Пальмы в снегу
Шрифт:
Он даже отвлеченно мечтал о том, что Килиан или Хакобо могут оказаться его биологическими отцами. Мечта, оттеснённая в дальний угол памяти волнениями души, тела и разума, когда он узнал Даниэлу.
Но теперь все изменилось.
Тайное стремление познакомиться со своим отцом теперь стоило ему личного счастья.
И это было хуже всего.
Даже уверенность, что они с Даниэлой — брат и сестра, не смогла погасить испепеляющей страсти к ней.
Ему стоило невероятных усилий не остановить машину, не развернуться и помчаться назад; как ему хотелось броситься в дом,
Но теперь они это знали.
Несколько дней он метался по Мадриду, как лев по клетке, наворачивая круги и лихорадочно думая, что же теперь делать. Он не мог ни пить, ни есть.
В конце концов он решил сесть на самолёт, прилететь в Малабо, разыскать там мать и излить на неё весь свой гнев.
Матери не было дома.
В голове у него мелькнула догадка, и он бросился на кладбище Малабо.
— Вы кого-то ищете? — дружелюбно спросил старик-привратник.
— Даже не знаю, сможете ли вы мне помочь, — Лаха чувствовал себя усталым, очень усталым. — Я ищу могилу человека по имени Антон, Антон из Пасолобино.
Старик удивленно раскрыл глаза.
— В последнее время слишком многие посещают эту могилу, — сказал он. — Ну что ж, идёмте. Я провожу вас к ней.
В старой части кладбища мертвые покоились у подножия прекрасных сейб.
Лаха ещё издали узнал фигуру матери, склонившейся над каменным крестом. Она только что поставила на него маленький букетик свежих цветов.
Услышав шаги за спиной, Бисила обернулась и встретила обвиняющий взгляд сына.
— Мама, — произнёс Лаха. — Нам нужно поговорить.
— Я знаю, ты познакомился с Килианом.
— Да, мама. Я познакомился с моим отцом.
Бисила подошла к нему и погладила его руки, плечи, лицо. Она точно знала, сколь ужасные следы может оставить в душе любовь.
— Давай, пройдёмся, Лаха, — сказала она. — Думаю, ты должен кое-что узнать.
Они двинулись вдвоём меж деревьев и надгробий.
Итак, Лаха познакомился с Килианом.
Как он сейчас? Наверное, постарел, как и она? По-прежнему ли его волосы отливают медью на солнце? Сохранил ли он свою прежнюю неутомимость?
Лаха познакомился с Килианом.
Заглянуть в его серо-зеленые глаза.
Глаза Лахи — напротив глаз Килиана.
Бисила остановилась, заглянув в глаза сына, и эти глаза вдруг стали зеркалом, в котором отразились спустя столько лет глаза Килиана; те самые глаза, что сейчас встали перед Бисилой, стирая время и расстояние, чтобы сказать ей — пришло время рассказать правду, все наконец должны узнать то, о чем они с Килианом знали всегда.
Что их души по-прежнему слиты воедино.
Бисила улыбнулась и посмотрела на сына.
— Лаха... — произнесла она. — Килиан тебе не отец.
XV
Bihur'uru bih`e (Новые
1960
Пока не разразилась ужасная буря, когда оставалось менее двух часов до посадки в столице Нигера, Килиан радовался, что решил лететь самолётом из Мадрида в Санта-Исабель, поскольку в этом случае дорога от Пасолобино до Сампаки вместо двух недель занимала чуть больше суток. Конечно, перелёт обошёлся ему гораздо дороже, и четырёхмоторный машине пришлось делать частые посадки для заправки горючим, но выигранное время того стоило.
Однако, когда «Дуглас-ДС4» стало нещадно болтать в воздухе и все пятьдесят пассажиров, охваченные паникой, подняли крик, ему невольно вспомнился отцовский рассказ о кораблекрушении, едва не стоившем ему жизни.
Дожидаясь, пока самолёт вылетит из Ниамеи, чтобы взять курс на Нигерию, Килиан, все ещё измученный и бледный, решил попросить у стюардессы бокал вермута «Чинзано» или шампанского. После посадки в Бате, где ему пришлось пересесть на борт самолёта компании «Быстрый дракон», которому предстояло доставить его на остров — маленький двухмоторный самолет под названием «Джанкер», с низким набором высоты, склепанный из листов металла и состоящий из одних острых углов, — он в который раз пожалел о спокойном и комфортном плавании на корабле вроде «Севильи».
В импровизированном аэропорту Санта-Исабель его ждал не Хосе, а Симон. Он очень изменился. Он больше не выглядел подростком с круглыми живыми глазами, который ворвался в комнату к Килиану в первый день его работы на плантации. Теперь, после года отсутствия, Килиан едва узнал Симона в этом крепком мужчине с добродушным лицом, украшенном тонкими разрезами на лбу — там, где его пересекали длинные горизонтальные морщины, придававшие лицу серьёзности — на щеках и подбородке.
— Симон! — воскликнул Килиан, сбрасывая плащ. — Как я рад тебя видеть! А ты изменился! — Он указал на шрамы.
— Я наконец решил отметить себя знаками моего племени, масса, — ответил Симон, с лёгкостью поднимая его увесистые чемоданы.
Килиан подумал, что пришло время перевести этого молодого человека с должности слуги на более престижную работу.
— Хотя падре Рафаэлю это очень не понравилось... — признался Симон.
Они забрались в светлый «рено-дофин» — последнее приобретение Гаруса, как объяснил Симон.
— А почему не приехал Озе? — спросил Килиан.
— Он только что уехал крестить внука. Он просил меня передать, чтобы вы, если хотите, приезжали прямо на двор Обсай.
Килиан улыбнулся.
Всего два дня назад закончился праздник урожая в Пасолобино. В голове у Килиана ещё отдавались звуки оркестра, а теперь его приглашают на другой праздник.
И какой же внук родился на этот раз? Килиан давно потерял им счёт, хотя довольно странно, что торжество проходит на одном из дворов плантации: ведь там живут только нигерийцы-брасерос со своими семьями.
И тут он вспомнил.
Дочь Хосе, медсестра, тоже живет на плантации.
— Уж не крестины ли это сына Моси? — спросил он.