Побег из Фестунг Бреслау
Шрифт:
– И вот они вели себя именно так, как будто бы их это допекло до живого. Дело не в том, что кто-то свистнул у них сокровища из-под носа, но потому что он сделал это без какой-либо выгоды. Сам он с этого ничего не поимел.
– Ага, - Ватсон медленно массировал себе виски. – А это означает, что они уверены в том, что таинственная организация понятия не имеет о локализации тайников.
– Именно.
– Интересно!
Дуновение ласкового ветерка вдруг принесло облегчение в послеполуденный жар. Вот тут весьма пригодился бы холодный лимонад. К сожалению, в их распоряжении была лишь вода, подслащенная вареньем, каким-то чудом избежавшим переработки в самогонку.
– Собственно говоря, они злятся, как Колья Кирхофф. И по той же причине.
– Если я тебя правильно понимаю, они разозлены не самим фактом утраты сокровищ, но существованием независимой организации, над которой у них нет контроля.
– Эти слова ты у меня изо рта вынул. И одни, и другие ведут себя одинаково.
Их перебил отзвук двигателя. Джип Холмса был уже не первой молодости, на низких скоростях и во время парковки он шумел точно так же, как их старый броневик. Через минуту они услышали на лестнице стук офицерских сапог.
– Ну что, господа, - воскликнул Холмс от самых дверей. – Хватит гнить, возвращаемся к следствию!
– Что случилось?
– Вроде как и ничего. – Холмс бросил на стол пачку официальных документов. Напечатаны они были на машинке без польских значков, заголовок "Гестапо" чем-то обрезали, а напечатанный внизу лозунг "Хайль Гитлер" был зачеркнут толстым химическим карандашом. – В одной из комиссий, работающей над возвратом скрытых ценностей Третьего Рейха, убит человек.
– Каким образом?
– Его застрелили мародеры. – Холмс указал на документы. – Как же, мародеры! В его собственной, пустой квартире, в которой нечего было брать.
– А кем он был?
– В комиссии? Экспертом, перед войной он закончил историю искусств.
Шильке знал, что это еще не все.
– Перед войной он был историком. А во время войны? – спросил он у приятеля.
Холмс зловеще усмехнулся.
– В Войске Польском он был радистом.
– Господи, - буркнул Ватсон. – История начинает повторяться.
Месторасположение Комиссии по вопросам Инвентаризации Культурных Ценностей на Возвращенных Землях было вычислено практически мгновенно. Их база находилась неподалеку, в огромной трехэтажной вилле на улице Сырокомли, понятное дело – в Карловицах.
– Тоже мне, Инвентаризационная Комиссия, - издевался Холмс. – Но в развалинах, в центре гнездиться не желает. Так что, вполне разумно, как и мы сами, выбрали Карловице. Без разрушений, в сторонке, никто не заглядывает, потому что боится, ведь по ночам здесь разные банды шастают, а днем: справа советские казармы, а с левой стороны – польские. В принципе – идеальное место.
– Да, не то, что центр, - вторил ему Ватсон. – Там ведь в любой момент может заскочить какая-нибудь комиссия по вопросам исследования другой комиссии. К примеру, от имени УБ или под милицейскими штандартами.
– Вот именно, - согласился Шильке. – Только дело тут в том, что в настоящий момент мы их держим в развилке. Это уже не следствие, которое ведется на основании актов, исследование чего-то такого, что уже произошло. Никто ничего не знает, никого уже нет – вот и ищи следов по давным-давно выдохшемуся запаху…
– Они у нас в развилке, - повторил Холмс, склонившись над документами, которые они собирали по данному делу уже несколько недель. – Сейчас мы увидим этих сукиных сынов в действии. Здесь и сейчас.
Их беседу прервал энергичный стук. Вошедший в комнату Хайни выглядел уставшим и даже, как будто, простывшим. Он даже слегка пошатывался на ногах.
– Ну что? Как дела? Устроил что-нибудь с твоими польскими приятелями? – спросил Шильке.
– Так точно, герр капитан. Двое их них уже работают в комиссии курьерами. Так, как вы говорили.
– Ты им сообщил, что мы платим в долларах?
– Конечно, герр капитан. Только более всего их возбуждает не это.
Шильке с Холмсом обменялись взглядами.
– А что же их так радует?
– А та бумага, которую я им дал. В которой написано, что они работают для службы безопасности.
Ватсон только вздохнул.
– Ну правильно, каждый говнюк желает быть секретным агентом.
– Ты неверно их оцениваешь, - буркнул Холмс. – Такая бумажка значительно облегчит им бизнес мародеров.
Шильке начал смеяться. Он повернулся к парню.
– Что-то ты паршиво выглядишь. Что-то нехорошее произошло?
– Нет, герр капитан. Слишком сильно отпраздновали это дело с приятелями.
– Господи Иисусе! Ты самогонку пил?
– Нет, герр капитан, водку мы не пьем. То было французское сухое вино. Красное.
Холмс с Ватсоном начали хихикать. А вот Шильке задумался над одной мелочью, которую остальные как-то не заметили. Хайни сказал "мы", в первый раз не имея в виду немцев, а своих польских ровесников. Чудо? Если так, тогда следует согласиться с тем, что Вроцлав – это такой город, в котором чудеса случаются как по расписанию. Он решил не критиковать парня.
– Иди, выспись. И не забывай: секретные агенты не могут ходить по улице пьяными.
– Так точно!
Когда Хайни вышел, Холмс снова склонился над бумагами.
– Итак, возвращаемся к проблемам со слежкой. Подслушка на их телефонах у нас имеется, но…
– Ну не будут же они такими дураками, чтобы говорить о важных вещах по телефону, - буркнул Шильке.
– Почему, из разговоров всегда можно о чем-то догадаться, - предложил Ватсон.
– Да ладно вам. На телефонном коммутаторе я посадил милиционера. – Холмс разочарованно махнул рукой. – Там люди не обученные, после службы в армии, самое лучшее – из военной жандармерии. а про квалификации и не спрашивай.