Отражение
Шрифт:
— Нет, — вдруг ответил Хибари, не задумываясь. — Но она не была мне неприятна. Хотя я виню ее в том, что сына она родила мне никчемного. — Его голос был привычно холоден, но проскальзывали в нем невольно нотки… теплоты? Как бы то ни было, появлялось ощущение того, что погибшая жена была ему дорога в любом случае, даже если он ее не любил. Но он, конечно же, никогда в этом не признается.
— Я люблю тебя, — сказала Хром и, подняв руки, обхватила его лицо ладонями. Хибари пристально смотрел на нее, даже не шевельнувшись. — И Катсу люблю тоже.
Хибари долго молчал, а потом осторожно убрал ее руки со своего лица и прошел в комнату, запахивая слегка сбившуюся с плеча юкату.
— Если вернется, возражать не буду, но сам за ним не пойду, — бросил он, собираясь укладываться в постель. — Тебе лучше зайти — там туман. — Он напряженно стиснул в кулаке уголок подушки, которую взбивал, и прерывисто выдохнул. — Я ненавижу туман.
Хром успокаивающе положила ладонь на его спину, но в этот раз он неприязненно отмахнулся — пламя тумана было и у нее.
***
Мукуро раздраженно смотрел в потолок и слушал, как шмыгает носом Катсу, спрятавшись в шкафу с футонами. И так уже несколько часов: он вроде бы успокаивается, а потом глаза вновь на мокром месте и губы мелко дрожат. Слава богу, что он спрятался, а то видеть его лицо ТАКИМ было невыносимо. Психическая травма — очередная — точно его бы ждала в противном случае.
Когда всхлипы вконец вывели его из себя, он открыл шкаф и едва ли не за шкирку вытащил оттуда яро сопротивляющегося паренька.
— И чего ты этим добиваешься? — спросил он, швырнув его на диван. Катсу изумленно вылупился на него покрасневшими и опухшими глазами. — Чего ты хочешь на самом деле? Ты хочешь остаться собой или стать бледным подобием отца? Хочешь, чтобы тебя любили или боялись? Подумай хорошенько — это повлияет на твою жизнь, серьезно.
— Я… — Катсу растеряно затеребил пуговицу на воротнике форменного пиджака. — Я хотел бы быть как отец, но чтобы у меня были друзья…
— Это невозможно, — отрезал Мукуро, строго глядя на него. Катсу попытался вернуть самообладание, даже на какой-то момент стал выглядеть довольно собранно, но потом все рухнуло, и он снова принялся тереть глаза.
— О чем вообще речь? Меня отец выгнал из дома из-за какой-то чужой женщины! Вся моя жизнь сегодня разрушилась!
— Жизнь, наполненная одними правилами и страданиями! Катсу, оставайся со мной, — присел перед ним на корточки Мукуро и улыбнулся. — У меня нет абсурдных, никому не нужных законов, вечных придирок и унижений… Я не буду пытаться лепить из тебя другого человека — того, кем ты не являешься; я единственный, кто принимает тебя таким, какой ты есть.
— А… какой я? — болезненно свел брови Катсу, с надеждой глядя на него. — Слабый? Жалкий? Бесполезный?
«Да», — так и просилось на язык, но Мукуро лишь похлопал его по чинно сложенным на коленях ладоням.
— Когда-то Саваду Тсунаеши называли никчемным отбросом, который не годился не то чтобы в самую могущественную мафиозную семью, а даже в школьную
— Но я его люблю…
— И тебе никто не мешает любить отца. Просто дай ему время, он, в конце концов, решит тебя вернуть. Такой он человек — любит все и всех контролировать, и очень злится, когда это не получается.
Катсу немного помолчал, погрузившись в размышления, а потом облегченно выдохнул и вдруг порывисто потянулся к нему, обнимая за шею.
— Спасибо тебе, Мукуро. Не знаю, что бы я делал без тебя.
— Оставался бы и дальше под гнетом жестокого тирана, — усмехнулся Мукуро, осторожно обнимая его в ответ. В голове только и билось: «тихо-тихо, ничего больше». Второй оплошности допустить было нельзя, нужно действовать очень осторожно. — Теперь пойди в ванную комнату и хорошенько вытри с лица сопли — они никому не к лицу.
Катсу рассмеялся и, вытерев рукавом глаза, поднялся.
Мукуро проводил его взглядом и упал на диван, обессиленный. Его можно было буквально выжимать — столько слез он впитал в себя за последний день: сначала с Наги, теперь еще и с Катсу.
— Эм… Мукуро, можно я приму душ?
— Разумеется. Я принесу полотенце и сменную одежду, — потянулся Мукуро и направился в комнату. Вытянув из комода большое банное полотенце и захватив одну их своих рубашек и шорты, он вернулся и, чуть помедлив, вошел в ванную.
Катсу вместо душа решил принять ванну и сейчас лежал в пене, расслабленно откинув голову на бортик и прикрыв глаза. Он выглядел… просто потрясающе.
Мукуро аккуратно положил вещи на стиральную машину и присел рядом с ванной, чувствуя, как бешено отбивает в висках пульс.
«Я убью тебя», — слышалось в ушах, и внизу живота приятно потянуло. Голос, холодный как лед, пронизывающий кровь импульсами адреналина, очень спокойный, но безумно опасный. Не «забью», а именно «убью» — куда более серьезная угроза, скрывающая в себе столько ярости и безудержной ненависти, что тешила самолюбие и возносила его едва ли не до небес.
Мукуро коснулся его лица и с трудом сдержал горестный вздох, когда Катсу открыл глаза. Все очарование и невольный самообман развеялись в одно мгновение.
— Прости, я слишком близко? — улыбнулся он, пытаясь удержать то состояние, что заставило его чуть ли не дрожать от желания, и хотел подняться, но Катсу схватил его за руку.
— Близко, но… так хорошо, — порозовев от смущения, ответил Катсу и отпустил его, глубже погружаясь в пену и отводя взгляд.
Мукуро тихо посмеялся и, подтянув к себе стульчик для умывания, сел рядом. Все идет просто замечательно.