Пилигрим
Шрифт:
Мое горестное размышление прервала мудрая женщина, неслышно подошедшая ко мне по следам моим сзади, они тронула меня за рукав моей одежды и произнесла:
– Элиа, господин мой, настает новый день и требует новых забот. Прикажи же людям своим дела их и направь помыслы их к свершению.
Я же не мог скрыть видом своим растерянности, меня охватившей, и сказал ей так:
– Что ты просишь меня приказать, когда я не знаю, что должно быть свершено? Наш путь был сообразно указаниям покойного Бен Ари, и вот, я не могу увидеть знаков, обсказанных им мне незадолго перед его блаженной кончиной, и я стою, как ягненок, потерявшийся на пастбище, и не знаю, куда идти мне самому и куда вести мне мой народ, и похоже, что под моим недолгим водительством Джариддин
Мудрая же, выслушав мои слова и не переча мне, отвечала:
– Ты владеешь жизнью и смертью подданных своих, но над самим собой ты не властен и предопределено тебе исполнять предназначение, даже если и не ведаешь пока, как и каким способом откроется тебе верный путь к тому. Отринь же неверие в слабость силы твоей, ибо не ты один на этом свете, но всевышний и всепредержащий за твоим плечом и направляет стопы твои и наделяет силою руку твою. То же и означает, что не утративший веры черпает помощь из источников неведомых и сосудов невидимых и обретает способность, превыше природной. Веруй и обратись с мольбой, и обрати взор внутрь себя, и обратись со словом к народу своему, и обрящешь.
– Слава всевышнему, господу миров! Привет и благословение господину посланных, господину и владыке нашему, да благословит его предержащий и да приветствует благословением и приветом вечным, длящимся до судного дня! Истинно - изверившийся лишается и того, что имеет, и того, что мог бы иметь. Кто может спорить с твоими словами, наполненными мудростью, как соты медом? Но сказано мудрым и другое - не следует делать вид, что все хорошо, когда все плохо. И я скажу тебе - в пыли суматохи и в камнях суеты мной потеряна нить мудрости, переданная мне Бен Ари, и я не вижу конца этой нити, и я утратил путеводную нить, и мне отныне неведомо, куда идти.
– Что случилось и отчего ты пребываешь в растерянности, - спросила меня старуха.
– Да будет тебе известно, - начал я, - что Бен Ари незадолго до своего последнего вздоха наставил меня относительно дельнейших действий, назначение которых должно было состоять в сохранении оставшихся со мною людей Джариддин, в уменьшении их страданий и, если на то будет воля всевышнего, в возрождении величия и многочисленности Джариддин, которое ныне вследствие неразумного поведения многих из нас было утрачено. И в качестве первого шага к тому Бен Ари приказал мне идти караваном в одно тайное место, которое должно стать началом нашего дальнейшего пути и основой нашего благосостояния на все будущие времена, и дал мне подробное описание того места. И вот, я пришел в то место, которое назначил мне Бен Ари, и не могу найти заповеданного, и люди мои, зависящие от меня и ожидающие умного и толкового приказа от меня, и доверившиеся мне, должны быть готовы ужасно погибнуть оттого, что я потерял дорогу и направление пути и завел своих людей неведомо куда.
– О возлюбленный сын мой Элиа и повелитель моей жизни Элиа, что же такое сказал тебе покойный Бен Ари, отчего ты не смог увидать за его словами истины?
– И мне известно, как и всякому прочему из Джариддин, что слова старейшины всегда были ясны и хранили великую мудрость, но глаза мои утратили способность видеть очевидное, и я на распутье, как крот, застигнутый солнечным восходом, и я слеп... И не тебе, о женщина, следует отвлекать меня от горестного размышления о постигшей меня неудаче, и через меня - всех Джариддин, а положено и пристойно тебе приуготовить себя и сопутствующих тебе женщин к окончанию твоих дней на земле, ибо женщина, как сказано мудрыми, не чета тебе, людьми, испившими из чаши веков знания и постижения, женщина есть существо низкое и нечистое, обделенное разумом и силами, суетливое и громкоголосое, и расточающее слова там, где не подобает суесловие, и стоящее хотя и несколько выше собаки, однако же ниже полезного в странствии и хозяйстве осла...
А мудрая женщина, неожиданно и в нарушение всех и всяческих правил и обычаев, прервала мои горькие излияния души и молвила:
– Слова господина моего, посланные мне одной, не имеют значения, но если он говорит
И я усовестился, и рассказал ей, и разделил с ней мудрость, оставленную мне старейшиной, и до сих пор не жалею содеянного, что иному человеку показалось как бы уничижением собственного достоинства и уменьшением величия правителя. Но только самонадеянный глупец считает собственную мудрость превыше всякой любой другой, и от того впадает в неприятности. Многие века жившие до нас говорят, что мудрость, воспринятая хотя бы и от человека ниже тебя, и от недостойного раба, и от злейшего врага, все равно остается мудростью и только дураку не дано воспользоваться ею. И если женщина, умудренная годами и одаренная всевышним светлым умом и ясной памятью, а также кротостью речей и вниманием и почтением, говорит тебе мудрые слова, не отвращай лица своего от нее и да будут уши твои и душа твоя открыта ей. И я рассказал мудрой:
– По словам Бен Ари, в истинности коих мне нет оснований сомневаться, хотя состояние раны у старейшины и не давало ему возможности не обращать внимания на телесное страдание, по его мудрым словам я ясно понял, что предмет нашего перехода должен был бы располагаться не далее, чем в одном фарланге от места, где мы оставили лагерем часть нашего народа перед тем, как отправились сюда. Приказал он мне, что следует направить стопы наши к восходу солнечному, что мы и сделали, однако же, по его словам, в конце нашего дневного перехода мы должны были узреть некое место каменное наподобие груженных товарами верблюдов, то есть, как открылось мне, должны быть несколько холмов из камня, которые издали как верблюжьи горбы выглядят, но осмотрись сама - вот наш переход завершен, но только нет никаких холмов, которые можно было бы счесть хотя бы отдаленно цепочкой верблюдов, и тут мудрость старшего стала недоступной мне, и дальнейшего пути мне неведомо.
– Что же почтенный старец говорил тебе про время пути?
– спросила меня мудрая.
– Время пути - дневной переход, а протяженность не столь велика - один фарланг или около того, и это заповедание было нами исполнено. И вот, в конце нашего пути нет тех памятных знаков, о которых было сказано, видимо, по моей неопытности мы сбились с пути и ушли неведомо куда, прямо в смертельные объятия пустыни.
В тяжкой задумчивости и молчании мы провели несколько времени, а затем мудрая женщина произнесла:
– О Элиа, владыка мой, каким же способом ты избирал направление на восход, которым затем и прошел наш малый караван, в котором места верблюдов заняли ишаки, а места купцов - слабые женщины и дети, а место водителя каравана судьбою было предназначено тебе? Заклинаю тебя, вспомни каждое слово, произнесенное покойным перед его нелегкой кончиной в отдалении от земли предков его, в безвестности, нищете и недостойных его мучениях, от руки ближнего его свойственника приобретенных, беспричинно и вероломно нанесенных. Вспомни его истинное слово, как будто только сейчас оно попало в твой слух!