Пальмы в снегу
Шрифт:
— Вы-то можете уехать хоть сейчас, — вмешался Мануэль. — А вот я не могу бросить тестя и тёщу, у которых здесь бизнес. Только боюсь, скоро им самим придётся все бросить и бежать.
— О чем это ты? — Килиан не хотел даже слышать о том, чтобы уехать с острова. — Нашего какао хватит ещё надолго. Все работает, как работало многие годы.
— С луны свалился? — сказал Хакобо. — Ты что, не слышал, как министр вещал, будто настало время больших перемен?
Килиан лишь поморщился в ответ.
— Кто бы говорил — а, Килиан? — Грегорио покачал
Килиан в тревоге напрягся. Он уже начал жалеть о своём решении возобновить выезды в город, чтобы не возбуждать подозрений. Ему нравилось посещать казино в компании Матео и Марсиаля, но общество Грегорио он едва выносил, хотя, надо признать, встречи были не столь уж частыми.
— И что же она говорит? — спросил Хакобо. — Почему я всегда все узнаю последним?
— Потому что ты больше времени проводишь с Диком и Пао, чем с нами, — ответил Марсиаль, найдя правдоподобное объяснение, почему они с Матео скрывали от Хакобо слухи, ходившие о его брате. — Неужели клубы в Бате настолько лучше здешних?
— Так что же она говорит? — Хакобо повернулся к Грегорио, словно не услышал замечания Марсиаля.
— Говорит, будто бы твой братец бросил ее ради другой, как только узнал... — видя удивлённый взгляд Хакобо, Грегорио продолжал: — У Саде ребёнок от твоего брата. То есть, конечно, это она так говорит, — поспешил добавить он. — И этот ребёнок — мулат.
Хакобо ошеломлённо разинул рот. Последовало долгое молчание.
— Но... как? — повернулся он к брату, нахмурив брови. — Килиан?
Тот даже не вздрогнул.
— Минуточку! — Хакобо испытующе посмотрел на остальных. — А вы об этом знали? Мануэль?
— Я никогда в это не верил, Хакобо, — ответил тот. — Грегорио, ведь Килиан расстался с Саде задолго до того, как она начала встречаться с тобой?
Хакобо с облегчением вздохнул. Одно дело — развлекаться с чернокожими подружками, и совсем другое — когда они начинают осложнять тебе жизнь, а тем более пытаются повесить тебе на шею цветного ребёнка — лучшее средство, чтобы тянуть деньги из белого.
— В таком случае, Грегорио, мы можем тебя поздравить со счастливым отцовством, — спокойно произнёс Килиан. — Не ты ли всегда ругал любвеобильных плантаторов и управляющих за то, что они наплодили здесь мулатов? Теперь ты и сам в их числе.
— Я не единственный, кто с ней спал, — защищался тот.
— Да, но готов поспорить на что угодно, что именно твоя стрела попала в цель, — усмехнулся Килиан.
Грегорио бросил на него грозный взгляд.
— Ты знаешь, мне очень не нравится, когда кто-то пытается смешивать с грязью моего брата, — перебил Хакобо. — Я надеюсь, ей не придёт в голову обратиться к властям с жалобой.
— И чего она этим добьётся? — Грегорио равнодушно закурил. — Никто даже слушать не станет такую, как она.
— Оно и к лучшему — правда, Грегорио? —
Пожалуй, хватит с него на сегодня светской жизни. К счастью, у него ещё есть несколько часов, чтобы провести их с Бисилой.
— Пожалуй, я пойду, — сказал он.
Матео похлопал его по плечу.
— С каждым днём ты все больше похож на отца, — заметил он. — Работа — дом, дом — работа.
Килиан ничего не сказал. Он на мгновение встретился взглядом с Мануэлем, и тот тут же опустил голову. Он достаточно хорошо знал Килиана, чтобы понять — тот не лжёт насчёт Саде и ее ребёнка; и в то же время, был уверен, что знает причину, по которой Килиан так зачастил в больницу. Он не был слепым, а Килиан всегда неровно дышал к этой медсестре.
— А вы знаете, что сказала Хулия? — сказал Мануэль через несколько минут после того, как Килиан ушёл. — Что если бы мы хоть раз заглянули в городской приют, то все все сгорели от стыда при виде кучи мулатиков, похожих на нас как две капли воды.
Саде ускорила шаг, направляясь по пыльной дороге в сторону родильного дома для туземок в Санта-Исабель, где три месяца назад произвела на свет сына. Это было двухэтажное здание с примыкавшей к нему башенкой под четырёхскатной крышей, к которой прилепилось ещё одно здание совсем в другом стиле, с украшенной несколькими арками галереей. У ступеней крыльца она остановилась. Затем подняла взгляд к усыпанному звёздами небу и глубоко вздохнула.
Не было слышно ни звука. Природа наслаждалась последними минутами покоя перед рассветом.
Малыш спокойно спал у неё на руках. Саде завернула крошечное тельце в тонкую белую пелёнку, погладила его по щеке, наклонилась и положила перед дверью. Несколько секунд она стояла, глядя на ребенка, затем развернулась и пошла прочь.
Вернувшись в свой дом неподалёку от клуба, она приготовила себе настой кронтити и села у окна маленькой гостиной. Снова и снова она пыталась убедить себя, что поступила правильно, избавившись от ребёнка. Где-то в глубине души притаилась тупая боль, не дававшая покоя, и Саде глубоко вздохнула.
Она пыталась жаловаться как в разные правительственные организации, так и управляющему плантацией в Сампаке, но ничто не помогло. Ей удалось лишь провести быстрое и осторожное расследование, после которого она пришла к выводу, что, благодаря твёрдым показаниям друзей Килиана, нет не только доказательств, а даже самой крошечной вероятности, что Килиан может быть отцом ее ребёнка.
Больше того, ее откровенно предупредили, что, если она будет упорствовать в своих обвинениях, ее посадят в тюрьму за клевету. И с какой стати она решила, что теперь, когда она испанская гражданка, она может призвать к ответственности человека вроде Килиана? Разве в Испании с ней бы не поступили точно так же? Все месяцы беременности она мечтала, как Килиан предложит ей поселиться вместе и растить ребёнка, которого он бросил.