«Плохой день для Али-Бабы»
Шрифт:
– Разве мы встречались?
– Это же я, Аладдин!
– вскричал он отважно, взбегая по лестнице, чтобы снять ее с балкона.
– Когда-то я была обручена с юношей по имени Аладдин, - признала она, - пока этот мерзкий маг не украл меня.
– Фатима!
– позвал Синдбад, чье мужество тоже окрепло при виде успехов других.
– Я знаю, ты где-то здесь!
Наградой ему стал лишь смех, нежный и далекий.
И он засмеялся тоже.
– Я видел взмах руки там, на самом верху лестницы, - взволнованно
– Я узнал бы этот смех из сотни других! Я заметил бы эту руку среди моря других рук! Фатима! Это я, твой Синдбад! Я иду к тебе!
Из- за колонн на площадке на самом верху лестницы снова донесся смех. Синдбад запрыгал через две ступеньки.
– Где ты, моя возлюбленная?
– позвал он, достигнув площадки.
– Прячешься за этим занавесом?
– Он подошел на цыпочках.
– Я слышу твое дыхание. Что за сладостный звук! Раздвинь же занавеси, чтобы я мог увидеть тебя!
– Уук уук! Скрии скрии!
– раздалось в ответ из-за занавеса.
Синдбад вскрикнул, из-за портьер высунулись две волосатые лапы и уволокли его с глаз долой.
Ахмед оторвал взгляд от Марджаны, с которой они, не отрываясь, смотрели друг на друга.
– Вот, значит, что случилось с королевой обезьян!
Спеша отыскать своих подруг, мужчины побросали бурдюки с частями тела Касима на мраморный пол.
– Женщины!
– взывала голова Касима.
– Вокруг меня не нужно толкаться! И очереди ждать не нужно! Меня можно разделить сразу на шестерых!
– Поаккуратнее!
– кричал Гарун наседающим на него женщинам.
– Я старый, со мной надо обращаться осторожно!
У Али- Бабы таких проблем не было. Единственной его заботой были около двадцати женщин, окруживших его. И, в полном соответствии с названием этого места, все они были красавицами. Он вполне представлял себе, чего они хотят, и должен был признать, что, женат он или нет, при определенных обстоятельствах он не отказался бы заняться этим делом с любой из присутствующих. Возможно, это мог бы быть очень даже неплохой денек.
Но сразу двадцать, и у всех одно на уме?
«Даже у самых приятных вещей, - понял Али-Баба, - бывает своя изнанка».
Но едва женщины успели повалить его на холодный мраморный пол и сорвать половину его черных одежд, как дровосек ощутил спиной иную, могучую дрожь, словно содрогалась сама земля.
– ЧТО ЗДЕСЬ ПРОИСХОДИТ?
Он уже слышал этот голос прежде, хотя и не настолько громкий и звучный. Похоже, громадная пещера решила наконец заговорить. А это, разумеется, означало, что земля в самом деле содрогалась.
– ДОВОЛЬНО! ЭТО СКУЧНО! ПОРА ПОСЛУШАТЬ КАКУЮ-НИБУДЬ ИСТОРИЮ!
Тут все, чем бы они ни занимались, застыли. Драматический эффект, несомненно, усиливало то, что все вокруг них отчаянно содрогалось в такт словам.
– Пожалуй, самое время
– предложил камень, каким-то образом ухитрившийся остаться у Али-Бабы в руке. Что касается этого обломка скалы, он, похоже, ничуть не был напуган.
– Я - ВЕЛИЧАЙШАЯ ИЗ ПЕЩЕР, - пророкотал могучий голос, сотрясая стены.
– ПЕЩЕРА, ПОГЛОЩАЮЩАЯ ДРУГИЕ ПЕЩЕРЫ! ВЫ МОЖЕТЕ НАЗЫВАТЬ МЕНЯ МОРДРАГ!
«Мордраг?» - подумал Али-Баба. Имя звучало не слишком-то дружелюбно. До этого момента дровосек даже не подозревал, что у пещер могут быть имена. Имя, безусловно, впечатляло.
– Неплохое имечко, - признал камень.
– Оно происходит от побочной ветки нашего рода?
– ВООБЩЕ-ТО ОНО НИЧЕГО НЕ ЗНАЧИТ. НО МНЕ ПОКАЗАЛОСЬ, ЧТО ЗВУЧИТ ВЫРАЗИТЕЛЬНО.
– Это верно, - согласился камень.
– О, кстати, тебе привет от дядюшки Сида.
– ЕМУ ТОЖЕ.
– Почему бы тебе не сказать ей, - тихо обратился Али-Баба к камню, - что очень приятно было встретиться и все такое, но теперь нам в самом деле пора идти?
– НО ВЫ В МОЕЙ ПЕЩЕРЕ И В МОЕЙ ВЛАСТИ!
– громыхнула Мордраг, прежде чем камень успел вымолвить хоть слово.
– ЗДЕСЬ ВСЕ МОЕ!
Однако Али-Бабе до смерти надоело, что его все запугивают, будь то предводитель разбойников (который теперь, когда дровосек думал о нем как о Грязнуле, представал совершенно в ином свете) или самая большая волшебная пещера в мире. Он должен положить конец этой тирании и этой череде чрезвычайно скверных дней.
– Думаю, что нет, - только и ответил поэтому он.
– Неужели ты намерен воспротивиться воле пещеры?
– в великом волнении спросил камень.
– Полагаю, придется, - ответил Али-Баба, уже почти сожалея о своем решении, - хотя и не знаю, к чему это приведет.
– У меня такое чувство, - великодушно ответил камень, - что свершатся великие дела, и все множество этих людей и коварных замыслов, сплетающихся вокруг тебя, столкнутся друг с другом так, что содрогнется земля. Но вообще-то я всего лишь камень. Что я могу знать?
– В САМОМ ДЕЛЕ, ЧТО ТЫ МОЖЕШЬ ЗНАТЬ?
На взгляд Али-Бабы, это был лишь очередной пример откровенного запугивания.
– Хватит!
– заявил он, нагибаясь, чтобы подобрать части Касима.
– Мы уходим!
– Так быстро?
– захныкал его братец.
– Прежде чем хоть одна женщина развязала этот мешок?
– ЭТО ТЫ ТАК ДУМАЕШЬ!
– мрачно пророкотала пещера.
– Я вообще ни о чем таком не думаю!
– заныл Касим.
– Я знаю лишь, что ни одна из женщин не развязала ни одного из моих бурдюков! Знаешь ли ты, как это огорчает, когда части твоего тела находятся так далеко друг от друга, что ты не можешь дотронуться даже до самого себя? И при этом быть еще лишенным прикосновения других? Это уже чересчур.