По Северо-Западу России. Том I. По северу России
Шрифт:
В шестом часу вечера путешественники покинули Архангельск на пароходе «Норденшильд», имеющем весьма любопытное прошедшее, и направились за бар, где их ожидал крейсер «Забияка», разведя пары, для немедленного следования в Соловецкий монастырь. «Забияка», сидящий сравнительно глубоко, должен был воспользоваться приливом, чтобы заблаговременно выйти к море. Пароход шел по Маймаксе, одному из рукавов Двины. «Норденшильд». как судно, построенное специально для полярных плаваний, само по себе представляло значительный интерес: оно невелико, но имеет много не только поперечных, но и продольных связей, способных противостоять напору льдов; нос его стальной и служит тараном; множество бочек, размещенных повсюду, свидетельствовало о запасах пресной воды, которые берутся на судно в полярное плавание. В 1879 году этот маленький «Норденшильд» совершил долгий путь Сумским каналом и Индийским океаном, навстречу «Веге», на котором «Норденшильд» через Ледовитый океан прошел в Берингов пролив. Встречи этой не состоялось, потому что близ Японии «Норденшильд» сел на мель и простоял целых шесть месяцев; волны разбили все его каюты, и, снятый с мели англичанами, он должен был отстроиться заново. В 1883 году «Норденшильд» около Вайгача нашел экипажи «Варны» и «Луизы»... В описываемое время, он был совершенно готов к выходу в Полярное море, но опасался идти, потому что, вследствие поздней весны и северных ветров, Новая Земля была окружена льдами. Путешественники пересели на крейсер «Забияку» в виду Мудьюгского маяка, очень близко к плавучему; навстречу выехала лодка с Мудьюгской спасательной станции. Этих станций на Белом море три: Мудьюгская, Летнегорская и Дилерская на Соловецких островах; кроме того, на зимнее время устраиваются зимние станции: подле Архангельска, в Соломбале, на Кегострове и в Холмогорах — Коскогорская, приносящие несомненную пользу при вскрытии и закрытии рек, сопровождающихся здесь опасными неистовствами водной стихии, поднимающейся выше обыкновенного уровня на три и более сажени.
Соловецкий монастырь.
Знакомство с «Забиякой». Описание крейсера. История возникновения обители. Связь с древним Новгородом. Петр I. Монастырская стена. Чайки. Святыня. Ризница. Пекарня. Рухлядня. Другие учреждения. Иконы. Усыпальницы. Митрополит Филипп. Авраамий Палицын. Нападение англичан в 1854 году. Возмущение раскольничествовавших монахов в XVII веке. Путь богомольцев.
Крейсер «Забияка», на котором решено было продолжать путешествие, — судно 2-го ранга. Он построен в Филадельфии, на заводе Крампа, и впервые вышел на рейд в феврале 1879 года. На нем около двадцати офицеров и полутораста человек команды. Длина его по палубе 233 фута, а ширина 30 футов; корпус железный, вес корпуса 335 тонн. Наибольший ход дал крейсер при пробе в Кронштадте: 151/2 морских миль в час; силой одного котла крейсер может сделать в час 8 — 9 миль; следовательно, он быстроходный; запас угля у него достаточный; имеются два опреснительных аппарата, опресняющие в сутки 1.584 ведра воды. Трюм судна разделен на девять непроницаемых отделений: девять шансов не пойти ко дну в случае пробоины.
Несмотря на свою миловидность, «Забияка» может преобразиться, в случае надобности, в очень сердитое, рычащее существо: на нем два орудия 6-ти дюймового калибра, пять 9-ти фунтовых дальнобойных, на станках Барановского, одно горное орудие 21/2 дюйма и четыре пушки Гочкиса, скромно прижавшиеся на палубе, возле бортов; для действия они выставляются на мостик. Ядер, гранат, шрапнелей, картечи, всяких патронов, берданок, револьверов — множество; кроме того, судно несет на себе разные мины самых приятных особенностей; имеются фальшфейеры, ракеты и динамо-электрические машины, благодаря которым крейсер пользуется электрическим освещением.
Если бы встретилась надобность, то имеет возможность стрелять и гальваническим способом. Количеством боевых припасов «Забияка» вполне удовлетворяет своему имени. Ходить по палубе приходится очень осторожно, из опасения зацепиться то за медные погоны, попросту рельсы для орудий, то за какие-нибудь кольца или крюки, так называемые рымы, за которые что-либо привязывается. В силу существующего закона курить на палубе нельзя, и тем, кто любит это невинное занятие, предстоит испытывать в пути большое лишение. Закон запрещает даже сидеть на палубе, и все это имеет свои основания. Спичек при себе иметь тоже нельзя. На «Забияке» высятся вдоль бортов его: паровой катер, вельбот и пять шлюпок. Борта очень высоки, так что, гуляя по палубе, вы, если не обладаете большим ростом, ничего по сторонам не видите; всякий решительно кругозор с палубы прекращен днем, когда матросские койки, связанные мешками, становятся поверх бортов; для того, чтобы видеть что-либо, необходимо пройти или на нос судна, на бак, нечто в роде салона или гостиной матросов, где им позволено курить, или на ют, на кормовой части, где стоит под ружьем вечный часовой, или, наконец, на один из двух поперечных мостиков; на одном из них установлен компас, на другом имеется постоянный вахтенный офицер, и отсюда исходить всякая команда. Под этим мостиком — рубка, царство штурманского офицера; здесь лежат угломерные инструменты и карты, на которых отмечается путь судна, так что в каждую минуту вы можете знать место, на котором находится судно. Четыре рулевых матроса стоят под другим мостиком у колеса; один из них немедленно отвечает на всякую команду, и если сказано, например: «право руля», он, совершив указанное, немедленно говорит: «есть право руля!» Этот глагол «есть» играет на военном судне весьма видную роль, и если вы в кают-компании говорите вестовому: «подай стакан воды», он, отправляясь по поручению, отвечает вам немедленно: «есть стакан воды» или просто: «есть». Но характер военного судна настолько типичен, так разнообразен в разные моменты дня и ночи, что описывать его возможно только отдельными чертами, по мере того, как они будут сказываться в пути. К 101/2 часам вечера погрузка крейсера окончилась, и раздались одна за другой обычные при подъеме якоря команды: «канат на шпиль! пошел шпиль! встал якорь! чисть якорь!»
К исходу 1895 года крейсер «Забияка» заслужил почетную известность чуть ли не на всех морях обоих полушарий. Молодым был он, бороздя темные волны Ледовитого океана; состарился он в более приветливых, южных волнах, но везде оставался верным той службе, для которой был создан. Пример, показанный им на Мурманском побережье, остался не единичным.
Правительство, озабочиваемое судьбами нашего северного Поморья, за последние годы постоянно посылает на летнее время одно из своих военных судов. Так, в 1893 году ходил на Мурман, в Белое море и на Новую Землю крейсер «Наездник»; ему вослед — крейсер «Вестник», и есть полное основание полагать, как показали примеры, что время полного хозяйничанья в наших водах норвежцев и других пришлых людей отошло, наконец, в область воспоминаний., А первый пример был показан «Забиякой».
Здесь кстати будет упомянуть, что подобное хищническое хозяйничанье в наших водах производилось иностранными судами и на окраине нашего дальнего Востока. Там беспощадно истреблялся ими морской котик, — животное, водящееся исключительно в северной части Великого Океана, преимущественно в Беринговом проливе, и уже сильно уменьшившееся в числе. Животное настолько беспомощно, что достаточно 10 или 15 человек, чтобы гнать стадо в 1.000 — 5.000 голов.
Незаконная эксплуатация наших морей сначала американцами и канадцами, а потом и всеми другими любителями легкой наживы, начавшаяся преимущественно в семидесятых годах, особенно усилилась к 1891 году. В этом году был заключен трактат Северо-Американских Соединенных Штатов с Англией, лишивший подданных обоих государств права боя котиков в Беринговом море; стесненные трактатом, хищники направили свою преступную деятельность на русские владения, результатом чего явилось самое беспощадное истребление котиков; однако, этому хозяйничанью положен конец законом 1 июня 1893 года. С тех пор наши крейсеры зорко охраняют Берингово море. В силу этого закона, совершенно воспрещается морской котиковый промысел, и допускаются убой, лов и вообще промысел котиков на суше, и притом только с дозволения нашего Правительства, на особо определяемых для этого основаниях.
Было уже около одиннадцати часов летнего июньского вечера, когда «Забияка», везший путешественников, двинулся на северо-запад, по направлению к Соловецким островам. Вечер и ночь прошли совершенно тихо, безмятежно. Ровно через двенадцать часов, 16-го июня утром, судно подходило уже к нашему северному Афону. Утро было очень хорошее, и море едва-едва подергивалось легкой зыбью. Раньше других, вправо от парохода, показался Анзерский остров, затем Муксалма и, наконец, прямо против носа судна большой Соловецкий и на нем обитель. Ближайшими островами, с правой стороны, поднимаясь невысоко над водой своими гранитными глыбами, поросшими мелким кустарником и мхами, лежали в розовом сиянии утра небольшие островки Заячьи; между ними есть и Бабий остров, тот именно, на котором когда-то должны были останавливаться женщины, посещавшие монастырь; теперь они поселяются в монастырских гостиницах. Влево, верстах в тридцати, виднелись немецкие и русские Кузова и другие островки, совершенно изменявшие свои очертания благодаря сильному миражу. Эти миражи в тихую погоду здесь удивительны; в это время все верхушки островов кажутся приподнятыми на воздух и обрезанными точно столы, напоминая, как нельзя лучше, горы саксонской Швейцарии. Иногда выплывают вдруг несуществующие острова, и тогда помор говорят: «на-дысь на эвтом самом месте острова нам блазнили»; мираж приближает предметы, и тогда говорится: «берег завременился, острова временят».
Крейсер бросил якорь у Песьей-Луды, в 31/3 верстах от монастыря, пройдя большой Заячий остров, обставленный значительным количеством крестов всякой величины. Путешественники пересели на подошедший катер Соловецкого монастыря; на веслах сидело двенадцать гребцов-монахов; на руле — монах с медалью за спасение погибавших; катер направился к монастырю. С окрестных гранитных утесов глядели многие, очень многие кресты; значительная часть крестов стояла на колодах. Обогнув последний мысок ближайшего островка, катер пошел прямо к пристани, лицом к лицу к Святым Вратам обители. Над гранитной набережной, в недалеком расстоянии от берега, высились древние монастырские стены и три выходящие на эту сторону башни: флаг-мачтовая, арсенальная и предельная; между ними, четко выделяясь высокой аркой, прикрывающей образ Нерукотворного Спаса, обозначались Святые Ворота.
За стенами, вплотную одна к другой, теснились церкви монастырские: Успения или Трапезная, Никольская, Троицкая — Зосимы и Савватия, Преображенский собор и крайней вправо, немного в стороне, Больничная. Золоченых маковок нет, — все они зеленые; с наружной стороны Святых Ворот пестрели тремя красками, расположенными шахматами, два массивные столба весьма сложного профиля, напоминающие древне-индийские храмы Эллоры; пестрые фрески глядели поверх каменной монастырской ограды со стены собора. Вся набережная маленькой гавани была покрыта народом, большей частью богомольцами; виднелись у берега два монастырские парохода: «Вера» и «Соловецкий», имеющие, как и крепость, свой утвержденный флаг. В Троицкой церкви Зосимы и Савватия, близ мощей обоих преподобных, покоящихся к богатых раках, под роскошной двойной сенью, обвешенной поверх ярко-пунцовой шелковой материей, подобранной фестонами, в свете многих разноцветных лампад, богомольцы отслушали литию, а затем отстояли литургию. Это архимандритское служение литургии, в воскресный день, у мощей соловецких преподобных, в ярком солнечном освещении, при двух хорах певчих, особенно торжественно. Оно совершено соборне архимандритом со всей пышностью, установленной еще царем Алексеем Михайловичем в 1651 году, то есть в шапке с палицей, ручным сулком, рипидами, осеняльными свечами и ковром. Петром I в 1702 году прибавлены были мантия с номатами — скрижалями и посох, как у архимандрита Чудова монастыря.