиянием отца Катсу вырос слабовольным, нерешительным и пугливым, что еще больше бесило Хибари. Он не умел воспитывать детей, он не хотел воспитывать детей и уж точно он не намеревался как-то вникать в сам процесс воспитания. Ему нужен был результат — остальное не имело значения. Он ставил себе задачи и успешно
Хром не знала родителей самого Хибари, да никто и не знал — они вечно пропадали где-то, когда он учился в школе, а когда вырос — так и не объявились. По крайней мере, Хибари о них не распространялся, не хранил их фотографии, не было у него и писем от них. Где они, кто они и были ли они вообще — никто не знал. Ясно было одно: обстановка в этой семье была не особо приятной, иначе Хибари бы не растерялся, заведя собственную.
Хром помогала ему с его молчаливого согласия, прибиралась, занималась стиркой, готовила, проводила время с Катсу, подтягивала его в учебе и сама настолько увлеклась, что незаметно для себя «их семья» стала «наша семья». А Хибари незаметно стал просто Кеей. Она действительно любила его, хотя и старалась избавиться от этого чувства — слишком больно было в прошлый раз, когда Мукуро вдруг исчез, не обронив ни слова на прощание. Было трудно пережить; она боялась испытать вновь боль и разочарование, но было слишком поздно, когда она осознала, что по уши влюбилась.
— Задумалась о чем-то? — вырвал ее из омута воспоминаний отстраненный голос Хибари. Он стоял на балконе — седзи были нараспашку — и пил чай, глядя на крыши высоких домов Намимори, что виднелись издалека. Хром была уверена, что он не взглянул на нее прежде, чем задать вопрос, но каким-то образом уловил ее настроение.
— Думаю о Катсу… — ответила она, поднимаясь и поддерживая пальцами края пледа, в который была укутана. С улицы в комнату забиралась пусть и приятная, но все же прохлада; над деревьями застыла тонкая пелена тумана. — Ты был слишком строг. Он же твой сын…
— К сожалению, мой, — сухо произнес Хибари, мельком посмотрев на нее, когда она подошла к нему. — И это была не строгость — это была правда. Не моя вина, что травоядные обижаются на нее.
— А кто я в твоей пищевой цепочке?
Хибари немного подумал и вздохнул.
— Травоядное. Я думал, что ты это понимаешь. Должна понимать. Просто… иногда хищники берут под покровительство более слабого зверька.
— Катсу тоже слабый зверек. — Хром прильнула к его плечу и замерла, почувствовав, как вздрогнул от прикосновения Хибари. Он не любил, когда его трогали, но она с этим мириться не хотела. Они с Мей были похожи, но если Мей принимала его отношение как должное, Хром собиралась хотя бы чуть-чуть, но изменить его — чтобы было проще и ему, и ей, и Катсу — всем им.
— Он не имеет права быть слабым, нося мою фамилию.
— Ты ведь тоже не всегда был сильным, а, Кея? — посмеялась Хром, обнимая его за талию обеими руками. Хибари напрягся, но не отпрянул и не оттолкнул, просто взглянул как-то странно, будто бы изучающее.
— Я был, есть и буду сильным.
— Так научи Катсу быть таким же! Он же так тебя любит…
— Все это чушь. Подобные чувства только мешают.
— Но ведь ты любишь… любил Мей? Правда? — Хром прикусила язык, но поняла, что уже поздно. Она не хотела будоражить боль его потери, заставить ответить ей, что и ее он любит, просто… так вырвалось.