Подметный манифест
Шрифт:
– Подарочек нам, черная душа. Марфа принесла.
– Что ж за подарок?
– Да ты садись. Ванька Каин на Москве объявился. Ночью к ней приходил. И теперь у нее хоронится.
– Доннер-веттер нох айн мал!
– воскликнул потрясенный Шварц.
– Вот то-то же - нох айн мал… Чего присоветуешь?
– Жив, стало быть, Иван Иванович… Правду передавали, что он по дороге, уже за Уральским хребтом, сбежал… - Шварц даже не пытался скрыть свою растерянность.
– Как полагаешь, на кой черт он к нам сюда притащился?
– А что Марфа говорит?
– А говорит
– Может статься, и не врет, - поразмыслив, заметил Шварц.
– Да как-то диковинно, что он собрался помирать в Москве не год назад и не в будущем году, а разом с походами маркиза Пугачева.
– А я тебе о чем толкую?!
– опять взвился Архаров. Очевидно, последние события пересилили его природную сдержанность в чувствах. Но крик не значил ничего плохого - на самом деле обер-полицмейстер был рад, что немец понял его с полуслова.
Шварц однако ж попятился.
– Ты куда? Садись, говорю. Обсудим, - велел, обретая свой прежний тон, Архаров.
– Каин прислал ее передать, что желал бы встретиться.
– Господи Иисусе, - молвил Шварц, вдругорядь крестясь.
– Хотелось бы мне знать, что он затеял.
– Да уж не помирать затеял! Марфа говорит - не сразу к ней заявился, сперва где-то дня два-три или более с дороги мылся-чистился, отдыхал, а я так думаю - сведения собирал.
Говоря о Каине, Архаров не мог сидеть на постели - вскочил.
– Да, это он умеет, - согласился немец.
– Может ли такое быть, что он придумал для нас некую ловушку?
Архарову никогда не думалось лучше на ходу, он предпочитал размышлять сидя, но тут его понесло по просторной спальне быстрыми шагами, едва ли не той мелкой побежкой, которой он передвигался, когда следовало спешить; в драке, впрочем, он шаги делал крупные, подстать размаху рук.
– Коли так, он там, в Сибири, из ума выжил. Строить пакости московскому обер-полицмейстеру зело опасное занятие, - сопровождая взглядом начальство, сказал Шварц.
– Коли с вами, сударь, что случится - архаровцы его на мелкие клочки издерут. Про архаровцев-то ему, поди, донесли. Хотя в ожидании маркиза Пугачева оставить Москву без обер-полицмейстера - весьма было бы разумно.
– Нет, не то… Иное. Он, якобы за негласное право поселиться в Москве, может много наобещать, и таковым образом втереться в доверие, понимаешь, Карл Иванович? И лучше меня будет знать, что делается в полицейской конторе… Ч-черт…
Ковер под архаровской ногой поехал, обер-полицмейстер еле удержался - и то, лишь взмахнув руками.
– Сие весьма похоже на правду, - подумав, сказал Шварц.
– Из чего проистекает, что на встречу с ним идти надобно. И тут же приставить к Каину молодцов для наружного наблюдения. Ведь все сие - палка о двух концах. Коли некто собирается через Каина проведывать, что затевают на Лубянке, точно так же и мы через того же Каина можем проведать, не стоит ли за ним кто, не нанялся ли он к кому…
Об этом и помыслить было жутко.
– А сумеем ли переиграть?
– сердито спросил Архаров и опять забегал по спальне. Шварц смотрел на него, не проявляя беспокойства и лишь плотнее кутаясь в одеяло - от этой беготни ему вдруг стало зябко.
– Коли почуем неладное - на то у нас, сударь, нижний подвал есть. И он про тот подвал лучше кого иного знает. Хотя допрашивали его еще в Преображенском…
– Он успеет уйти, а мы останемся в дураках… помяни мое слово…
За все время совместной службы Шварц не видывал обер-полицмейстера в такой растерянности.
– Николай Петрович, - поразмыслив, сказал он.
– Посудите сами. Каин на Москве полтора десятка лет не бывал. Старые дружки кои перемерли, кои помереть собираются, они уже не у дел, знать что-то знают, а ремесло свое оставили. Да и кто из Марфиных давних приятелей не знает, что она с Рязанским подворьем поладила? Не такие уж они, сударь мой, дураки. Новых же дружков Каину заводить не с руки, пока не обжился, не огляделся…
– Его прислали, - твердо отвечал Архаров.
– И он бы не пошел, коли бы не знал, что в Москве он безопасен. Его не старых дружков искать - его к кому-то послали, к кому-то, и желал бы я знать, к кому и для чего!
– Молодцы выследят.
– Упустят! Упустят, сволочи!
Архаров так треснул кулаком по круглому столику у постели, как ежели б уже упустили.
– Недосуг мне, сударь, глядеть, как столы ломают, - спокойно произнес Шварц.
– Не угодно ли вам лечь?
– Уйди, черная душа, уйди, Христа ради, да спать ложись, - вдруг велел Архаров. Точно так же сердито, как перед тем - Марфе.
Шварц коротко поклонился - неживые букли нитяного паричка не шелохнулись, - повернулся и вышел.
Архаров остался один. Чувствовал он себя - словно охотник, что, привыкши успешно стрелять уток, сильно своей удачей гордясь и имея при себе ружьецо, заряженное дробью, вдруг набрел на матерого медведя… нет, скорее уж на волка. Дед когда-то сказывал, что медведя несложно перепугать, особливо коли бить железом о железо, трезвона он не любит и удирает, оставляя весьма вонючий след, кишки у него с перепугу мигом отворяются.
А волк смел и хитер.
Что там дед-охотник толковал про волков?…
Вывалилось из памяти…
Отродясь не было Архарову так жутко. В детстве разве что, от сознания: одному против всех не устоять. И то - верил, что коли умрет, то не по-настоящему, просто будет больно, а потом боль прекратится и он будет как-то жить дальше.
Потом он уже умел дать сдачи, потом была полковая жизнь, тоже ничем дурным не грозившая. Чума - и та не успела Архарова испугать, он видел ее на излете. Далее, на обер-полицмейстерском посту, он тоже был более или менее в себе уверен и знал: риска почитай что нет. Кабы не удалось поймать истинных убийц митрополита Амвросия, ничего страшного не случилось бы. Кабы не обезвредил шайку карточных шулеров - тоже не пострадал бы. Охота за прочими мазуриками была иной раз захватывающей - но, упустив кого-то из этой братии, Архаров не ощущал угрызений совести. Так Господу было угодно, из-за одного мазурика, даже из-за десятка, обер-полицмейстера с должности не скинут.