Подгоряне
Шрифт:
Берегитесь парализиума!
– Чего?
– Паралича, дедушка!.. Как у вас с памятью?
– Что?
– С памятью, говорю, как?-
– А-а!.. Помню все войны. Сперва пришел белобрысый русский и заковал
лед в Дунае. До этого Дунай никогда не замерзал - не то что Днестр или Прут.
Заковал, значит, во льды и без всяких мостов переправился на ту сторону, где
хозяйничал турок. Русский Иван сокрушил его у Плевны и Шипки. Изничтожил
этого нехрис.тя в красной феске,
пацаненком, возил провиант на телеге со своими волами. Называли меня тогда
похонцом, волонтером, значит. Слово "волонтер" от вола произошло. Заберешься
на воз - и цоб-цобе! Едешь потихоньку. Волы сильнее лошадей. Те то бегут
рысью, то - тпру, и ни с места! А вол хоть тихо, но довезет твой груз куда
надо. Дунай переезжал по льду, как по мосту. Услыхал господь бог нашу
молитву: встал Дунай!..
– А что вы еще помните, мош Тоадер?
– Помню еще три войны. С японцами, с германцами, а потом опять с ними,
с немцами то есть.
– А кроме войн?
– Помню еще, как мы сражались с саранчой, лупили ее плетями, рубили и
давили мотыгами. Ведь эта поганая тварь затмила даже солнце. Днем было
темно, как ночью.
– И чуму помните?
– Нет. Не захватил ее. Засуху помню. Все три страшеннейшие засухи.
Перепахивали дороги. Лишь под ними была капелька влаги. Там и выращивали
немного пшеницы и кукурузы на семена. С тех пор я стал больше доверять
амбару, чем Николаю Чудотворцу. Я ценю только то, что положено хранить в
сусеках, коровьи образины!
– Вы курили когда-нибудь?
– Нет! Я не дурак, чтобы лопать мамалыгу пополам с табаком!
– Ну что ж, доброго вам здоровья, мош Тоадер! Оставайтесь долго таким
же крепким!
– Здоровья?.. А где его взять?
– Берегитесь простуды.
Мама радостно всплеснула руками:
– Слава тебе господи! Пронесло! Не сказал ни-. какой глупости!
И она побежала провожать гостей.
Вечером, необыкновенно счастливая, мама поведала отцу о посещении
кишиневских докторов. В награду за достойное поведение сварила дедушке его
любимый "холостяцкий" борщ и все подваливала его за толковый разговор с
учеными людьми. Был несказанно доволен собой и сам дедушка. Расщедрившись,
угостил профессоров своей настойкой из ветреницы-дедицы, разрешил захватить
несколько сухих корешков этого целебного растения, показал жесткую
деревянную лавку, служившую ему кроватью.
– Им очень хотелось глянуть на мой станок!
– хвастался старик перед
зятем.
Отец слушал и подкручивал кончики усов. Был и он рад, что все обошлось
благополучно. Все в доме помнили, как во время переписи населения старик не
захотел разговаривать с докторами.
– Он турнул их жердью от своего решета!
– смеялся отец.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
1
Жизнь в Кукоаре шла своим размеренно-привычным ладом. И вдруг произошел
взрыв, какие бывают лишь в природе весною. Зимою кругом было белым-бело, все
призасыпано, уровнено снегом. Все попряталось под его белым покрывалом.
Дороги безлюдны и печальны. Природа дремлет до поры до времени. И вдруг, как
бы очнувшись, сбрасывает с себя оковы. По колеям, по склонам бегут ручьи.
Капает с крыш. Лопается лед на реках. На полях появляются черные, курящиеся
паром пятна. Кроны деревьев из безжизненно-темных превращаются в фиолетовые.
Углубляются дали горизонта. Почки на ветлах и талах стремительно набухают,
на вербной неделе они одеваются в белые пушистые одежки. Желтеет и сеет
вокруг себя мелкую крупу зацветающий кизил. Все оживает, как при новом
сотворении мира. По дорогам, под по-гами людей, скачут куда-то земляные
лягушки. Божьи коровки греются на солнце. Просыпаются змеи и -ящерицы.
Лопаются почки на деревьях. На некоторых цветки появляются раньше, чем
листья. Другие, напротив, сначала кутаются в зеленые ризы листьев, а потом
уж зацветают. Принимаются за свои дела неутомимые и мудрые труженики -
муравьи и пчелы.
В лесу и садах - неумолчный гомон птичьих базаров. Многие пернатые уже
мастерят новые или чинят старые гнезда. Отовсюду слышится гимн жизни и
весне. Пройдет неделя-другая - появятся и поздние перелетные птицы. В конце
апреля или начале мая прилетит главный певун - соловей, за ним - кукушка,
которая, едва появившись, примется считать чьи-то непрожитые годы. Человек
на какое-то время задумывается в смятении, за какую работу приняться раньше
всего. Поля и леса гудят и вздыхают от тяжкой работы. Все трудятся изо всех
сил - от человека до насекомого...
Знаю, что сравнение не ново, но все в такую пору напоминает
потревоженный муравейник. Вчера еще ты видел на конусообразной его вершине
лишь одиноких муравьев. Но достаточно было ворохнуть ее палкой, чтобы
произошло невообразимое. Тысячи, миллионы встревоженных крохотных существ
замельтешат перед твоими глазами, начнется непонятная для тебя, но
целенаправленная для них беготня. Откуда они повыскакивали, где были до
этого момента? Так вот и жители нашего села однажды спрашивали себя в