Пертская красавица (ил. Б.Пашкова)
Шрифт:
с Конахаром?
– Ни то и ни другое, – ответил Гарри Гоу. – Я только
помешал бы вам уснуть. Это кресло для меня не хуже пу-
ховой постели, я сосну, как спят на часах, не распоясыва-
ясь. – С этими словами он положил руку на эфес своего
меча. – Бог даст, не придется нам больше прибегать к
оружию. Спокойной ночи, или, вернее сказать, доброго
утра. До рассвета, друг, и кто первый проснется – разбудит
другого.
Так расстались два
надо полагать, заснул. Влюбленному уснуть не удалось. На
крепком теле его нисколько не сказалось утомление этой
трудной ночи, но его духовный склад был более тонок. Со
стороны посмотреть – увидишь только здорового горожа-
нина, равно гордящегося и своим искусством в выделке
оружия и ловкостью, с какой он пускал его в ход, профес-
сиональное рвение, физическая сила и совершенное вла-
дение оружием то и дело подстрекали его к драке, и потому
он многим внушал страх, а в иных случаях и неприязнь. Но
с этими свойствами уживалось в кузнеце простое, детское
добросердечие и в то же время пламенное воображение и
восторженность, не вязавшиеся, казалось бы, с его при-
лежной работой у горна и его воинственным обычаем.
Возможно, игра и пылкость чувства, воспитанные в нем
старинными балладами или романами в стихах – единст-
венным источником всех его сведений и знаний, – толкали
его на многие подвиги, зачастую отмеченные простоватой
рыцарственностью. Во всяком случае, его любовь к Кэтрин
отличалась утонченностью, какая могла быть свойственна
тому худородному оруженосцу, которого, если песня не
лжет, дарила улыбками некая венгерская королевна*. Его
чувство к своей избраннице было поистине таким возвы-
шенным, как если бы устремлено было к доподлинному
ангелу, и поэтому у старого Саймона, да и у других, заро-
дилось опасение, что, слишком светлое и благоговейное,
оно не встретит ответа у смертного существа. Они, однако,
ошибались. Кэтрин, как ни была она скромна и сдержанна,
обладала сердцем, способным чувствовать, и понимала
истинную природу глубокой страсти оружейника. И была
ли она склонна отвечать на нее или нет, она втайне горди-
лась преданностью грозного Генри Гоу, как могла бы
гордиться героиня романа дружбой ручного льва, который
всюду следует за нею, опекая и защищая ее. С самой ис-
кренней благодарностью вспомнила она, пробудившись на
рассвете, об услуге, оказанной ей в эту бурную ночь Генри
Смитом, и первый помысел ее был о том, как дать ему по-
нять свои чувства.
Торопливо, слегка стыдясь задуманного, встала она с
постели. «Я была с ним слишком холодна, – говорила она
себе. – Хоть и не могу я уступить его домогательствам, я не
стану ждать, когда отец принудит меня принять его на этот
год Валентином: выйду ему навстречу и сама его изберу! Я
считала слишком смелыми других девиц, когда они делали
что-либо такое, но я наилучшим образом угожу отцу и
послужу, как требует обряд, доброму святому Валентину,
если на деле выкажу благодарность этому честному чело-
веку».
Одевшись торопливо и куда менее тщательно, чем
обычно, сбежала она по лестнице и распахнула дверь той
комнаты, где, как она угадала, ее защитник отдыхал после
ночного сражения. На пороге Кэтрин остановилась, ей
вдруг стало страшно: как исполнить свое намерение?
Обычай не только позволял – он требовал, чтобы свой союз
на год Валентины скрепили дружеским поцелуем. И счи-
талось особенно счастливым предзнаменованием, если
одному из них случалось застать другого спящим и раз-
будить, выполняя этот приятный обряд.
Кому и когда случай более благоприятствовал устано-
вить эту связь, освященную таинством? После долгих
противоречивых размышлений богатырь оружейник, смо-
ренный сном, так и уснул, сидя в кресле. Во сне черты его
лица казались тверже и мужественней, чем они всегда
представлялись Кэтрин: в ее присутствии его черты
обычно отражали то застенчивость, то боязнь вызвать ее
недовольство, и девушка привыкла считать, что лицу
Генри Смита свойственно глуповатое выражение.
«Как суров он с виду! – думала она. – Что, если он
разгневан… и вдруг проснется… а мы тут одни… Позвать
Дороти?.. Разбудить отца?.. Но нет! Ведь таков обычай, и
он будет исполнен с чистой девичьей и сестринской лю-
бовью и почтением. Я не должна опасаться, что Генри
примет это иначе, и не могу я позволить ребяческой
стыдливости взять верх над моей благодарностью!»
С такой мыслью она легкой, хоть и неуверенной по-
ступью прошла на цыпочках по комнате, щеки ее вспых-
нули при мысли о том, что она задумала, и, проскользнув к
креслу, в котором спал кузнец, она коснулась его губ по-
целуем – таким легким, точно упал на них розовый лепе-
сток. Видно, не крепок был сон, если могло его прогнать
такое прикосновение, и спящему снилось, видно, нечто
связанное с тем, что его разбудило, потому что Генри,