Почти любовь, почти падение
Шрифт:
А на самом деле - как? Самой себе как объяснить? Их тягу друг к другу, темноту, его безумный шёпот в этой самой темноте. И те слова, которые он однажды обронил, полные непонимания и удивления на самого себя и на то, что с ними происходит: "Да что же это такое?". Вот сейчас бы задать ему этот вопрос, напрямую, глядя в глаза, и ответ бы получить, желательно простой и понятный. Ведь это же Жданов, в конце концов, он-то должен во всём этом разбираться. У него ведь такой опыт. А если уж он не понимает, что с ними происходит, то куда ей?
И как дальше жить, тоже непонятно. Как всё это сложить воедино и в то же время разделить? Где провести границу? Нужно ведь отделить ту мерзость и предательство, о которых ей Малиновский рассказал, и с чего-то начать другую историю, их собственную, странную и оттого ещё более удивительную, пусть никому из них и ненужную. А Катя была уверена, что история эта есть. Может, не до конца правдивая, но только их. И в этом же главная проблема заключалась: в какой-то момент Жданов перестал ей врать, и с этим, можно сказать, что счастьем, Катя совершенно не знала, что делать. Запутавшийся в себе Жданов, который смотрел на неё и говорил пускай не то, что ей в мечтах представлялось, но что-то безусловно очень важное, для него в первую очередь, Катю откровенно пугал. Она чувствовала себя ответственной за него и его поступки, а на фоне того, что с собственными чувствами разобраться до конца не могла, это попросту выбивало её из колеи. Нужно было найти в себе силы принять Андрея таким, какой он есть, с его обязательной бутылкой виски, перед первыми попытками её поцеловать, с его враньём и страхами, и с сегодняшним бегством с показа, от родителей и невесты, и всё ради того, чтобы с ней помириться. Вот зачем он пришёл сегодня? Зачем вообще последняя пара недель их встреч, его поцелуи, обещания, которые он никогда не исполнит, и Катя это всегда знала, прикосновения Андрея, его настойчивые попытки перебороть её комплексы? Ведь для "Зималетто" это всё не имело ровным счётом никакого значения. Значит, и в этом Малиновский прав? Андрей заигрался? И её втянул в свою игру. Незаметно перетянул из игры, которую придумал Роман Дмитрич, в свою. А Катя даже не заметила этого перемещения, она с первых шагов шла за Андреем Ждановым и только за ним, беспомощная под его натиском и обаянием.
Если бы не эта темнота, в которую она сама, по глупости, шагнула, и Жданова за собой утянула, насколько всё было бы проще. Возненавидеть его, вычеркнуть из своей жизни, как когда-то Дениса, или даже отомстить ему. Господи, она ведь сама ему всё рассказала про себя, ещё тогда доверилась, просто потому, что он просил ему верить, и она рассказала. Так что Жданов знает про неё то, чего никто больше не знает, даже Зорькин. А Малиновский говорит, что всё ложь и не всерьёз. Она рассказывала Жданову про самое страшное, что когда-либо с ней случилось, он внимательно слушал, держал за руку, а оказывается, это было не всерьёз? Разве так бывает? А если бывает, то, как он мог? Он ведь особенный, он лучший, она всегда так считала, и вдруг всё обернулось против неё.
Катя слёзы вытерла и вздрогнула, когда кто-то позвал:
– Катя.
Глаза подняла, и к своему ужасу увидела Виноградову. Неизвестно, сколько та уже стояла здесь и наблюдала за ней.
– Катя, с вами всё в порядке?
Торопливо закивала, слёзы начала вытирать усерднее, а от взгляда Юлианы старательно уворачивалась.
– Но вы плачете.
– Это просто нервы. Не обращайте внимания.
– Нервы?
– Юлиана скептически усмехнулась.
– Свои нервы надо беречь, Катюш. А из-за чего нервничаете?
– Катя молчала, и тогда Виноградова ей подсказала: - Что-то личное?
Пушкарёва снова кивнула, но так и не ответила. Тогда Юлиана из курилки вышла, но почти тут же вернулась со стаканом воды.
– Вот, выпейте.
– Спасибо.
Юлиана стояла, возвышаясь над ней, опираясь на свой зонт, который везде носила с собой, несмотря на середину зимы, и наблюдала, как Катя пьёт воду мелкими глотками.
– Это неправильно, сидеть здесь и слёзы лить, когда все вокруг веселятся. Показ же. Вот увидел бы вас Милко.
– Не увидит.
– Катя выдавила из себя улыбку.
– Я стараюсь лишний раз ему на глаза не попадаться.
– Почему?
– Он говорит, что у него вдохновение пропадает, когда он меня видит.
Виноградова презрительно фыркнула.
– Какая ерунда!
– Ему, наверное, лучше знать. Это ведь его вдохновение.
– И вы из-за этого плачете?
– Нет. Нет, не из-за этого.
– Всё интереснее становится. Значит, вы пришли в курилку, где вас в любой момент могут застать, поплакать вволю. В вашем кабинете вам кто-то помешал?
Катя пластиковый стаканчик с остатками воды поставила прямо на пол, и поднялась.
– Спасибо вам... Я на самом деле пойду к себе.
– Вы здесь от Жданова прятались? Чтобы он случайно не увидел, что вы плачете?
– Нет!
Юлиана вздёрнула брови, когда услышала её крик, а Кате тут же стало стыдно. Глаза наполнились слезами, и пришлось извиняться, но замолчала, когда Виноградова спросила:
– Кира узнала?
Катя быстро облизала губы.
– Что узнала?
Юлиана говорила очень вкрадчиво, словно боялась Катю спугнуть.
– Про вас и Андрея.
– Я вас не понимаю...
Виноградова тряхнула рыжими кудрями.
– Катя, я вас видела. В кабинет как-то зашла, а вы целовались.
– Она едва заметно усмехнулась.
– Впредь, в кабинет Жданова буду стучаться. Хотя, с вашей стороны это было весьма неосмотрительно, двери нужно запирать.
Пушкарёва обратно к дивану шагнула и опустилась на него. Глаза рукой прикрыла.
– Катя, я вас не обвиняю. Просто я заметила, что Кира в последние дни какая-то дёрганная, вот и предположила. Так она в курсе?
– Я не знаю. Думаю, что нет.
Юлиана в задумчивости хмыкнула.
– А кто в курсе?
– Роман Дмитрич.
– Катя произнесла это таким трагическим тоном, что саму за душу взяло. А Виноградова, после секундного колебания, рядом с ней присела и потребовала:
– Рассказывай давай.
Катя долго молчала. Не знала, как начать, и стыдно было, к тому же, рассказать Юлиане всё, как есть, значит с головой выдать все проблемы "Зималетто", а если "Зималетто" не касаться... В общем, получилась какая-то сумятица, Пушкарёва что-то умалчивала, что-то недоговаривала, перескакивала с одного на другое, и в начале вроде нехотя, словно Виноградова заставляла её говорить, а потом слова просто потоком полились. И расплакалась снова, и жаловалась в основном на Малиновского, который просто убил её своими откровениями. Что именно Юлиана из её путанного рассказа смогла понять, Катя утверждать не бралась, но выслушала её Виноградова внимательно, и на Жданова с Малиновским разозлилась не на шутку.
– Вот ведь какие паразиты! Такого, я даже от них не ожидала, честно!
Катя слёзы вытирала, но вместо того, чтобы успокоиться, вдруг снова разревелась, на этот раз навзрыд. Виноградова принялась её по плечу гладить.
– Не плачь, не смей из-за них слёзы лить!
Словно, это так просто.
– Катя, Андрей этого не стоит, чтобы ты так из-за него убивалась.
Пушкарёва сжала кулачки. Вышло так, что она Юлиане только плохое рассказала, весь негатив на неё вылила, а о самом главном, о том, что у неё в душе было, умолчала. Вот и получилось, что Жданов едва ли не последним мерзавцем в её рассказе предстал. Но ведь это не совсем так. Не смотря на его подлость вначале на пару с Малиновским, потом всё изменилось. Он по отношению к ней изменился, даже Романа Дмитрича это заставило заволноваться, но говорить про это, доверить другому человеку, к тому же мало знакомому, Катя не решалась. Это всё равно, что отдать последнее, что её ещё на плаву держит.