Паутина грез
Шрифт:
— Что с тобой, Ли?
— Ничего, Трой… это от счастья, что у меня есть маленький брат, с которым мы никогда не расстанемся.
Малыш засиял, и мне показалось, что прямо на глазах он вытянулся, порозовел и поздоровел. Ему как воздух нужна любовь, подумала я. Ему требовался человек, который ласкал бы его, баловал, воспитывал, обнимал… Ему жизненно необходимо чувствовать себя желанным и любимым. Конечно, брат очень любил его, но не мог быть отцом, к тому же Тони был сильно занят бизнесом и светскими делами. А моя мать… полностью поглощена только собой. Где уж ей обращать внимание на больного ребенка! Она и здорового его не замечала, смотрела — и не видела. А Трой был очень чутким и ранимым мальчиком, и такое равнодушие заставляло его страдать… Черт побери, выходит, что, кроме меня, у него никого нет… Стало жутко.
Жутко было еще и от того, что я прекрасно понимала его чувства. Теперь все чаще и чаще родная мать смотрела на меня как на пустое место, как бы сквозь. Она была занята собой, своим счастьем, своими интересами… Да и отец теперь обрел в жизни любовь. Мы с Троем остались в этом огромном мире одни, как сироты бродили по огромному дому, среди красот и богатств, о которых другие могут только мечтать и которые, оказывается, ничего не значат для человека. Зачем нужны деньги, дорогие вещи, роскошные угодья, когда ты одинок и нелюбим?
— Почитаешь мне сегодня, Ли? — робко спросил Трой.
— Обязательно. После ужина.
— Здорово! Ну, побегу к Тони. Не забудь, Ли!
И мальчик неровной походкой вышел в коридор. Печаль не покидала меня, но я заставила себя переодеться и спустилась в столовую. Тони уже ждал внизу.
— Как ты, Ли? Устала немного? — поинтересовался он.
— Вообще-то да, хотя не понимаю почему. Я же ничего не делала. Стояла, и все.
— Ты недооцениваешь свою работу. Позирование — труд нелегкий. Требует сосредоточенности, физического напряжения. Потом не забудь, это твой первый опыт. Ты нервничала сегодня. Завтра будет уже легче, а дальше и вовсе переживать не станешь.
— Сколько же времени нам предстоит работать, Тони? — спросила я, испугавшись этого «дальше».
— Трудно сказать. Маслом писать буду долго. Волосы, глаза, кожа — ни одного ложного оттенка я не могу себе позволить. Ваяние — тоже процесс хлопотный. Торопиться нельзя, да и незачем, — с улыбкой пояснил он.
О Небо! Неужели мне все лето предстоит стоять перед ним голышом? Неужели и дальше он будет меня «изучать руками», а попросту говоря, щупать? Неужели я смогу привыкнуть к этому? И разве у него нет других дел, в бостонском офисе, например? Я решилась задать ему этот вопрос.
— У нас работают квалифицированные специалисты. Они ничего не упустят. К тому же для компании Таттертонов крайне важна эта новая коллекция. Давно мы не брались за такие масштабные проекты. И все зависит от первого шага. — Тони похлопал меня по руке. — Не волнуйся, у тебя будет масса свободного времени.
Я лишь кивнула. Как я могла открыть ему свои переживания? И куда мне теперь бежать, к кому? Где же мама? Где отец?
Вечером я поднялась в комнату к Трою. Но выяснилось, что читать не придется: мальчик уже уснул.
— Лекарство, которое он принимает, имеет седативный, то есть успокаивающий, эффект, — пояснила сиделка. — Он боролся со сном, но глазки сами закрылись.
— Можно мне взглянуть на него?
Я прошла в спальню.
Малыша едва было видно на огромной кровати. Но мне показалось, что сегодня он во сне выглядит чуть розовее, чуть здоровее, чем прежде. Надо больше времени проводить с ним, решила я, может, и от своих переживаний сумею отвлечься.
У себя я почитала, послушала музыку, но, выключив свет, никак не могла заснуть. Все вспоминала мужские руки, поглаживающие мое нагое тело, и бешено бегающие под опущенными веками глаза Тони… Что-то будет завтра?
Наутро я первым делом отправилась к матери. Дверь в ее спальню была плотно закрыта. Я тихо постучала.
— Мама, надо поговорить! — вполголоса позвала я. Никакого ответа. — Мама! — произнесла я громче. Тишина. Что за чушь? Мне чертовски надо побеседовать с матерью, а она не откликается! Я решительно открыла дверь, вбежала… и наткнулась на нетронутую постель. Удивленная и разочарованная, спустилась вниз. Тони был уже в столовой, пил кофе и читал «Уоллстрит джорнэл».
— Где мама? — тут же спросила я. — Похоже, она не ночевала у себя?
— Так и есть! — кивнул Тони и перевернул страницу.
— Но где же она тогда?
Мой требовательный тон вызвал у него легкую досаду, не на меня, конечно, а на маму.
— Вчера около одиннадцати она позвонила и сообщила, что решила с подругами остановиться в одном из бостонских отелей на ночь. Сегодня с утра Майлс повез ей чемодан с одеждой и прочими вещами.
— Но… когда же она собирается домой?
— Об этом мы с тобой можем только догадываться.
Он бросил на меня острый взгляд, а потом жестом приказал Куртису накрыть для меня завтрак.
Я растерялась. Мне ни в коем случае не хотелось идти в хижину, не поговорив сначала с мамой. Но она была в Бостоне. А Тони сидел напротив и определенно был настроен работать.
— Пожалуй, сегодня тебе стоит надеть только халатик — и ничего больше, — заявил он. — Не придется возиться с бельем. К тому же день на редкость жаркий.
Как это — ничего больше? Ни трусиков, ни лифчика, только халат? Я испугалась.
Таттертон заметил это и пояснил:
— Так проще и быстрее.
После завтрака я быстро переоделась. Вопреки заверениям Тони я была так же взволнована, как и накануне. А его оживленное воодушевление смущало меня еще больше.
В студии он быстро приготовил рабочее место и уже не подбадривал меня и не успокаивал.
— Сегодня масло! — объявил он. — Готова?
Я оглянулась на окна. Ставни чуть приоткрыты, и в комнату проникал легкий ветерок. Мне вдруг стало так тяжело, так стыдно, что я чуть не выскочила на улицу. Губы задрожали.