Отринутый от святыни
Шрифт:
Мистер Браун стоял на безопасном для него расстоянии от девушки. Сейчас Мередит была растеряна и напугана, но вскоре эти чувства могли вызвать в ней агрессию. Он понимал это, поэтому не решался подойти к ней ближе, надеясь на спокойный разговор.
Мередит попыталась встать, но её колено соскользнуло с нижней юбки, и она снова оказалась на полу. Немного помедлив, мистер Браун осторожно протянул ей руку. Недоверчиво посмотрев на него, девушка медленно покачала головой, отказываясь от помощи. Она прочистила горло, сморщившись от боли, возникшей в нём, и сказала:
— Где я? Зачем ты меня привёл сюда?
Заметив её взгляд, мистер Браун,
Пока Мередит пила воду, он распахнул ставни и открыл окно. Комнату наполнил свежий воздух. Мистер Браун снял шляпу и нервно растрепал русые волосы на голове. От его вчерашней весёлости и учтивости не осталось и следа. Его глаза растерянно блуждали по комнате, боясь встретиться с взглядом девушки.
— Прости, я не хотел тебя обидеть, — сказал он и начал расхаживать по комнате, подбирая нужные слова. — Миссис Миллс попросила подлить тебе снотворное в вино и увезти тебя из Беррингтона. Она хотела, чтобы я присматривал за тобой, до тех пор, пока она не свяжется со мной. Ей нужна Мия, и она боится, что встретившись с ней, ты посоветуешь ей покинуть Беррингтон, тем самым сняв с неё ответственность за то, что из-за неё ты навсегда останешься в прошлом. Удерживая тебя подальше от Мии, миссис Миллс надеется на то, что она останется.
Закончив, он облегченно вздохнул и посмотрел на неё, ожидая её реакции. Было заметно, что его мучают угрызения совести. Он понимал, что его положение в данной ситуации не требует от него оправданий, но не мог поступить иначе. Мередит подумала о том, как отреагировала бы миссис Миллс, узнав, что мистер Браун раскрыл её план в первый же день похищения. Это ведь первый день? Сколько времени она провела без сознания?
Она аккуратно встала, придерживая нижние юбки, и выглянула в окно, не веря своим глазам. Она словно попала в разгар съёмок исторического фильма. Пройдя по этой улице ещё позавчера, она бы увидела поток проезжающих мимо машин, фонари и яркие вывески магазинов, освещающие улицу, и безмолвных людей, зацикленных на своих проблемах и спешащих на работу, не обращая внимания на прохожих.
Сейчас же улица была заполнена людьми в вычурной, старомодной одежде. Они прохаживались по тротуару, здороваясь с проходящими мимо людьми, переходя дорогу, в безопасном от карет и лошадей месте. Девушки в длинных, многослойных платьях, шли под руку со своими камеристками, отмахиваясь от назойливых торговцев и отворачиваясь от бездомных попрошаек в грязных лохмотьях и с ссадинами на лицах. Мужчины важно прохаживались, опираясь на трости, приподнимая высокие цилиндры перед дамами и обмениваясь приветствиями с другими джентльменами. Больше всего Мередит поразили дети, бродящие по улице в поисках пропитания. Многие из них были без обуви на ногах. Они с завистью смотрели на ухоженных, хорошо одетых детей, плетущихся за своими гувернантками или родителями. Мальчики, которые ещё даже не достигли подросткового возраста, предлагали джентльменам почистить их сапоги, разносили газеты или получали тумаки от своих работодателей. Она заметила босоногого мальчишку в разорванной одежде, из которой он давно вырос, удиравшего от озлобленного торговца, у которого он умудрился стащить кусок хлеба.
— Какой это год? — спросила Мередит, повернувшись к мистеру Брауну.
— 1857-ой, — ответил он, удивившись её вопросу, и поспешил добавить:- Беррингтон способен перемещать людей в прошлое.
— Понятно, — отстранённо ответила она.
— Ты не выглядишь удивленной, — сказал он, озадаченно потирая щетину на лице. — Когда я узнал об этом, я долго не мог поверить, придумывая себе различные оправдания. Я даже думал, что я сошёл с ума и у меня галлюцинации.
— Поверь мне, я тоже так думаю. Когда сомневаешься в реальности вокруг тебя, невольно задумываешься о своей разумности. — Она закрыла лицо руками и громко выдохнула. — Мне нужно побыть одной, для того чтобы обдумать всё это, если я, кончено, могу себе это позволить, учитывая наставления миссис Миллс.
Мистер Браун нерешительно посмотрел на неё. Было заметно, что он нервничает, и это не могло не радовать Мередит. Он хотел поговорить с ней, объяснить ей всё, но не знал, как найти оправдание своему поступку и как начать разговор.
— Я зайду за тобой через полчаса. Мы недолго пробудем в этой гостинице. Пока мы не можем вернуться в Беррингтон, поэтому я подыщу нам жильё получше. Миссис Миллс позаботилась о том, чтобы у тебя была одежда, — сказал он, указывая на шкаф.
— Как мило с её стороны, — усмехнулась Мередит.
Взяв шляпу, мистер Браун вышел, заперев за собой дверь. Дрожащими руками Мередит сняла с себя платье и нижние юбки и начала развязывать шнурки, связывающие кринолин с корсетом. Пальцы не хотели слушаться, и она начала прокручивать в голове строки из первой, попавшей в голову песни. Она не помнила ни её названия, ни исполнителя, но это сейчас не было важно. Мама научила её этому трюку. Она прибегала к нему, когда ей нужно было освободить свой разум от ненужных мыслей и успокоиться. Это помогло — пальцы перестали предательски дрожать. Она выскользнула из кринолина, и принялась развязывать шнурки корсета.
Она прокручивала в голове слова Мистер Брауна. Он мимоходом упомянул то, что она останется в прошлом навсегда. Она не стала возвращать к этой фразе его внимание, в глубине души боясь того, что он не оговорился. В голову лезли мысли о семье и друзьях, оставшихся в Америке, и о разлуке с ними длиною во всю жизнь. Прощаясь с ними, она не думала о том, что никогда их больше не увидит. Слёзы наполнили её глаза, и она смахнула их, стараясь прогнать удручающие мысли.
Избавившись от корсета и оставив на себе только длинную белую сорочку, Мередит начала ходить по комнате, глубоко вдыхая в себя прохладный воздух, и не замечая слёзы, стекающие по её лицу.
События, произошедшие с ней за последние сутки, проносились в её голове, но её подсознание отказывалось понимать их смысл. Ей хотелось кричать об опасности, рассказать всем о том, что с ней произошло, чтобы найти в сердцах других людей сочувствие и понимание, но она боялась последствий. В девятнадцатом веке женщины не имели голоса, их попросту отказывались слушать. Любое отклонение от устоявшихся «норм», свойственных их поведению и мыслям, считалось помутнением разума. Она не могла обратиться за помощью, так как её посчитали бы сумасшедшей.
Ей нужно было обсудить всё это с Мией. Судя по словам мистера Брауна, она была в опасности.
— Я не могу помочь себе, — сказала она пустой комнате, — но я могу попытаться спасти Мию. Осталось только убедить как-то мистера Брауна в том, что я не собираюсь убеждать её уехать из Беррингтона.
Через несколько минут ей удалось успокоиться, и она остановилась посередине комнаты, обдумывая свои дальнейшие действия. План был готов, осталось только позаботиться о деталях, а потом попытаться не изводить себя мыслями о том, сработает ли он.