Пальмы в снегу
Шрифт:
Килиан принял из рук Хосе последнюю плошку пальмового вина, хотя тело и душа отчаянно сигналили, что не в силах сопротивляться такому количеству спиртного, и принялся бесцельно бродить по площади, приветствуя то одного, то другого и следуя за Бисилой, чтобы подольше задержаться рядом с ней.
Перед глазами у него встали праздники в родном Пасолобино: там люди тоже взбирались на высокий столб, установленный посреди площади. И тоже были танцы под стук кастаньет, украшенных разноцветными лентами, и музыка, и торжественное шествие, когда по деревне проносили
Он отдавал себе отчёт, что в последнее время слишком мало думал о Пасолобино и его жителях. Больше того: он почти не скучал по дому! С каких это пор родной дом стал для него чужим? Наверняка с тех пор, когда Килиан стал мечтать о новых встречах с Бисилой.
Даже родная мать упрекала, что с каждым разом его письма становятся все короче, все более отчужденными, а речь в них идёт исключительно о нуждах Каса-Рабальтуэ. В письмах Килиан указывал, на что следует потратить деньги, присылаемые братьями.
Хакобо не удержался от едких замечаний по этому поводу — возможно, потому, что Мариана беспокоилась за Килиана — однако не стал углубляться в эту тему, поскольку сам был слишком поглощён работой, друзьями и собственным досугом, чтобы ещё и следить, как Килиан проводит свободное время, которого у него тоже было не так много. Вот уже много лет у них не было ни общего досуга, ни общих друзей. Они заключили между собой негласное соглашение. Поскольку Килиану не нравились друзья брата, а Хакобо не привлекало общество туземцев, они решили: пусть каждый живет своей жизнью, не мешая другому.
К тому же, Хакобо никогда бы не пришло в голову, что Килиан может влюбиться в чёрную женщину, поскольку ему негритянки служили лишь для развлечения, а не для любви. Да если бы он даже и узнал, что брат увлёкся одной из них, он не посчитал бы это чем-то серьёзным, в уверенности, что у этого романа все равно нет будущего, ведь рано или поздно они уедут с Фернандо-По. А Хакобо не знал ни одного белого мужчины, который увёз бы с собой в Испанию чёрную возлюбленную.
Килиан закрыл глаза, позволив африканским ритмам, запаху еды и вкусу пальмового вина овладеть чувствами, не думая о том, о чем не следовало думать в этом месте и в это время.
Впереди его ждали новые дни тяжёлой работы и нелёгких решений, но в эту минуту, на этом африканском острове, он присутствовал на празднике, среди людей, которых по-настоящему полюбил.
В эту минуту рядом с ним была Бисила, и ему не требовалось ничего другого.
Уже совсем стемнело, когда Килиан удалился в отведённую ему хижину — как единственному белому на празднике, ему полагалась отдельная хижина. Праздник продолжался с тем же накалом, что и в предыдущие часы. Килиан решил уйти незаметно, до того, как от выпитого потеряет контроль над собой, но лишь после того, как Бисила распрощалась со всеми, давая понять, что устала и хочет спать.
Все полчаса после ее ухода Килиана терзало чувство безмерного одиночества после целого дня, когда он наслаждался ее обществом, и он едва сдерживался, чтобы не утопить тоску в пальмовом вине-топе.
К счастью, на помощь пришёл здравый смысл,
Переступая порог хижины, он внезапно ощутил резкую боль в правой ступне; посмотрев на ногу, он понял, что чем-то поранился, и из раны вовсю хлещет кровь. Войдя в хижину, он бросился искать какую-нибудь тряпку, чтобы перетянуть рану и остановить кровотечение. От вида собственной крови у него закружилась голова, и пришлось сесть, чтобы не упасть в обморок.
Дверь открылась и, к своему величайшему облегчению, он увидел Бисилу.
Стон восхищения вырвался из его горла.
Она сняла европейское платье, и теперь ее украшало множество ожерелий из раковин и стеклянных бус, какие носили другие женщины-буби. Кожа ее отливала медью и охрой, которой женщины раскрашивали свои тела. Должно быть, это естественный ее оттенок, поскольку Килиан не чувствовал характерного запаха нтолы. Бисила обернулась цветастой тканью, обтягивавшая ее, словно вторая кожа.
Все тело Бисилы охватил жар, когда она встретила полный страсти взгляд Килиана, но тут она увидела рану у него на ноге и опустилась перед ним на колени, чтобы осмотреть ее.
— Что случилось? — спросила она, мягкими движениями ощупывая раненую ногу. — Вот так я всегда оказываюсь на коленях перед тобой, — пошутила она.
Килиан улыбнулся.
— Я на что-то наступил, когда вошёл сюда. Что-то острое вонзилось мне в ногу, и тут же пошла кровь.
Бисила между тем продолжала лечение. Смочив тряпочку в плошке с водой, она очень осторожно промыла рану.
— От пальмовый шип, — сказала она.
Килиан удивленно открыл глаза.
— Хочешь сказать, что пальмы растут прямо на пороге?
— Я думала, ты знаешь, что мы вешаем над порогом раковины-ахатины, в которых проделываем отверстия при помощи шипов пальмы.
— А для чего, можно узнать?
— Чтобы защититься от дьявола, который бродит вокруг, — ответила Бисила, не поднимая глаз от повязки, которую накладывала на его ногу. — Если он коснётся своим когтем одной из этих раковин, он тут же отступит.
Килиан расхохотался, запрокинув голову.
— Должно быть, у вашего Сатаны очень нежные ножки, если вы считаете, что какие-то раковины и натыканные палки могут его остановить!
Бисила туже затянула повязку.
— Осторожно, Килиан, — сказала она. — С этим нельзя шутить. И кстати, одного тоненького шипа оказалось достаточно, чтобы вывести тебя из строя...
Килиан поднялся и посмотрел ей прямо в глаза.
— Я даже не думал смеяться над тобой, — сказал он. — У нас в Пасолобино тоже есть люди, которые прибивают над порогом козьи копыта или крылья летучих мышей, чтобы отгонять злых духов и ведьм. Я лишь представил, как дьявол ойкает от боли, наступив, как я, на колючку, и мне стало смешно.