Петербургский сыск, 1874 год, февраль
Шрифт:
– Благодарю, – буркнул Жуков и вышел прочь.
Мысль Орлова несколько подбодрила Мишу:
«Что я, собственно, ухватился за обратный путь моего подопечного? Ведь правильнее всего проверить, как он провел день и тогда можно будет продумать дальнейшие действия по изобличению преступника. А преступника ли?»
Мысль обожгла, но Жуков сразу же отбросил ее в сторону, как не подходящую.
Первым делом младший помощник направился снова за Обводный канал в артель. При воспоминании о дубинке, подстерегшей его в прошлый раз, холодок пробежал по спине и Миша крепче сжал рукоять пистолета в кармане. Не хотелось становиться жертвой какого—то там разбойника, который подстерегает в темных местах неосторожных горожан, идущих по опасным улицам.
Со стороны Исакиевского собора раздался колокольный звон, известивший, что шестой час по полудни начал отчёт следующего. Миша поправил воротник пальто и направился к площади, где Николай I удерживал коня от ретивого бега. Там Жуков рассчитывал взять извозчика и к Бумажному каналу, где находилась артель. Через полчаса он вышел из саней и предупредил возницу, что пробудет недолго.
Входная дверь оказалась незапертой, длинный коридор был пуст, только из дальней комнаты слышались возбужденные голоса, но разобрать о чем шел спор, не представлялось возможным. Миша подошел и громко постучал. Голоса умолкли и сразу же дверь открылась на пороге стоял старшина артели, лицо его налитое кровью, в миг побледнело и испуганные глаза выдали непонятную боязнь.
– Господин Жуков, – голос старшины, хоть и звучал глухо, но в нем чувствовалось волнение.
– Да, это я, – Миша вошел в комнату и снял головной убор, у окна стоял мужчина в летах с седой длиной бородой, его глаза живо бегали со старшины на сыскного агента, – у меня есть появились несколько вопросов, требующих твоего ответа.
– Всегда готов помочь сыскной полиции, – и старшина скосил глаза на бородатого, последние слова явно предназначались ему.
Мужчина, до той минуты сидевший, поднялся и с улыбкой на лице направился к выходу.
– Я еще зайду, раз мы не решили, – он обратился к старшине, тот рассеянно кивнул и торопливо произнес:
– Да, да, непременно, – и повернул лицо к Мише. – Кажется, в прошлый раз я рассказал все, что мне было известно.
– Следствие иногда требует уточнения, – Жуков насторожился, сцена, разыгравшаяся ранее, становилась любопытной, поэтому не стоило торопиться. Он без разрешения присел на скамью и положил головной убор рядом.
Старшина стоял перед ним и не знал куда деть руки, видимо, раздражение от предыдущего разговора окончательно не ушло. Сунул руки в карманы.
– Вы уже нашли душегубов?
– Увы, ищем и надеюсь, им не долго осталось ходить на свободе.
– Им? Их целая шайка?
– Пока не могу разглашать, – Миша таинственно понизил голос, – сам понимаешь, следствие.
– Мы понимаем, – произнес торопливо старшина и тоже понизил голос.
– Сколько человек в артели?
– Вашбродь, уж не подозреваете ли наших? – Голос звучал тихо, словно старшина боялся, что кто—то в коридоре может услышать.
– Что есть сомнения в работниках? – вопросом на вопрос ответил Жуков.
– Упаси Господь, – наиграно замахал руками старшина, глаза его сузились и он хищно посмотрел на сыскного агента, – Степан Иваныч хоть и бирюком был, но человеком уживчивым и ладил со всеми.
– Понятно, а все же?
– Вашбродь, не понятны мне ваши намеки.
– Что не понять? – Пожал плечами Миша, – в артели все дружны до гроба? – И немигающими глазами уставился в лицо старшины, который стал еще бледнее, хотел что—то сказать, но так и застряли слова в горле.
– Не шутите так, господин Жуков.
– А я и не шучу, – еще более серьезным голосом произнес сыскной агент, – в котором часу вы заканчиваете работу?
– Когда как, – лицо старшины не выражало никаких чувств, – иной раз и за полночь, когда не успеваем к сроку, а так, в десятом часу.
– В тот роковой день, когда закончили?
– В день убийства Морозовых, упокой их души, Господи! – Перекрестился старшина.
– Да, в тот вечер!
– Дак, на колокольне, – он кивнул куда—то в сторону, – девять пробило, вот и разошлись.
– Так, и кто?
– Почти вся артель здесь проживает, вот Морозовы угол снимали, Ефимка, – старшина загибал пальцы, – Коська да Евсей с сыном, пожалуй, все.
– Они все сразу ушли?
– Не могу припомнить, но, кажется, сразу. Мы дверь закрываем на замок, тут края пустынные, мало, кто бродит.
– Это точно. А не собирались ли куда зайти уходящие?
– Почем знаю, – раздраженно буркнул старшина, но, взглянув на сыскного агента, произнес, чуть ли не извиняющимся тоном, – не знаю, Вашбродь, ушли и ушли, я ж по пятам за ними не ходил. Куда они отправились, им ведомо, а не мне.
– Значит, не знаешь?
– Так точно, не ведаю.
– Кто мог знать о больших деньгах у Морозовых?
– Господин Жуков, у кожного из нас свои помыслы. Вот вы, звиняйте, не будете трясти своим кошелем перед чужими…
– Но артельщики вроде бы не чужие друг другу, – перебил старшину Миша, – почти все с одной деревни.
– Вы правильно заметили, господин Жуков, с одной волости, но кошели у нас разные, – прищурил левый глаз собеседник, – и кожный из нас перед другими деньгами не бахвалится.
– Понятно, значит, ты не знаешь, – напирал на старшину сыскной агент, – куда кто пошел?
– Вот тут сказать могу, – приблизил лицо собеседник к Мише, – следующим утром сивушного запаха ни от Коськи, ни от Евсея, ни от Ефимки не почувствовал, значится, дома ночевали, а не в трактирах.
– Из этих троих никто домой не собирается?
– Что вы, господин Жуков, нынче работы вагон, по весне домой деньги хорошие отправят, кто корову справит, кто избу сладит, кто еще что.
– А кто избу сладить собрался?