Пленники чести
Шрифт:
— Как тебя зовут? — спросил он, не отводя взгляда.
— Обычно кричат, что-то вроде воровки или ведьмы, но ты можешь звать меня Кхаца, — ответила цыганка, снимая в темноте плащ.
Затем она зажгла свечу и поставила её на стол. В тусклом её отблеске Карл Феликсович разглядел длинную юбку со множеством разноцветных оборок, на груди было что-то вроде фартука, а плечи и руки прикрывала цветастая шаль. На шее у девушки висели яркие бусы, поблёскивавшие в отсветах огня, а в распущенные чёрные волосы была вплетена алая лента. В молчании Кхаца села напротив франта и вызывающе взглянула ему в глаза.
— Вот и пришёл ко мне, говори, что за дело, — спросила она.
— Я слышал, что вы цыгане можете помочь в сложном деле, скажем, если нужно избавиться от кого-то, — произнёс Карл Феликсович, собрав предварительно всю волю в кулак.
— Порчу навести хочешь или чтоб из жизни кто-то ушёл? — с улыбкой спросила девушка.
— Скажем так, есть один мерзкий старикашка, его можно и не убивать, главное, чтобы он поскорее убрался отсюда, а вот есть один офицер… — проговорил в полголоса Карл Феликсович.
— Да у тебя, барин, за душою ни гроша! С чего это я стану помогать тебе? — насмешливо заговорила Кхаца, сверля Карла Феликсовича огненным взглядом.
— Ну, положим, я не так уж беден, как ты говоришь, а вот в способностях твоих я пока не уверен, — сказал он, придвигая к цыганке серебряную монету.
Та покрутила её перед огнём свечи, нежно провела по ней пальцами, затем легко взмахнула рукой и монета исчезла, словно по волшебству.
— Дай мне руку, — вдруг сказала цыганка, и, ухватив ладонь Карла Феликсовича, стала долго её рассматривать.
Молодой франт настороженно следил за напряжённым лицом Кхацы. В этот момент оно удивительным образом переменилось, игривость бесёнка исчезла, и на его место пришла сосредоточенность и серьёзность. Взгляд цыганки сделался пугающим, она будто в этот момент стала старше лет на двадцать. В душе у Карла Феликсовича возникло чувство, словно его развернули, расправили всего, вывернули наизнанку и читают все его мысли, как открытую книгу. Он уже не принадлежал себе, и казалось ему, что смотрит он на себя и на цыганку со стороны, как зритель в театре, где на его глазах творилась какая-то мистерия. Цыганка всматривалась в ладонь каких-то пару минут, но несчастному молодому человеку показалось, что прошла вечность. Наконец она положила ладонь Карла Феликсовича на стол, затем на секунду отвернулась, а потом обратила к нему своё прежнее лицо.
— Ничего не выйдет у тебя, барин, — спокойно произнесла она.
— Что ты говоришь? — удивлённо воскликнул молодой франт. — Я всё равно найду способ избавиться от него, с твоей помощью или без!
— Та, о ком ты грезишь, никогда не будет принадлежать тебе! Знаю всё про тебя. Не ту ты выбрал, не тебе она предназначена, — сказала цыганка, прямо глядя на собеседника.
— Замолчи! — шипел Карл Феликсович.
— Рядом судьба твоя, рядом, только не видишь ты её! А этой девице судьба принадлежать самому сатане!
— Замолчи! Я и есть сатана!
— Ты? — Кхаца рассмеялась. — Ты даже на мелкого беса не тянешь! А вот есть лев, и он мог бы отобрать её у сатаны! Знать бы только, что это за лев, сама бы его украла!
— Ей сватают старика фабриканта, а увивается за ней проклятый никчёмный поручик! Поможешь мне от них избавиться, и я тебя озолочу! — и карл Феликсович протянул Кхаце кошелёк с деньгами. — Возьми, здесь двадцать пять монет серебром! Такое за месяц не заработать всему табору! Сделай, как я прошу!
— Не нужны мне твои деньги, — равнодушно ответила она, отодвигая от себя кошелёк. — Знаю, ты убить этого поручика хочешь. Да притом моими руками! Нет, не стану я убивать ради такого как ты!
— Хорошо, не поможешь с этим справиться, так хоть помоги отделаться от старика! Но знай, он должен сам отступиться от Натальи! — тут Карл Феликсович спохватился, не наговорил ли он лишнего, но сказанного было не воротить.
— Ох, и далась же вам всем эта Наталья! — звонко воскликнула Кхаца.
— Дай мне средство! — угрожающе произнёс Карл Феликсович, поднимаясь со своего стула.
— Дам, дам, только не горячись! — произнесла цыганка. — Старик бы и сам уехал, когда пришло время, за ним и так смертный долг висит.
С этими словами цыганка встала и пошла к двери.
— Сиди здесь, — приказала она, — я принесу средство.
И она исчезла за маленькой дверью, а молодой франт остался в раздумье сидеть за столом. Пламя свечи изредка подрагивало, становясь то выше, то меньше. Мысли теснили голову, хотя из слов цыганки Карл Феликсович почти ничего не понял. О той ли девушке говорила она? И почему эта оборванка не приняла денег? Всё казалось странным и подозрительным. Молодой человек был уверен, что вокруг творится сплошная чертовщина, и ему хотелось поскорее вернуться в замок. Наконец он решил, что эта бродячая колдунья просто сумасшедшая, и отсюда все её странное жесты и непонятный разговор. Глупо было полагаться на столь ненадёжное средство, как цыганская магия. Но тут дверь неожиданно открылась, заставив Карла Феликсовича вздрогнуть. В комнату, легко шурша юбкой, вошла Кхаца.
— Вот средство, — сказала она и протянула небольшой флакончик, украшенный затейливой гравировкой. — Это для твоего старика. Подлей ему в напиток, и он больше не будет тебе опасен.
— Это яд? — неуверенно произнёс молодой человек, беря флакончик в руку.
— Нет! — рассмеялась Кхаца. — На этого яд даже не стоит тратить!
— Что же тогда это?
— Он просто начнёт видеть свои грехи, — произнесла цыганка и потянулась за плащом.
Карл Феликсович встал и в нерешительности прошёлся по комнате. Затем достал из кошелька монету и положил её на стол.
— Бери, — сказал он, — если и в самом деле сработает, ещё принесу.
— Можешь не трудиться, барин, я честная цыганка, и много мне не надо. Только даже это не поможет тебе добыть твоей зазнобы.
С этими словами цыганка вышла из комнаты, а внезапный порыв неизвестно откуда взявшегося ветра задул свечу. Ещё минуту Карл Феликсович приходил в себя, затем, повертев в руках флакон, быстро сунул его в карман. Тут что-то важное всплыло в его сознании, и он мигом выбежал из комнаты. Кхацы в питейном помещении не было. Стремглав выбежав на двор, молодой человек сначала был ослеплён светом дня, но привыкнув немного к нему и осмотревшись, понял, что цыганки не оказалось и там, словно она исчезла, как исчезает призрак или бес.