Парк
Шрифт:
– Откуда знаешь?
– Бабушка сказала.
– Какая бабушка?.. Родная?
– Нет... Я жила у нее просто.
– А она откуда знает?
– Ей сказал кто-то.
– Понятно...
Хотя, конечно, ничего не понятно.
Вдруг на мгновение лицо ее преображается.
– Ты уезжаешь?
– Да. А что?
Она опять гаснет, умолкает, будто израсходовала на вопрос весь запас слов.
– Почему ты спросила?.. Ну, как хочешь! Не желаешь говорить - не надо!
Ухожу в комнату. Сажусь писать записку. Наконец выжимаю из себя несколько строк: "Дорогая бабушка, вынужден срочно уехать. Спасибо за все. Извини за то, что не попрощался с тобой, но так сложились обстоятельства".
Понимаю, что надо добавить еще что-нибудь теплое, благодарственное, но из-за братца Гены не могу.
Выхожу с чемоданом в прихожую. Она продолжает стоять между туалетом и умывальником. Не обращаю на нее внимания. Одеваюсь.
– Возьми меня с собой, - слышу это, уже взявшись за дверь.
Вот это да, как все просто, - оказывается- взял и повез!
– А ты знаешь, куда я еду?
– Нет.
– Почему же ты хочешь поехать со мной?
Ну это-то уж можно как-то объяснить! Начинаю злиться. Что-то вызывающее брезгливость есть в этой неразборчивой податливости.
– Значит, ты можешь поехать куда угодно, лишь бы кто-то тебя взял с собой?
Стремительно возникают, растут и, сорвавшись, катятся по щеке две большие слезы.
– Но ты же пошла с этим Геной, хотя совсем не знаешь его!
– Мне больше нельзя там оставаться. Об этом я не подумал.
– А если я не возьму тебя с собой, ты здесь останешься? Тебе что, негде жить?
– Да...
– А почему ты не работаешь, не учишься?! Можно же жить в общежитии.
– Работала.
– Кем?
– На стройке.
– Почему же ушла?
Можно подумать, что она не знает объяснения ни одному своему поступку.
– Конечно, быть содержанкой художника удобней...
– Я заболела.
– Появляются две очередные слезы.
– Чем?
– Не знаю. Голова кружилась. Возьми меня с собой...
– Ну что ты глупости говоришь? Как я тебя возьму? Я же с матерью живу. Что я ей скажу? Кто ты? У нас одна комната... гОЛОВА У тебя больше не кружится?
– Нет.
– Почему же ты не идешь работать? Неужели не противно так жить?! Ты же красивая. А спишь с кем попало. Тебе что, никто не нравится?
Молчание.
– Я тебя спрашиваю. Тебе что - все равно с кем? Молчание. И две слезы.
– Ну, ладно. Я поехал. Привет.
Слезинки, докатившись до подбородка, капнули на темную шерстяную кофту и исчезли. Но на щеках остались две влажные дорожки.
Прежде чем навсегда покинуть дом своих родственников, я погладил ее по плечу."
В ресторане нас встретил метрдотель Яша - идеально расчесанный пробор, осанка и манеры английского лорда. Всех нас знает, перед Счастливчиком преклоняется.
– Прошу. Всегда рады... Столик давно готов... Прошу... Усаживает нас так, чтобы хорошо просматривались и оркестр, и овальная танцплощадка, но в то же время достаточно далеко, чтобы музыка не мешала разговору.
– А что, вполне приличный оркестр!
– удивился Счастливчик.
Он продолжает увлекаться музыкой, и это еще одно подтверждение его верности старым привязанностям и увлечениям. Ну что ж, порадуем его в таком случае,
– Тут и певица неплохая.
Смотрит на меня с любопытством.
– Ты здесь бываешь?
– Иногда... С ребятами своими захожу - после работы...
– Значит, не утратил вкус к жизни?!
– Он одобрительно хлопает меня по плечу - А как по женской части? Ты же большим мастером был?
Все с интересом ждут ответа. Я единственный холостяк среди них:
– Не жалуюсь...
– Ну, в этом никто не сомневается... А жениться не собираешься?
– Пока нет...
Она приехала через месяц после похорон мамы. Соседский мальчик, проводив ее до двери, не уходит - ему интересно, что будет дальше.
Не сразу узнаю ее. Распущенные поверх светлого плаща волосы, подведенные глаза, туфли на высоком каблуке. В руках новенький чемоданчик.
Ребята продолжают сидеть за столом. Идя к двери, слышу:
– Это еще кто?
– голос Друга.
Соседский мальчик подмигивает мне. Даю ему по шее.
Она изменилась не только внешне. Этаким царственным движением подает мне руку и, уставившись прямо в глаза, громко, как объявление по радио, произносит:
– Здравствуй!
Видимо, долго готовилась к встрече. Беру чемодан. Ставлю у стены, рядом с дверью. За спиной шепот, оживление. (Ребята знают о ней по моим рассказам.) Предлагаю сесть.
Все тем же радиовещательным голосом несет какую-то ахинею.
– Я из Красноводска. Проездом. Делегацию сопровождала. Представителей венгерской торговой фирмы. Прерываю ее:
– Познакомьтесь. Это - ребята. А это - Вика. Усаживаемся за стол. Украдкой, но так, что это видят все, оглядывает мою, увы, теперь уже только мою комнату...
– 'Выражаю тебе глубокое соболезнование, - торжественно провозглашает она.
Благодарю кивком. Боюсь расплакаться. Ее появление вдруг обостряет чувство потерн: что-то очень несправедливое есть в том, что так скоро после смерти мамы в этой комнате появилась женщина. Появилась именно потому, что она умерла....
– А что вы делали с этой делегацией?
– очень вежливо спрашивает Счастливчик.
– Сопровождала.
– Вы что, знаете венгерский?
– Немного. Все улыбаются. Считаю необходимым вмешаться:
– У Вики родители венгры.
– Вот оно что!
Алик, конечно, принимает все на веру, другого наивного члена нашей компании - Дельца - нет, он в Москве, семестр еще не кончился; но все остальные - Друг, Писатель в Счастливчик - в ее венгерское происхождение не верят,
– Так о чем мы говорили?
– Друг дает понять, что гостье уделено достаточно внимания и пора вернуться к серьезному мужскому разговору.