Побег из Фестунг Бреслау
Шрифт:
– Nightwatch! Everybody down!
Изнутри дома послышались еще две очереди. Скорее всего, чтобы просто попугать. Десантники пинками вышвыривали обитателей вилл наружу. Ожидавшая там парочка ставила шокированных людей под стену. Кто-то осветил из прожектором так, чтобы свет бил прямо в глаза.
– Freeze! (Не двигаться!)
Все больше и больше с трудом стоящих на ногах людей накапливалось в круге яркого света. Коммандос обысктвали дом. Трое, расставив ноги, целились в пленных из автоматов.
– И даже, курва, не дышите! – вырвалось у кого-то из них по-польски. – Это вам Ночная Стража!
Остальные солдаты уже начали выходить наружу, присоединяясь к охранникам.
– Объект чист, - доложил командир по радио. – Результат атаки – максимальный. Потерь – ноль.
Ватсон включил фары ситроена и медленно тронулся вперед на низкой скорости. Ослепленные жертвы ночного нападения пытались хоть что-нибудь увидеть. Автомобиль остановился в круге света у подъезда. Неспешно открылись дверцы. Холмс, похоже, произвел сокрушительное впечатление в своем парадном мундире майора, с ППШ в руке и с сигарой во рту. Но еще большее впечатление произвел Шильке. Парадный абверовский мундир, летная куртка с белым кашне и автомат "томпсон", опирающийся о бедро. Он подошел к Цукерману, у которого глаза, в буквальном смысле, вылезали из орбит.
– И что? В конце концов, я тебя все-таки достал.
Тот судорожно глотал воздух.
– Но… но… Ведь Третьего Рейха уже нет! Абвера ведь уже нет! Ничего уже нет!
– Мне плевать, наступил конец света или нет, - процитировал Шильке любимую фразу Холмса. – Данный факт уже никакого значения не имеет.
Он сунул в рот сигару, закурил и затянулся дымом.
– Свою работу я исполнил, - тихо произнес он.
– Нет… но… ведь это же невозможно… - Цукерман явно не мог найти подходящие слова. – Ведь абвера уже нет. Во имя кого вы меня арестовываете?
– Я тебя арестовываю, - рявкнул Холмс.
– Господин майор, господа… Давайте попробуем договориться, мы…
– Что? – перебил его Холмс. – Офицеру Войска Польского говорить с эсэсовцем? Только о сроке казни!
– Спокойно, спокойно, господа, - включился стоящий рядом профессор Козловский, и беседа превратилась в гротеск. Разговор одновременно велся по-немецки и по-польски. – Давайте пройдем вовнутрь. Тут рядом русские казармы.
– Как же, как же, - буркнул Ватсон. – Ночью русские носа сюда не высунут.
– Но ведь какой-нибудь сумасшедший ради забавы может пальнуть в освещенную цель, - объяснял Козловский.
– Это уже ближе. Факт.
– Господа, - подключился и Цукерман. – Давайте поговорим внутри.
– Не стану я с эсэсовцем говорить, - повторил Холмс и подошел к следующему мужчине, стоявшего возле стены. – А ты откуда? Из гестапо?
– Я – офицер Армии Крайовой, - хмуро ответил тот. – И с коммунистом разговаривать не стану.
– О Боже! – простонал Шильке. – Так сейчас нам придется начать переговоры исключительно по теме: кто и с кем может говорить, а кто с кем – нет, и на каких принципах.
– А может и вправду войдем, - предложил Ватсон. – Или их сразу расстрелять. Сам не знаю.
Только никто из стоявших под стенкой шутку не оценил.
– Где Рита? – дернул Шильке Цукермана.
Тот понял, что у него появилась какая-то карта для торговли.
– Давайте пройдем в дом и переговорим.
– Черт, да я твою хибару сейчас вообще спалю.
– И это тебе ну никак бы не понравилось.
– Ага, - вмешался Холмс. – Это означает, что там или девушку прячут или держат добычу.
– А ну говори! – рявкнул Шильке. – Или сам разберешь дом по кирпичику.
– В этих женско-мужских делах я бы с коллегой не стал спорить, - Холмс кайфовал. – Он ведь готов сдержать слово, а хибара здоровая. Кирпичей очень даже много.
– При аккордной работе, в одиночку… - Ватсон оценил конструкцию трехэтажного здания, - дня за три закончит. А если приложить для начала, для мотивации, то и за пару дней справится.
До Цукермана дошло, что эти не шутят. Он тяжело вздохнул.
– Пойдемте.
Он повел их через широкий коридор, затем вниз по лестнице. Его сопровождал профессор Козловский. Остальных жертв нападения коммандос запихивали в комнаты на первом этаже.
В подвале Цукерман с Козловским начали отбрасывать какие-то деревяшки и отодвигать здоровенные ящики.
– А вот там, где вы храните добычу, охранники всегда находятся?
– Да.
– А они не станут бросаться гранатами, если вы откроете их не вовремя?
– Не должны. Они могут прослушивать то, что происходит в этом помещении.
Ватсон предпочел выйти за порог подвала; Холмс размышлял над тем, а не слишком ли фанатичны дежурящие внизу охранники, не решат ли они погибнуть, зато захоронить здесь всех; а Шильке просто молчал.
Цукерман открыл сложный замок и поднял крышку лаза противовоздушного убежища, спрятанного под подвалом. Трое мужчин с оружием гибнуть вовсе не собирались. Они отложили автоматы, когда Козловский сказал:
– Вы выиграли. Пожалуйста, вот тут находятся наши сокровища, - указал он на ряд стоящих под стенкой гробов.
Риты в убежище не было. Да и почему она должна была там находиться? Но Шильке чувствовал горечь. Ему хотелось, чтобы она увидала его победителем, в мундире, в летной куртке, с автоматом, упирающимся в бедро. Цена выражения на ее лице измерялась бы миллионами. Иногда человеку даны ведь такие мелкие, но чертовки ценные мгновения триумфа. Ведь он же выиграл, именно он. Сам, один, против могущественной организации. Он выиграл, вот только некому было об этом сказать. Не было женских глаз, которые восхищенно могли бы глядеть на него.