Подгоряне
Шрифт:
всех своих "домашних гвардейцев". Прихватил даже самого меньшого. И всем
сыновьям показывал на новенький мотоцикл, который как боевой конь стоял в
сторонке на привязи и ожидал своего хозяина. Это был бы не только хороший
подарок "старшому", но и великолепный транспорт для доставки почтовых
отправлений. Сам-то, с одной рукой, он не рассчитывал управлять мотоциклом,
но им легко бы овладели сыновья и возили его на почту и с почты. Не все же
они укатят на донецкие шахты, кто-то останется и с отцом!.. Двое ускакали -
и довольно. И для дома осталось немало. Дедушка мой, когда видит ораву
бадицы Василе, напевает какую-то старую песенку:
Мош Кулай,
Детишек - полон сарай.
Двое с овцами,
Трое с волами.
Двое играют на гармошке,
Матвей и Тимошка.
А Марийка и Софийка - ох!
–
Ловят на крыше блох.
А Лукьян и Дорофтей - крошки,
Пекут на костре картошки!
– Разве обгонишь эту отшельницу! - сокрушался! бадица Василе. -
Отберет у нас мотоцикл, как пить дать отберет!
– Что ж, поглядим бабу верхом на мотоцикле? - спрашивал дедушка в
крайнем смятении.
– К этому дело идет, мош Тоадер. Похоже, увидим, - отвечал печально
почтальон.
– Привяжите к ее заднице веник!
– ржал, как жеребец, Иосуб.
– И дайте
ей трещотку этого старого решетняка. Она вмиг распугает не только ворон, но
и людей на виноградниках! То-то будет потеха!
Ох, как хотелось Вырлану сделать из Виторы посмешище! Он напоминал
сейчас некоего кота, который не смог достать с веревки шматок сала и уверял
себя, что сало-то дрянь, тухлятина. По хитрости и блудливости с Иосубом
Вырланом не смог бы посостязаться ни один кукоаровский кот. Не нашлось бы
такого и во всех соседних селах. Это уже известно всем и каждому в округе.
Из нескольких миллионов рублей, которые совхоз получал за виноград,
выделить несколько тысяч на премии было легче легкого. Это, в сущности,
крохи. Вообще-то люди выходили бы на сбор винограда и без премий, потому что
зарабатывали по пятнадцать - двадцать рублей в день. Но премия есть премия.
Получивший ее как бы сразу же выделялся из общего ряда, о нем потом
вспоминали на всех собраниях, он был героем на праздниках урожая, его
фотографировали и фотокарточку помещали на Доске почета при Доме культуры.
Если премированный оказывался ветераном войны, его фотографировали при всех
орденах и медалях, хотя бы он был и одет в гражданский костюм. Для
победителей в социалистическом соревновании устраивались прогулки на
теплоходах по Черному морю, и все это за счет совхозов и колхозов. Труд стал
наконец высокооплачиваемым. И люди находили в себе силы работать и в
общественном хозяйстве, и на своем приусадебном участке.
Человек остается бодрым и свежим даже после тяжкой работы, если труд
его вознаграждается сторицей. Было б, конечно, еще лучше, если бы все
культуры созревали в разное время, чтобы не наваливались на человеческие
руки разом, чтобы уборка винограда не совпадала с кукурузной страдой, с
уборкой табака, сахарной свеклы, подсолнечника, садов и огородов, когда даже
машины не смогут справиться с такой бездной дел. Растянуть бы их на
несколько месяцев, но... но рад бы в рай, да грехи не пускают! Все
выращенное в течение всего лета должно быть убрано за один какой-нибудь
месяц, самое большее - полтора месяца. Убрано теми же руками и теми же
машинами, которыми были посеяны и посажены. Промедление чревато разными
бедами. В воздухе явственно чувствуется осенняя прохлада. Приближаются
неотвратимо заморозки. По ночам кто тонко одет - толсто дрожит. Точно по
пословице. Арбуз сладок и отраден для тебя лишь днем, а к вечеру только
прибавляет дрожи. И вообще, с появлением спелых гроздьев винограда и румяных
персиков арбузы что-то теряют в глазах человека, делаются вроде бы не так уж
вкусны и сочны..
Между тем Никэ привез жену с лесным гайдучонком. С появлением этого
крошечного существа мужское население нашего дома стало как бы неприкаянным.
Мало того что все мы ходим теперь необстиранными, но должны еще разогревать
себе обед, бегать в буфет за хлебом, потому что мама совсем про нас забыла.
Теперь она большую часть времени находится у Никэ. Его женушка боялась
притронуться к своему ребенку. Боялась поднять его с постельки (а вдруг
уронит!), боялась купать его в ванночке (а вдруг утопит!). Всего боялась
молодая жена Никэ. Даже поднести дитя к своей груди боялась (подсовывала ей
крошку опять же мама!).
– Ну, ну... что же ты всего боишься?
– говорила мама и принималась
стирать пеленки. Пеленала мальчика туго, чтобы ножки росли прямыми и
стройными, чтобы не были кривыми, как у кавалериста. Прежде чем опустить
сморчка в воду, пробует локтем, не слишком ли горяча. Искупав, припудривает
складки ног и рук, чтоб не подопрели. Когда мы приходили к Никэ, нас и
близко не подпускали к ребенку: не ровен час занесем какую-нибудь микробину.
Дедушка несколько раз пытался глянуть на правнука, но и его безжалостно