Побег из Фестунг Бреслау
Шрифт:
– Кстати говоря, - Цукерман следил за ним исподлобья, - нам казалось, что вы либо в русском плену гниете, либо вас вообще нет в живых.
– Из-за могильного края или нет, все время тот же сам, - безразлично шепнул Шильке.
Эсэсовец слегка удивился.
– До нас дошли сведения, будто бы русские схватили абверовского офицера в гражданском и завезли в универмаг Дыкхофа. А оттуда уже не выходят, разве что на Лубянку. Говорили, что это хуже, чем ад.
Шильке пожал плечами. Он испытывал одновременно и разочарование, и приток адреналин.
– Люцифер – это всего лишь один из дьяволов, - ответил он, изображая спокойствие. – Люди явно переоценили его возможности.
– Хмм… Вы тут упомянули о фройляйн Менцель. Она настолько важна?
– Что вы с ней сделали?
– Она в полнейшей безопасности.
Шильке схватил эсэсовца, словно желая размозжить тому все кости.
– Где она?
Первым не выдержал Холмс, он подошел к Козловскому.
– Было бы лучше, если бы вы отнеслись к нему серьезно, - тихо заметил майор.
– На точке переброски, - ответил тот. – Но где это конкретно, то честное слово – не знаю.
Первым догадался Цукерман.
– Ага, - буркнул он, глядя на Шильке с Холмсом. – Выходит, воры не станут арестовывать воров? Лучше поговорить о делах?
– Ты, эсэсовец, лучше молчи.
– С СС это не совсем так, как вам кажется. Но объяснить смогу только лишь за пределами Польши.
Странно, но пояснений никто и не ожидал. Козловский сделал приглашающий жест.
– Дорогие господа, давайте пройдем в салон. Вот сюда.
Салон оказался громадным помещением, более всего походящий на помещение для конференций. Обеденного стола не было, возле камина были расставлены удобные клубные кресла. Когда все расселись, профессор раздал всем рюмки и вынул из бара большую бутылку первоклассной водки.
– Вы и вправду сделали это из-за девушки? – спросил Цукерман.
Холмс пожал плечами.
– А если я скажу, что так? А если скажу, что нет? Какая будет в этом для вас разница? – Он поднес рюмку ко рту и выпил содержимое одним глотком. – Просто, вы наступили на наш амбициозный мозоль.
Эсэсовец опустил голову.
– Я знал, что так и будет. Я же знал, что если мы и попадемся, то по причине чьих-то амбиций или по дурацкой случайности. Ведь сам по себе план был гениальны.
– Мы совершили ошибку, - сказал Козловский.
– Да. Но я не думал, что все сорвется по причине амбиций пары офицеров. Причем, делающих то же самое, что и мы.
– Ты лучше нас не сравнивай. Мы, - Холмс акцентировал это слово, - мы никого не убили.
– Ой, перестань. Тебе жалко эту пару фанатиков нацистов? Ты предпочел бы, чтобы сокровища остались ненайденными или сделались добычей военных преступников, которые откопали бы их после войны? По причине их доносов пропало бы несколько порядочных людей. Ты об этом жалеешь?
– А Надя? Тоже фанатик?
– Производственная ошибка. И по вашей же причине, ведь это вы нас перепугали.
Холмс таинственно усмехнулся.- А уже после войны? Тот самый историк искусств, которого вы приняли на работу, и который, как оказалось, был радиотехником…
Цукерман только головой качал.
– Я же знал, что так и будет, - повторил он. – Что вляпаемся мы из-за глупейшей случайности.
– Так это был случай?
– Черт подери, да! Банальный несчастный случай во время чистки оружия. Этот тип сам застрелился.
– И я обязан в это поверить?
– Никаких доказательств я тебе не представлю. Но подумай: ну чем бы нам мог повредить тип, который в армии служил радиотелеграфистом? Вот что он мог бы нам сделать? Да он ни о чем бы и не додумался.
– Это правда, - подтвердил Козловский. – Те, которых мы убили в Фестунг Бреслау, были виртуозами в своей профессии. Для нас они были страшны, потому что, как только стали догадываться, к какой работе мы их привлекли, их фанатизм мог завести нас на виселицу. А вот о том, что тот несчастный, который получил смертельное огнестрельное ранение, бегал с радиостанцией во время войны, мы узнали только лишь после его смерти.
– Об этом я и говорю, - вздохнул Цукерман. – На наш след после войны вы наткнулись по чистой случайности. Вы размышляли так: этот тип работал в нашей комиссии, бывший радиотелеграфист, что-то пронюхал, а мы его… - провел он ребром ладони по шее. – Еще один труп в серии идентичных убийств. А оно нет! Властям мы соврали, что его пришили мародеры, чтобы избежать следствия. Так было легче всего.
Холмс налил себе вторую рюмку. Его эти аргументы явно убедили, потому что поляк улыбался.
– Удача способствует добросовестным и дерзким офицерам, - произнес он. – Так оно в жизни и бывает. Господь помогает тем, кто заслуживает помощи, а не тем, кто умоляет Его на коленях.
– Святые слова. – Козловский вновь занялся бутылкой. – Святые слова.
Командир десантников, видя, что происходит, приказал освободить пленных. Те, что были повыше рангом, пришли в салон, ведомые любопытством. Перестало хватать места. Атмосфера становилась все более нереальной. Ночь, занавешенные окна, огонь в камине, дым которого отпугивал комаров, и офицеры различных армий и самых разных подразделений. Два тайных союза. В воздухе носилось нечто такое, что заставляло вспомнить времена и произведения Артура Конан Дойла.
– А вот как у тебя появилась идея пережить конец войны? – спросил Холмс. – Ведь это же ты являешься мотором всего, так?
Цукерман кивнул.
– Точно таким же образом, что и капитан Шильке, только намного раньше.
– Но, с твоими связями и власти? Об Аргентине ты не думал?
– И что бы я там делал? Продавал хот доги или стал бы плантатором в каком-нибудь захолустье до конца жизни? По данной проблеме я размышлял, скорее всего, как ты. Сначала по-настоящему подзаработать, а потом сбежать.