Побег из Фестунг Бреслау
Шрифт:
– У тебя нет инструкций на подобный случай?
– Конечно же – есть. Я должен установить связь с командованием. Но как это сделать, если связи нет? В этом случае я обязан обратиться к первому же встреченному мною польскому патрулю, попросить связать меня с офицером, а через него – требовать свидания с офицером из разведки. И я в домике. Но… ты здесь видел где-нибудь польский патруль?
– Ага, тогда это означает, что ждем?
– Не обязательно. Еще у меня имеется контакт с одним человеком. Зовут его Болеслав Дробнер. Либо он уже находится в городе, либо вскоре приедет. У него будет связь, и он сделает нечто такое, что его можно будет легко найти.
Шильке кивнул. Он над чем-то раздумывал.
– А почему ты не воспользуешься радиостанцией?
Холмс с Ватсоном расхохотались.
– Знаешь… Чужая радиостанция, втихую передающая в занятом русскими городе, пускай даже и союзная… Мне кажется, это могло бы быть превратно понято.
Шильке махнул рукой.
– Даже не знаю, а чего вы боитесь. Ведь у русских даже нет гониометрии [75] .
Холмс неожиданно поднял голову.
– Что?
– Знаешь… - теперь немец передразнивал Холмса. – Немного посидел в разведке, вот и узнал то да се. – Он тепло улыбнулся. – У русских нет гониометрии [76] . Они не располагают переленгаторами, и они не в состоянии установить места, откуда передает вражеская радиостанция.
75
Гониометрия (от греч. gonia — угол и греч. metreo — измеряю), часть тригонометрии, изучающая свойства тригонометрических функций и зависимости между ними, в которой рассматриваются способы измерения углов. Шильке, конечно же, имел в виду "радиогониометрию" (радиопеленгование) – определение направления на источник радиосигнала с помощью антенн, вычисление расстояния до источника с помощью триангуляции.
76
Ой врет автор, как сивый мерин врет. Вот фрагмент из журнала "Радиотехник" № 8 за 1919 год: "Радиогониометрия: определение направления передающих радиостанций (точнее выражаясь: определение фронта приходящей электромагнитной волны). В мирное время это применение имеет большое значение для определения направления и местоположения движущейся радиоустановки (морского или воздушного корабля), а также для самоопределения подвижной станцией ее географического положения. В военное время радиогониометрия имеет огромное значение для целей военной разведки, определения числа и положения радиостанций противника; радиогониометрия занимает первое место в новой, возникшей за время войны, отрасли военно-разведочного дела, "радиослежке". Рациональная радиогониометрия практически может быть осуществлена лишь помощью ориентированного радиоприема (а не способами, основанными на изменении силы тока в приемной антенне в зависимости от расстояния ее от передающей радиостанции). )". Сеть радиопеленгационных станций планировалось установить возле Выборга еще в 1916 году… Ну и так далее.
– Господи Иисусе, ты уверен?
– Уверен. Разве что они захватили те две машины, которыми мы пользовались в Бреслау. Но это они имеют только оборудование. А вот когда его освоят… понятия не имею.
Холмс поднялся и начал кружить между кроватей. Чего-то Шильке никак не мог понять.
– Это так важно?
Холмс остановился.
– Не знаю, - честно ответил он. – Но у меня открылся клапан в мозгу. Очень странно… Что-то мне…
Закончить он не успел, поскольку в лазарет влетел один из "разведчиков" с тяжелой добычей, которую он тащил в мешке на спине.
– Люди, вы не поверите, - крикнул он прямо от двери. – Во Вроцлаве уже имеется наш польский президент!
– Кто у нас имеется? – спросил кто-то с боку.
– Президент. Заседает он на давней Блюхер Штрассе. Можно записаться, доложить о проблемах. Можно получить ордер на квартиру и вообще какие-то бумаги.
– Президент, президент… - переспрашивали люди. – Кто такой? Как зовут?
– Болеслав Дробнер.
Шильке с Холмсом старались держаться боковых улочек. А это было нелегко. В городе, пересеченном десятками рек, всегда необходимо было выйти на какой-нибудь мост. Так что идти напрямик, кратчайшим путем они не могли. Помнили они и о том, что в районе Ярхундертхалле полно ужасно злых русских охранников, которые следили за постепенно уменьшающимися горами никому не нужного оружия.
– А ты уверен, что Крупманн приехал именно оттуда? – спросил Шильке, когда они присели на лавке среди буйной зелени, заполнившей небольшой сквер.
Холмс вынул из кармана карту и разложил на коленях. Палец его двигался вдоль ниточки, обозначавшей Уферцайле.
– Здесь, - остановил он палец в какой-то точке.
– Политехнический институт.
– Именно с этой стороны. Ты знаешь, что там находится?
Шильке пожал плечами. Крупнейшее в Германии техническое учебное заведение сам он посетил всего лишь раз в жизни. И только лишь затем, чтобы доставить письмо одному профессору, который был родом из его сторон и был приятелем семьи. Письмо являлось дополнением к официальному уведомлению – соседи пытались в нем самыми осторожными словами сообщить профессору о том, что всех его близких в живых уже нет. Пожилой ученый на первый взгляд принял известие весьма достойно и со спокойствием. Но через пару дней он покончил с собой.
Холмс закурил и продолжил изучать карту.
– Когда ты вышел из броневика переговорить с Крупманном, я, как обычно, выслал Хайни, чтобы тот обнаружил их грузовик.
– И переговорил с водителем? И эсэсовец что-то сказал?
– Тебе нечего удивляться. Ведь он видел перед собой вооруженного немецкого парня, да еще в чине ефрейтора. И он описал ему всю трассу за тот день. Ничего секретного в ней не было.
– Да, Хайни у нас чертовски шустрый. Интересно, как он справится с тем, что его мир уже не существует?
– Не беспокойся. Он сделает это так же, как и все вокруг. – Холмс глубоко затянулся дымом. – Меня заставляет задуматься, что так перепугало гестаповцев, а Крупманна заставило театрально выбраться на фронт, к Лангенау.
– Об этом ты тоже знаешь от парня?
– Нет. Просто меня удивило, что гестаповцы, как только убили их начальника, тут же согласились с моим предложением.
– Каким предложением?
– Чтобы не устраивать какого-либо дела по вопросу таинственного покушения, а в бумагах написать, что Крупманн погиб парой сотней метров далее, на линии фронта. От случайной пули.
Шильке кивнул и тяжело поднялся с места.
– Это и вправду странно. Даже невероятно.
Они двинулись дальше, пробиваясь через развалины. Наша парочка предпочла не приближаться к аэродрому на Щайтнигер Штерн, хрен его знает, что там творилось. С тыла они пробились на Ганзаштрассе, затем добрались до зданий Политехнического Института, а вот там их остановил русский патруль.
– Куда, германцы [77] , а? – Рослый солдат с ППШ проверил, имеются ли у этих двух наручные часы. Понятное дело, что имелись, вот только солдат никак не мог догадаться, что они спрятаны в носках.
77
Ну что, не мог Автор подключить какого-нибудь специалиста по русскому языку времен Второй мировой войны? "Германцы", так могли говорить русские солдаты разве что в Первую мировую…
– Мы не германцы, мы поляки.
– А, мародеры… Здесь нельзя.
– Вот, товарищ… - Холмс вытащил из кармана плаща бутылку самогона и подал солдату.
– О-о. – Русский вытащил затычку из скрученной газеты и понюхал содержимое. – Хорошая. Адин час, быстро.
Холмс и Шильке спокойно пошли дальше. Солдат что-то еще крикнул им вслед, чего Шильке не понял.
– Что еще он хочет?
– Нам нельзя выносить чего-то довольно крупного, а не то кто-то увидит.
– Ага.
Через пару минут они добрались до обозначенного на карте входа и вошли в мрачный, прохладный коридор.
– Это что за факультет?
– Понятия не имею. Кто-то остроумно сорвал табличку вместе со свастикой.
Шильке открыл первую же дверь сбоку.
– И что?
– Администрация. Сплошные столы и бумажки.
– Таким способом мы ничего не найдем. Нужно поискать швейцара.
– Думаешь, его оставили? – Они дошли до крупной развилки и открытой лестничной клетки. Окружающие их пустота и тишина действовали успокоительно после неустанных нападений насекомых на улице.