Пальмы в снегу

Габас Лус

К удивлению Эмилио и Хенеросы, на выборах в муниципальные советы Густаво стал депутатом от Собрания городских старейшин Санта-Исабель, в числе ста восьмидесяти восьми других представителей, избранных по всей стране. Люди вроде него и его брата Димаса стали вести испанский образ жизни. Они теперь жили в фешенебельных районах, в уютных домиках, окружённых садами; у дверей были припаркованы маленькие машины, на которых они каждый вечер возвращались с работы и забирали из школы детей.

— Если бы только это! —

возмутился Эмилио, подбрасывая Исмаэля на коленях. — Ко всему прочему, я ещё должен сносить их высокомерный тон! Ах, видел бы это его отец! Старый Димас был достойным человеком!

— Понятно... — протянула Хулия. — Вы с ним окончательно разругались...

— Раньше каждый знал своё место, дочка, — вмешалась Хенероса, собирая тарелки со стола. — А сейчас все перемешалось. Теперь они одержимы манией положить конец нашим разумным законам. Скоро они добьются того, что разрешат браки между белыми и неграми, вот увидишь.

— Не понимаю, что вас так удивляет, — Хулия пожала плечами. — Англия и Франция уже показали дорогу, дав права территориям Экваториальной и Восточной Африки. Так почему же Испания должна поступить иначе?

— Потому, дочка, что у нас, слава Богу, есть лидер, который уже долгое время хранит порядок и здесь, и в Испании, — шумно вздохнула она. — Обладай он сейчас энергией прошлых лет, уверяю тебя, он никому бы не позволил вести себя на поводу...

— Времена изменились, мама, — перебила Хулия.

— Да, изменились, — согласился Эмилио. — Вот только не знаю, к лучшему ли, Хулия.

Он посмотрел на часы и поднялся, ссадив ребёнка на расстеленное на полу одеяло, на котором лежало несколько картонных лошадок.

— Попрощайся за нас с Мануэлем, — сказал он. — К сожалению, мы должны ехать.

— Сейчас очень тревожное время, — сказала Хенероса. — Брасерос все чаще бунтуют. Это очень плохо для нашей политики.

Хенероса простилась с дочерью и наклонилась, чтобы поцеловать внука. Хулия проводила их до машины.

— Кстати, вы не захватите с собой Обу? — спросила она.

— Эту девицу! — Эмилио возвел глаза к небу. — С тех пор как она втрескалась в этого верзилу, у неё только и мыслей, что о Сампаке! В последнее время она очень небрежно работает, забывает о просьбах клиентов... Если она не возьмётся за ум, придётся искать другого человека.

— Сейчас не так-то просто найти и обучить другого человека, — заметила Хенероса, поправляя прическу.

Едва она успела произнести эти слова, как появилась девушка; глаза ее лихорадочно блестели, а губы недвусмысленно припухли.

— Ещё немного, и ты пойдёшь пешком, — пригрозил Эмилио.

— Ах, простите, дон Эмилио.

— Ладно уж, садись в машину.

— Простите, дон Эмилио, но мне нужно кое-что сказать сеньоре, — она умоляюще посмотрела на Хулию.

Хулия заметила недовольство на лице отца и пообещала,

что долго они не задержатся.

— И что же такое важное ты хотела мне сказать? — спросила Хулия, когда они вошли в дом.

— Это... — Оба нервно потёрла руки. — Это касается моей подруги Саде. На днях она призналась, что беременна.

— И что же? — не поняла Хулия.

— Дело в том, что отец — один из служащих плантации, и когда он узнал о ребёнке, то больше не захотел ее видеть. Моя подруга в отчаянии, и я даже думала, что она... Ну, я подумала... Поскольку вы с ним знакомы, то, может быть, вы могли бы на него повлиять...

— Кто он? — резко перебила Хулия.

— Масса Килиан.

— Но... — Хулия так и села, потирая лоб, явно ошеломлённая этой новостью.

— Они были большими друзьями, — сказала Оба.

— Но... — ответила Хулия, стараясь быть как можно более вежливой. — Насколько мне известно, у твоей подруги было много друзей.

— Да, но она уверена, что отец — он. Она в отчаянии, сеньора. Я знаю, как она любила этого массу и как переживает сейчас, когда он ее бросил.

— Оба! — донёсся снаружи голос Эмилио. — Мы уезжаем!

Хулия встала, схватила Обу за локоть и потащила к двери.

— Ни слова об этом, — прошептала она. — Никому, слышишь?

Оба кивнула.

— А я посмотрю, что можно сделать, — пообещала Хулия.

Оставшись в одиночестве, Хулия взяла на руки Исмаэля и крепко обняла.

«И какие законы существуют для таких случаев? — подумала она в гневе. — Никаких. Слово чёрной женщины с сомнительной репутацией против слова белого мужчины. Слово Саде против слова Килиана. Да, сложная ситуация. Неужели ей так трудно было найти средства, чтобы избежать подобных последствий?»

Хулии трудно было поверить, что рассказанное Обой — правда, но ещё труднее было поверить в то, что, если бы такое все же случилось, Килиан мог поступить как последний трус. Конечно, он был бы не первым и не последним, кто так поступил. Достаточно пройтись по улицам Санта-Исабель или заглянуть в городской приют, чтобы в этом убедиться.

Но что она может сделать? Самое большее — поговорить с Килианом, моля Бога, чтобы все это оказалось неправдой.

Усталый Мануэль вошёл в гостиную и растянулся на диване рядом с женой и сыном.

— Наконец-то освободился. — Он наклонился и поцеловал Исмаэля в макушку, и тот тут же протянул к нему ладошки, просясь на руки.

Мануэль заметил, что Хулия кажется задумчивой.

А она тем временем размышляла, рассказывать ли мужу о том, что услышала от Обы.

— Знаешь что, Хулия? — сказал он. — Иной раз я спрашиваю себя: какого черта мы здесь делаем? Согласен, мне хорошо платят, но я уже сыт по горло всеми этими порезами, хининами, воображаемыми болезнями и змеиными укусами...