Пальмы в снегу
Шрифт:
Снова послышался удар мачете.
— Это было неизбежно. В конце концов я это понял.
— Килиан, ты с ума сошёл! Во имя всего святого! Они же брат и сестра! Ты совсем потерял голову с этой своей негритянкой!
Ещё один удар мачете.
А затем — тишина.
По тону дяди Кларенс поняла, что он говорит, глотая слова.
— Ее звали Бисила, Хакобо, — произнёс он, еле сдерживая гнев. — Ее зовут Бисила. Так что будь любезен отзываться о ней с уважением. Хотя что я говорю! Как можно ждать — от тебя! — уважения к Бисиле?
Снова
— Заткнись! — заорал Хакобо.
— Только что ты хотел, чтобы я говорил.
— Просто подтверди, что отец Лахи — ты, и точка! Покончим с этим делом и забудем эту тему.
— А разве мы не делали это почти сорок лет?.. Однажды я уже закрыл эту тему, Хакобо, и больше не намерен этого делать. А кроме того, насколько я знаю свою дочь, она не так просто не забудет Лаху. И если Лаха хоть немного похож на свою мать — пусть даже совсем немного — он тоже так легко не отступится от Даниэлы.
— И ты говоришь об этом так спокойно!
Снова удар мачете.
— Да! — выкрикнул Килиан. — Я рад, что дожил до этого! Ты даже не представляешь, как я рад!
Кларенс высунулась из-за кустов, чтобы лучше видеть и слышать.
Килиан бросил мачете на землю и сунул руку под левую подмышку, словно хотел погладить маленькую наколку, о которой говорила Даниэла.
Но что это? Он улыбнулся?
Килиан улыбнулся?
— Ты с ума сошёл, Килиан! — заревел Хакобо. — Черт бы тебя побрал! Я же тебя знаю! Твоё сердце и разум не допустят чудовищного кровосмешения! Ну что ж, прекрасно! Ты сам этого захотел. Если ты не хочешь поговорить с ней, я сам поговорю!
Он развернулся и зашагал как раз к тому месту, где пряталась Кларенс. Сейчас он на неё наткнётся!..
— Хакобо! — вдруг окликнул брата Килиан. — А про Моси ты ей тоже расскажешь?
Хакобо резко остановился и в ярости повернулся к брату.
— Это не имеет отношения к делу!
— Ты требуешь, чтобы я вспомнил о моем прошлом, но не желаешь ни слушать, ни говорить о своём!
— В таком случае, почему бы нам заодно не рассказать всем о Саде? Как оказалось, у неё тоже есть к тебе счётец! Ради всего святого, Килиан! Почему ты всегда всё усложняешь? Почему не хочешь избавить Даниэлу от страданий?
— Я как никто другой знаю, что такое страдания, — произнёс Килиан. — Переживания Даниэлыне идут ни в какое сравнение с тем, что пережил я. Ты даже не знаешь, что такое страдание, ты всегда шёл по жизни играючи. Так что не надо строить из себя жертву!
Несмотря на расстояние, Кларенс оценила суровый тон этой отповеди.
— Так в чем же дело? — спросил Хакобо. — Ты хочешь, чтобы она страдала, как страдал ты? Это же твоя дочь!
— Нет, Хакобо, — ответил Килиан. — Даниэла не будет страдать, как страдал я.
Что такое он говорит?
Кларенс уже ничего не понимала, и причиной тому было отнюдь не произношение или незнакомые слова.
Или есть что-то ещё, о чем она не знает?
Нет. Этого она уже не вынесет.
Внезапно Кларенс почувствовала, как что-то
Килиан и Хакобо мгновенно замолчали и повернули головы к тому месту, откуда донёсся крик. Кларенс ничего не оставалось, как покинуть своё убежище и выйти им навстречу. Она медленно направилась к ним, не зная, что сказать.
Когда она поравнялась с ними, ее лицо горело от стыда, что она за ними шпионила. Переведя взгляд с одного на другого, она тихо произнесла:
— Папа... Дядя Килиан... Я все слышала. Я все знаю.
Килиан поднял мачете, бережно протер лезвие тряпочкой и поднялся ей навстречу.
Он встал перед племянницей и посмотрел ей прямо в глаза. Избороздившие его лицо морщины не могли скрыть зоркости взгляда. Он поднял руку и ласково погладил ее по щеке.
— Дорогая Кларенс, — произнёс он твёрдым голосом. — Уверяю тебя, ты ровным счётом ничего не знаешь.
Кларенс похолодела.
— Так расскажите же мне, в конце концов! Я хочу знать!
Килиан обнял Кларенс за плечи и повёл в сторону калитки.
— Думаю, что настало время объявить семейный совет, — сурово произнёс он. — Мне действительно есть что вам рассказать.
Он замолчал и посмотрел на брата.
— Думаю, нам обоим есть что рассказать, — добавил он.
Хакобо уставился в землю, пробормотав себе под нос что-то невразумительное, но явно возражение.
— В конце концов, какая разница, Хакобо? — произнёс Килиан, встряхнув головой. — Мы уже старики. Так что — какая разница?
Кларенс почувствовала, как рука Килиана крепче сжала ее плечи, словно он пытался опереться на неё, чтобы не упасть.
— Боюсь, Хакобо, ты тоже знаешь не все.
Он достал из кармана тонкий кожаный ремешок, на котором висели две маленькие раковины, и надел его себе на шею.
— Я всегда носил его при себе, — сказал он. — Но вот уже двадцать пять лет, как я его не надевал. Больше я никогда его не сниму.
А в это время где-то далеко, за тысячи километров, Лаха искал свою мать — и не мог найти.
Последняя неделя была худшим временем в его жизни. За считанные секунды он рухнул из рая в ад. Он не мог изгнать из памяти Даниэлу, дрожащую от рыданий в его объятиях.
Даже хуже того: он не мог изгнать из памяти ужасную картину отчаяния своей любимой Даниэлы, одинокой и покинутой, в той самой постели, где они были так счастливы.
Даже в самых кошмарных снах он не мог представить, что его белый отец, о котором он ничего не знал, окажется отцом самой желанной на свете женщины. Он всегда подозревал, что где-то в Испании течёт его родная кровь, кровь человека, подарившего ему свои гены; кровь мужчины с выцветшей фотографии, опирающегося на грузовик. Он носил в кармане размытую фотографию своего возможного отца, пытаясь хоть этим заполнить пустоту в душе, вызванную всеобщим упорным молчанием относительно его личности и невозможностью с ним познакомиться.