Петербургский сыск, 1874 год, февраль
Шрифт:
Мария едва передвигала ноги, боялась увидеть неизбежное, к которому приготовилась в первую ночь отсутствия Дорофея Дормидонтыча, когда не смогла сомкнуть от беспокойства глаз, и поутру побежала к околоточному, который только отмахнулся, отговорившись сальной шуткой. Сейчас на ее лице не было ни слезинки, все выплакала тогда, когда ёкнуло в груди, и к горлу подступил какой—то горький ком.
– Прошу, – их встретил служитель, – вам неопознанного показать с Курляндской?
Штабс—капитан так посмотрел на встретившего их, что даже тот, повидавший всякого, умолк.
Женщина обернулась к Орлову и вполне спокойным тоном произнесла:
– Не беспокойтесь, я насмотрелась всякого в деревне, поэтому меня уже ничем удивить нельзя, – глаза оставались на удивление сухими, но припухлость выдавала, что ещё миг и ручьями польются слезы.
Миша прошёл вперёд и сам открыл половину лица Ильешова, чтобы проломленная сторона оставалась прикрытой.
– Это он, – выдавила из себя женщина.
Василий Михайлович кивнул, и Жуков поспешно набросил на лицо простыню.
– Пройдёмте назад, – Орлов взял Марию за руку и повёл к выходу, но она остановилась, вновь обернулась и твёрдым голосом сказала:
– Когда я смогу забрать Дорофея Дормидонтыча?
– Я думаю, завтра, – теперь штабс—капитан настойчивее взял руку женщины, – а сейчас надо идти.
– Да, – торопливо поправила платок, – что это я?
– На Курляндсой улице были знакомые у господина Ельешова? – спросил, провожая к выходу, Орлов.
– Не слышала.
– Извиняюсь за настойчивость, но, будьте так любезны, ответить на последний вопрос.
– Да. Конечно. – Рассеянно сказала Мария.
– Не собирался ли Дорофей Дормидонтыч продать трактир?
– Трактир? – Изумилась женщина.– Нет, такого не могло быть. Дорофей собирался где—то у Казанского ещё и ресторацию для господ открывать.
– Да? – Теперь настал черед удивления штабс—капитана. – И он уже подыскал дом или помещение?
– Вот этого я сказать не могу, в новые дела Дорофей меня не посвящал. Всецело взвалил надзор за трактиром на меня и говорил, что мне такой обузы достаточно.
– Интересно, значит ресторацию, – задумчиво добавил Орлов, – сударыня, не смею вас больше задерживать.
– Теперь, когда восьмой убитый опознан, и мы получили кое—какие сведения, – надевая перчатки, говорил штабс—капитан, – надо бы в сыскное ехать.
– А, – начал Миша, но осёкся, не смея продолжить.
– Да, – ещё раз повторил Василий Михайлович, не слыша восклицания Жукова, – в сыскное.
Миша послушно шел сзади.
– Василий Михайлович, – раздался голос раздосадованного младшего помощника, – уж не собрались вы пройтись пешком до нашего учреждения?
– А что? – Штабс—капитан обернулся и в его глазах Миша уловил насмешливый блеск, – почему бы и нет? Погода благоволит сегодня нам, так что. Мой молодой друг, коней отпустим мы на волю, а сами в травы мы уйдём.
Жуков даже остановился.
– Поэзия и вы? Мне казались несовместимыми.
– О, Миша, увлечения молодости. Кто из нас не грешил стишками?
– Вы правы.
– Ладно, об этом мы поговорим в другое, более подходящее время. Вот, что ты вынес из сегодняшних бесед?
– Одно, что убитый Дорофей Дормидонтович Ильешов.
– И только—то?
– А что можно было понять ещё?
– Многое. Миша, многое. К примеру, никто, кроме околоточного, не слышал о продаже трактира, никто, кроме Марии, не знает, что господин Ильешов намеревался открыть ресторацию. Не где—нибудь, а у Казанского собора. Занятно, господин сыскной агент?
– Так точно, занятно.
– А еще занятней, что Степан—свет Иволгин, очень уж благоволит к Марии и по её приезде пытался с ней заигрывать в отсутствие хозяина. Ведь Степан – кровь с молоком, видный молодец, но получил от ворот поворот. Мария же о его ухаживаниях ничего Ильешову не сказала.
– Это из каких соображений следует?
– Миша, – штабс—капитан хитро улыбался, – подумай сам.
– Наверное, – Жуков сдвинул к переносице брови, потом повторил, – наверное, если бы Мария пожаловалась хозяину, тот бы выгнал Иволгина из трактира.
– Вот, Миша, – Василий Михайлович поднял указательный палец вверх, – сколько раз я тебе говорил. Верь не сказанному, а понятому, ни в коей мере не домысливай, а стой здание на фундаменте фактов, сопоставлений, ну, и поведения тех, с кем разговариваешь.
– Я стараюсь.
– Ты не стараешься, Миша, а упускаешь очевидное. Вот, как ты разобрался с тем убийцей, что нашёл по непереваренному картофелю у убитого. Вот ты же обратил внимание на это в отчёте доктора, делавшего вскрытие.
– Тогда просто было.
– Так и сейчас просто. Если бы ты обратил внимание, каким тоном Иволгин говорил о хозяине, а каким о Марии. Или как она отзывалась о Степане. Ты должен подмечать, ибо ты сыскной агент, а не простой обыватель. На твоих плечах весит обязанность разыскивать преступником и как можно быстрее, чтобы другие остереглись. Вот, мол, есть в сыскном Михаил Силантьич Жуков, так тот, по следу на месте преступления, определяет злодея.
– Василий Михайлович…
– Нет, Миша. Преступник должен знать, что наказание его настигнет, тогда он подумает – совершать его или нет.
– Наверное, вы правы.
– А ты говорил далеко идти? За разговором и дорога не кажется такой длиной.
Глава пятнадцатая. В розыске мелочей не бывает
Кивнув в знак приветствия дежурному чиновнику, штабс—капитан проследовал к лестнице, по которой намеривался проследовать в кабинет Путилина, но был окликнут.