Песни. Стихотворения

Беранже Пьер-Жан

Марго

Воспоем Марго, друзья, Что мила и плутовата, Чьи повадки знаю я, Ту, чья кофточка измята… «Как, измята вся? Ого!» — Такова моя Марго. Я подчас ее балую… Подойди-ка, поцелую! Словно горлинка, нежна, Зла, как бес… И смех и горе! Утром ласкова она, А под вечер с вами в ссоре. «Как, сердитая? Ого!» — Такова моя Марго. Я люблю ее и злую. Подойди-ка, поцелую! Поглядите: взяв бокал, За столом она болтает. Взор веселый засверкал, Как шампанское, блистает. «Как, шампанское? Ого!» — Такова моя Марго. Веселись напропалую! Подойди-ка, поцелую! Как играет! Как поет! Как она к искусству склонна! Но едва ль раскроет рот, Если с нами примадонна. «Как, застенчива? Ого!» — Такова моя Марго. И не нужно мне другую. Подойди-ка, поцелую! Хоть амур непобедим, Зажигает кровь волненьем, Но подчас она и с ним Обращается с презреньем… «Как, с презрением? Ого!» — Такова моя Марго. Ссору вспомнил я былую… Подойди-ка, поцелую! Хоть Марго и не робка, Но боится Гименея. Ей самой нужна рука… «Для чего же?» — Ей виднее. «Как, проказлива? Ого!» — Такова моя Марго. Как люблю я удалую! Подойди-ка, поцелую! «Что? Всего седьмой куплет, И конец? — кричит красотка. Дюжину — иль песни нет! Не хочу такой короткой!» «Просит дюжину? Ого!» — Такова моя Марго. И тринадцать ей срифмую. Подойди-ка, поцелую! Перевод Вал. Дмитриева

Мое призвание

Хил_о_й и некрасивый Я в этот мир попал. Затерт в толпе шумливой, Затем что ростом мал. Я полон был тревогой И плакал над собой. Вдруг

слышу голос бога: «Пой, бедный, пой!» Грязь в пешего кидают Кареты, мчася вскачь; Путь нагло заступают Мне сильный и богач. Нам заперта дорога Везде их спесью злой. Я слышу голос бога: «Пой, бедный, пой!» Вверять судьбе заботу О каждом дне страшась, Не по душе работу Несу, как цепь, смирясь. Стремленья к воле много; Но — аппетит большой. Я слышу голос бога: «Пой, бедный, пой!» В любви была отрада Больной душе моей; Но мне проститься надо, Как с молодостью, с ней. Все чаще смотрят строго На страстный трепет мой. Я слышу голос бога: «Пой, бедный, пой!» Да, петь, — теперь я знаю, Вот доля здесь моя! Кого я утешаю, Не все ли мне друзья? Когда приязни много За чашей круговой, Я слышу голос бога: «Пой, бедный, пой!» Перевод М. Л. Михайлова

Простолюдин [31]

В моей частичке de знак чванства, Я слышу, видят; вот беда! «Так вы из древнего дворянства?» Я? нет… куда мне, господа! Я старых грамот не имею, Как каждый истый дворянин; Лишь родину любить умею. Простолюдин я, — да, простолюдин, Совсем простолюдин. Мне надо бы без de родиться: В крови я чувствую своей, Что против власти возмутиться Не раз пришлось родне моей. Та власть, как жернов, все дробила, И пал, наверно, не один Мой предок перед буйной силой. Простолюдин я, — да, простолюдин, Совсем простолюдин. Мои прапрадеды не жали Последний сок из мужиков, С ножом дворянским не езжали Проезжих грабить средь лесов; Потом, натешась в буйстве диком, Не лезли в камергерский чин При… ну, хоть Карле бы Великом. Простолюдин я, — да, простолюдин, Совсем простолюдин. Они усобицы гражданской Не разжигали никогда; Не ими «леопард британский» Введен был в наши города. В крамолы церкви не вдавался Из них никто, и ни один Под лигою не подписался. Простолюдин я, — да, простолюдин, Совсем простолюдин. Оставьте ж мне мое прозванье, Герои ленточки цветной, Готовые на пресмыканье Пред каждой новою звездой! Кадите, льстите перед властью! Всем общей расы скромный сын, Я льстил лишь одному несчастью. Простолюдин я, — да, простолюдин, Совсем простолюдин. Перевод М. Л. Михайлова

31

Престолюдин. — Песня написана в 1815 г.

В моей частичке de знак чванства… видят… — В начале Реставрации поэт подписывал свои песни «де Беранже», желая отмежеваться от имевшихся литературных однофамильцев. В его свидетельстве о рождении действительно значилась эта дворянская частица по милости его отца, который выказывал смехотворные претензии на «благородное» происхождение, так что поэту, по его словам, пришлось «доказывать свое разночинство».

Старый скрипач

Мудрецом слыву в селенье Я, старик, скрипач простой, Потому что от рожденья Не пивал вина с водой. Любо скрипкой на поляне Молодежь мне созывать. Собирайтесь, поселяне, Здесь, под дубом, поплясать! Встарь под этот дуб сходились За советом, за судом. Сколько раз враги мирились Под густым его шатром! Не слыхал он слова брани, Видел только тишь да гладь. Собирайтесь, поселяне, Здесь, под дубом, поплясать! О владельце знатном вашем Пожалейте: в замке там Как завидует он нашим Незатейливым пирам. Дружный смех тут, на поляне: Он один изволь скучать. Собирайтесь, поселяне, Здесь, под дубом, поплясать! Не хулите тех, что с вами Чтить священства не хотят, А желайте, чтоб плодами Был богат их луг и сад. Вместе надо, христиане, Не молиться, так гулять. Собирайтесь, поселяне, Здесь, под дубом, поплясать! Если ниву родовую Ты обнес вокруг плетнем, Не топчи же и чужую И не тронь своим серпом. Будешь знать тогда заране, Что в наследье детям дать. Собирайтесь, поселяне, Здесь, под дубом, поплясать! После горя прожитого Мир опять наш край живит, Не гоните ж прочь слепого, Что с дороги бурей сбит. Скольким в этом урагане Дом и кров пришлось терять! Собирайтесь, поселяне, Здесь, под дубом, поплясать! Вот мое вам наставленье: Здесь, в тени густых ветвей, Дети, всем привет, прощенье! Обнимитеся дружней! На моей родной поляне Должен вечно мир сиять. Собирайтесь, поселяне, Здесь, под дубом, поплясать! Перевод М. Л. Михайлова

Сестры милосердия [32]

Через победы и паденья Ведет благое провиденье, Чтобы спасала вновь и вновь Сердца любовь — одна любовь! Земные долы покидая, Монахиня, любви сестра, Столкнулась раз в преддверье рая С танцовщицей из Opera. Летя родной юдоли мимо, Они предстали пред стеной: Одна — виденьем серафима, Другая — розою земной. Через победы и паденья Ведет благое провиденье, Чтобы спасала вновь и вновь Сердца любовь — одна любовь! Монахиню к предвечной выси Ведя сквозь райские врата, Апостол Петр сказал актрисе: — Входи и ты, любви мечта! Она в ответ: — Я верю тоже, Но я любила сердца власть. Мой духовник — прости мне, боже! Не понял, что такое страсть. Через победы и паденья Ведет благое провиденье, Чтобы спасала вновь и вновь Сердца любовь — одна любовь! — Сестра моя, что за признанье! Нет! Я монахиней простой Людское горе и страданье Поила только добротой. — А я — увы! — была прекрасной И, чтоб казалась жизнь легка, Поила чашей неги страстной И богача и бедняка! Через победы и паденья Ведет благое провиденье, Чтобы спасала вновь и вновь Сердца любовь — одна любовь! — Молитвой я живила силы, Чтоб умирающий, сквозь бред, Мог видеть на краю могилы Конец страданий, вечный свет. — А я — увы! — лишь сладострастье Влагала в бедные мечты. Но я учила верить в счастье, А счастье стоит чистоты! Через победы и паденья Ведет благое провиденье, Чтобы спасала вновь и вновь Сердца любовь — одна любовь! — Всю жизнь, — монахиня сказала, Молилась я, дабы рука Имущих не оскудевала В даяниях для бедняка. — А я, — ответила наяда, Улыбкой, смехом, блеском глаз И грешной ласкою от яда Спасала юношей не раз. Через победы и паденья Ведет благое провиденье, Чтобы спасала вновь и вновь Сердца любовь — одна любовь! — Входи, входи, чета святая! Воскликнул Петр и отпер дверь. Лишенные доныне рая, Его достойны вы теперь. Мы встретить здесь того готовы, Кто осушил лишь каплю слез, Носил ли он венок терновый Или простой венок из роз. Через победы и паденья Ведет благое провиденье, Чтобы спасала вновь и вновь Сердца любовь — одна любовь! Перевод Вс. Рождественского

32

Сестры милосердия. — Поводом для создания песни послужил отказ католического духовенства предать в 1815 г. церковному погребению тело актрисы Рокур.

Птицы [33]

Зима, как в саван, облекла Весь край наш в белую равнину И птиц свободных на чужбину Любовь и песни унесла. Но и в чужом краю мечтою Они летят к родным полям: Зима их выгнала, но к нам Они воротятся весною. Им лучше в дальних небесах; Но нам без них свод неба тесен: Нам только эхо вольных песен Осталось в избах и дворцах. Их песни звучною волною Плывут к далеким берегам; Зима их выгнала, но к нам Они воротятся весною. Нам, птицам стороны глухой, На их полет глядеть завидно… Нам трудно петь — так много видно Громовых туч над головой! Блажен, кто мог в борьбе с грозою Отдаться вольным парусам… Зима их выгнала, но к нам Они воротятся весною. Они на темную лазурь Слетятся с громовым ударом. Чтоб свить гнездо под дубом старым, Но не согнувшимся от бурь. Усталый пахарь за сохою, Навстречу вольным голосам, Зальется песнями, — и к нам Они воротятся весною. Перевод В. Курочкина

33

Птицы. — Песня посвящена поэту и баснописцу Антуану Арно (1766–1834), который в 1816 г. был выслан из Франции как политически «неблагонадежный».

Нет, ты не Лизетта

Как, Лизетта, ты В тканях, шелком шитых? Жемчуг и цветы В локонах завитых? Нет, нет, нет! Нет, ты не Лизетта. Нет,

нет, нет! Бросим имя это. Кони у крыльца Ждут Лизетту ныне; Самый цвет лица Куплен в магазине!.. Нет, нет, нет! Нет, ты не Лизетта. Нет, нет, нет! Бросим имя это. Залы в зеркалах, В спальне роскошь тоже В дорогих коврах И на мягком ложе. Нет, нет, нет! Нет, ты не Лизетта. Нет, нет, нет! Бросим имя это. Ты блестишь умом, Потупляешь глазки Как товар лицом, Продавая, ласки. Нет, нет, нет! Нет, ты не Лизетта. Нет, нет, нет! Бросим имя это. Ты цветком цвела, Пела вольной птицей. Но тогда была Бедной мастерицей. Нет, нет, нет! Нет, ты не Лизетта. Нет, нет, нет! Бросим имя это. Как дитя, проста, Сердца не стесняя, Ты была чиста, Даже изменяя… Нет, нет, нет! Нет, ты не Лизетта. Нет, нет, нет! Бросим имя это. Но старик купил Сам себе презренье И — позолотил Призрак наслажденья. Нет, нет, нет! Нет, ты не Лизетта. Нет, нет, нет! Бросим имя это. Скрылся светлый бог В невозвратной дали… Он швею берег Вы графиней стали. Нет, нет, нет! Нет, ты не Лизетта. Нет, нет, нет! Бросим имя это. Перевод В. Курочкина

Зима

Птицы нас покинули давно, Холода их выгнали из дому; По лесам и по полю пустому Зимнее ложится полотно. За окном ночных ветров угроза, На стекле — серебряная роза, Дверь скрипит от жгучего мороза, Пес мой дрогнет даже у огня. Мы разбудим, милая, с тобою Огонек, что дремлет под золою. Жарче, жарче поцелуй меня! Путник неразумный, бедный конь, Возвращайтесь к дому поскорее! Стужа к ночи сделается злее, Слишком уж злорадствует огонь. Не хочу идти я на уступки. Да и Роза в серебристой шубке Мне, смеясь, протягивает губки, Пылкую мечту мою дразня. Пальчики твои как лед осенний! Сядь ко мне скорее на колени, Жарче, жарче поцелуй меня! Сумерки сгустились. У окна Ночь проходит в траурной одежде, Но любовь к нам, Роза, как и прежде, Явной благосклонности полна. Вот в окно еще стучится пара. Жанна! Поль! Входите без удара. Нам ли вчетвером не хватит жара Молодости, пунша и огня? У камина предадимся лени. Сядь ко мне скорее на колени, Жарче, жарче поцелуй меня! Утомили ласки, и давно Лампы свет благоразумный нужен. Роза нам приготовляет ужин, Стол накрыт, и пенится вино. Старый друг за розовым стаканом, Весь горя рассказом неустанным. Нас уводит по чудесным странам, Хрусталем и рифмами звеня. Алый пунш пылает в горькой пене. Сядь ко мне скорее на колени, Жарче, жарче поцелуй меня! Вся земля под саваном лежит, Нету ей ни слова, ни дыханья, Но ночных метелей завыванье Нашего веселья не смутит. Нам мечта, с любовью в заговоре, В пламени показывает море, Теплый край, где счастье на просторе Ставит парус, путников маня. Пусть же в дверь стучатся к нам морозы, Ведь покуда не вернутся розы, Милая, целуешь ты меня! Перевод Вс. Рождественского

Маркиз де Караба [34]

Задумал старый Караба Народ наш превратить в раба. На отощавшем скакуне Примчался он к родной стране, И в старый замок родовой, Тряся упрямой головой, Летит сей рыцарь прямиком, Бряцая ржавым тесаком. Встречай владыку, голытьба! Ура, маркиз де Караба! — Внимайте! — молвит наш храбрец, Аббат, мужик, вассал, купец! Я твердо охранял закон, Я возвратил монарху трон, Но если, клятвы все поправ, Мне не вернет он древних прав, Тогда держись! Я не шучу! Я беспощадно отплачу! Встречай владыку, голытьба! Ура, маркиз де Караба! Идет молва, что род мой гол, Что прадед мой был мукомол… Клянусь, по линии прямой Пипин Короткий предок мой, И этот герб — свидетель в том, Насколько стар наш славный дом. Пускай узнает вся земля: Я благородней короля. Встречай владыку, голытьба! Ура, маркиз де Караба! Мне не грозит ни в чем запрет, Есть у маркизы табурет. Сынишку сам король пригрел: В епископы идет пострел. Мой сын барон, хотя и трус Но у него к наградам вкус. Кресты на грудь — его мечта. Получит сразу три креста. Встречай владыку, голытьба! Ура, маркиз де Караба! Итак, дворяне, с нами бог! Кто смеет с нас тянуть налог? Все блага свыше нам даны, Мы государству не должны. Укрывшись в замок родовой, Одеты броней боевой, Префекту мы даем наказ, Чтоб смерд не бунтовал у нас. Встречай владыку, голытьба! Ура, маркиз де Караба! Попы! Стригите свой приход! Разделим братски ваш доход! Крестьян — под феодальный кнут! Свинье-народу — рабский труд, А дочерям его — почет: Всем до одной, наперечет, В день свадьбы право мы даем С сеньором лечь в постель вдвоем. Встречай владыку, голытьба! Ура, маркиз де Караба! Кюре, блюди свой долг земной: Делись доходами со мной. Вперед, холопы и пажи, Бей мужика и не тужи! Давить и грабить мужичье Вот право древнее мое; Так пусть оно из рода в род К моим потомкам перейдет. Встречай владыку, голытьба! Ура, маркиз де Караба! Перевод В. Левика

34

Маркиз де Караба. — Песня появилась в 1816 г. и имела огромный успех. Беранже писал:

«Можно было подумать, что даже многие представители власти, пораженные нелепостью претензий нашего родовитого дворянства, способствовали распространению этой сатиры или, во всяком случае, не противились ему». Имя маркиз де Караба найдено было поэтом в широко популярной сказке Шарля Перро «Кот в сапогах».

…Что прадед мой был мукомол… — В сказке маркиз де Караба действительно сын мельника.

…Пипин Короткий предок мой… — Пипин Короткий (714–768) франкский король, родоначальник династии Каролингов.

Песня «Маркиз де Караба» завоевала широкую популярность в России в 1860-е годы благодаря переводу В. Курочкина (1858), который является блестящим примером переключения поэтом-искровцем песен Беранже в план русских общественных отношений его времени.

Из чужбины дальней В замок феодальный Едет — трюх-трюх-трюх На кобылке сивой Наш маркиз спесивый, Наш отец и друг. Машет саблей длинной, Но в крови невинной… Вот какой храбрец! Ой, бедовый, право! Честь тебе и слава Ах ты наш отец! Слушать, поселяне! К вам — невеждам, дряни Сам держу я речь! Я — опора трона; Царству оборона Мой дворянский меч. Гнев мой возгорится И король смирится! Вот какой храбрец! Ой, бедовый, право! Честь тебе и слава Ах ты наш отец! Говорят, бездельник Слух пустил, что мельник Жизнь мне подарил. Я зажму вам глотки! Сам Пипин Короткий Нашим предком был. Отыщу в законе Сяду сам на троне… Вот какой храбрец! Ой, бедовый, право! Честь тебе и слава Ах ты наш отец! Я, как за стеною, За своей женою При дворе силен. Сын достигнет быстро Звания министра; Младший… тот хмелен. Трусоват… глупенек… Но жена даст денег. Вот какой храбрец! Ой, бедовый, право! Честь тебе и слава Ах ты наш отец! Не люблю стесненья! Подати с именья Знать их не хочу! Облечен дворянством, Государству чванством Я свой долг плачу. Местное начальство Усмирит нахальство… Вот какой храбрец! Ой, бедовый, право! Честь тебе и слава Ах ты наш отец! А! Другое дело: Чернь топчите смело, Но делиться — чур! Нам одним охота И цветки почета Деревенских дур. Свято и едино Право господина. Вот какой храбрец! Ой, бедовый, право! Честь тебе и слава Ах ты наш отец! Кресло в божьем храме Перед алтарями Выставляйте мне. Мне — почет и слава, Чтоб дворянства право, Свято и вполне, В этом блеске громком Перешло к потомкам. Вот какой храбрец! Ой, бедовый, право! Честь тебе и слава Ах ты наш отец!

Моя республика

Люблю республику, — не скрою, Взглянув на стольких королей. Хоть для себя ее устрою, И сочиню законы ей. Лишь пить считается в ней делом; Один в ней суд — веселый смех; Мой стол накрытый — ей пределом; Ее девиз — свобода всех. Друзья, придвиньтесь ближе к чашам! Сенат наш будет заседать… И первым же указом нашим Нам скуку следует изгнать. Изгнать? Нет, здесь произноситься И слово это не должно. Как может скука к нам явиться? С свободой радость заодно! Здесь роскоши не будет тени: У ней ладов с весельем нет. Для мысли — никаких стеснений, Как Бахус дельный дал совет. Пусть каждый верует как знает И молится, как хочет сам; Хоть у обедни пусть бывает… Так говорит свобода нам. Дворянство к власти все стремится: О предках умолчим своих. Здесь титлов нет, хоть отличится Иной — и выпьет за троих. А если злостная затея Кому придет — стать королем, Споимте Цезаря скорее; Свободу этим мы спасем. Так чокнемтесь! Пусть год от году Цветет республика у нас! Но чуть ли мирному народу Уж не ударил грозный час: Лизетта вновь нас призывает Под иго страсти; как нейти! Она здесь царствовать желает… Свободе говори прости! Перевод М. Л. Михайлова