Поэзия Латинской Америки

Коллектив авторов

Ах, сеньора, ах, соседка, померла моя наседка! Мне теперь зайти в курятник — только горе и тоска: нет ни рябенького платья, ни цветного гребешка, потому что — ах, соседка! — померла моя наседка в воскресенье поутру; да, сеньора, да, соседка, в воскресенье поутру; ах, сеньора, ах, соседка, в воскресенье поутру! Посмотрите: я вспотела. Птичий двор осиротел, и петух мой овдовел! Посмотрите, как я плачу: нос от слез совсем распух, громко вторит мне петух! Ах, сеньора, ах, соседка, как же, как же мне не плакать: умерла моя наседка!

Элегия

Перевод И. Эренбурга

Дорогой моря, добыче рад, дорогой моря пришел пират; он улыбался чужой

тоске, держал он палку в сухой руке. Забыть не может моя тоска о том, что помнят и облака. Он ствол надрезал, он смял луга, он вез железо и жемчуга. Дорогой моря и черных слез на запад горя он негров вез. О том, что помнят и облака, забыть не может моя тоска. Увез он негров, чтоб негры шли, чтоб рыли недра чужой земли, и хлыст, чтоб щедро рабов хлестать, и смерть, чтоб негру, уснув, не встать. Дорогой моря идем одни; здесь я и горе моей родни. Ты не забудешь, моя тоска, о том, что помнят и облака.

Поэтическое искусство

Перевод О. Савича

Я синие знаю заливы и небо, водой повторенное, мерцание звезд потаенное, луны переливы. То ли кровь, то ль слоновая кость, — я знаю живую розу. Я знаю мимозу и виноградную гроздь. Соловей мне голос поставил, трелям вода обучала. Я вылил вино из бокала и только хрусталь оставил.

* * *

А свинец, что свистит, убивая? А большая земная тюрьма? Грозно море, и на море — тьма, и нет под луною рая. Тростник, от сока тяжелый, вонзается в тело, как гвозди. Пусть же знают высокие звезды про голод и холод! Ранят бичи, как ножи, не считает надсмотрщик ударов. Ступай со своею гитарой и розам про боль расскажи! А еще расскажи им про то, как новое солнце сияет. На воздушных качелях качаясь, пусть ликует каждый росток!

Зеленая ящерица

Перевод О. Савича

В Антильском, Антильском море — Карибским зовут его также — исхлестана злыми валами и легкою пеной украшена, под солнцем — оно ее гонит, а ветер назад отгоняет, а слезы живут только в песне — качается Куба на карте: зеленая длинная ящерица с глазами, как влажные камни. Венец из колючих стеблей ей плетет тростниковый сахар, но он не похож на корону, ведь носит его раба; царица в плаще — если издали, с изнанки плаща — служанка, печальнее всех печальных качается Куба на карте: зеленая длинная ящерица с глазами, как влажные камни. Но ты, у берега моря стоящий на крепкой страже морской тюремщик, запомни высоких копий сверканье, валов нарастающий грохот, язык языков пожара и ящерицу, что проснулась, чтоб вытащить когти из карты: зеленая длинная ящерица с глазами, как влажные камни.

Кабачки

Перевод О. Савича

Я люблю кабачки и рыбацкие бары, разбросанные по приморским углам, где люди пьют и ведут тары-бары, только чтоб выпить и поговорить по душам. Там Хуан Никто свой бедный напиток смакует, там Хуан Неотесанный днюет-ночует, там сидят Хуан С Большою Ноздрей, Хуан Длинный Нож и сам Хуан Простой, Хуан — простой человек, единственный — просто Хуан, без клички Хуан. Вскипающею волной нарастает там дружба людей, настоящая дружба народа, без пышных речей. Только слышишь: «Привет!», «Как живешь?», «Что с женой?». Там пахнет йодом, морскою травой, рыбой, ромом, солью и прелью, пропотевшей рубашкой, которая сохнет на теле. Будешь искать меня по вечерам в Гаване, в Пирее, в Порт-Саиде, в Бомбее, обойди кабачки и рыбацкие бары, ищи меня по таким углам, где простыв люди пьют и ведут тары-бары, только чтоб выпить и поговорить по душам.

Вал

Перевод О. Савича

Чтоб вал неприступный построить, возьмитесь, руки, за дело: и черные руки негров, и белые руки белых. Устремленный к простору и свету от морей и до горных цепей и от горных цепей до морей, да, да, пусть наш вал оградит всю планету! — Стучат! — Эй, кто там? — Сирень и роза. — Открыть ворота! — Стучат! — Эй, кто там? — Вояка с саблей. — Закрыть ворота! — Стучат! —

Эй, кто там? — С масличной ветвью голубь. — Открыть ворота! — Стучат! — Эй, кто там? — Шакал и скорпион. — Закрыть ворота! Давайте ж скорее строить! Вы, руки, беритесь за дело: и черные руки негров, и белые руки белых. Устремленный к простору и свету от морей и до горных цепей и от горных цепей до морей, да, да, пусть наш вал оградит всю планету!

Есть у меня

Перевод П. Грушко

Когда смотрю на себя и трогаю свое тело, я — вчера еще Хуан Неимущий а сегодня — Хуан Всемогущий (всемогущий, в том-то и дело), когда оглядываю со всех сторон сам себя и трогаю свое тело, я думаю: а это не сон? Что же есть у меня? Поглядим. Есть удовольствие бродить по стране, где все стало моим, вблизи разглядывать то, что мне приходилось разглядывать издалека. Могу сказать «рубка сахарного тростника», могу сказать «горы», могу сказать «город», «армия», и все — это на века — мое, твое, наше. Запомнил? Все наше: сияние молний, звезды и цветка. Что есть у меня? Есть отчаянное удовольствие, какой я ни есть, парень простой, из крестьян, из рабочих, — есть отчаянное удовольствие (среди прочих) войти в банк и без всякой опаски с управляющим вступить в разговор, не на английском и без слова «сеньор», а сказать ему «компаньеро» [170] , как это звучит по-испански. Все это есть у меня, А еще есть то, что я — темнокожий, но в дансинге или в баре никто за плечо меня тронуть не может, никто у входа в отель не скажет «заняты все номера», большие и средние и даже тот маленький, где можно поспать до утра. Что еще? А то, что отныне нет жандармерии полевой, никто не схватит меня, в застенок не канет, никто земли моей не отнимет, не заставит домик покинуть свой. А уж если есть земля у меня, то и море вокруг Кубы — не светская болтовня в каунтри-клубе [171] , где теннис и яхточки для услад, а вольные волны, бесконечные пляжи, синий клокочущий демократ, — в общем, море. Что еще скажешь! Что есть у меня? Есть то, что умею читать, считаю разные числа, научился писать, думать и хохотать научился. Да к тому же есть у меня работа — всегда и везде: зарабатываешь и не думаешь о еде. В общем и целом, заметь: есть у меня то, что я и должен иметь!

170

Компаньеро (исп.) — товарищ.

171

Каунтри-клуб (англ.) — американский клуб на Кубе.

Советский Союз

Перевод П. Грушко

На Кубе мне ни разу не встречался советский трест. Ни банка их, ни сахарных плантаций, ни магазина «Все за десять центов» я не встречая окрест. Компании не видел никакой ни железнодорожной, ни морской. Не видел рощ банановых ни разу с доскою, на которой читаешь фразу: «Маслов энд компани, С. на К. Бананы оптом. Конторы — угол Масео и Неведомо-Которой». И телеграммы не встречались мне: «Москва, 15 ноября (ЮПИ). Сырец в цене». И не поставлю им коварного желания в вину: продвинуть их столь знаменитый снег в мою не менее известную весну. На поезде — по городам (я нахожусь в России) не видел я — присягу дам! — «Для белых здесь, для черных там». Кафе, автобус — не прочесть: «Для черных там, для белых здесь». В отеле, в самолете — нигде вы не прочтете: «Для черных здесь, для белых там», «Для белых дам, для черных дам». В любви, в учебе — никогда: «Для черных нет, для белых да». И парни в их краю родном, когда мы руку подаем, на нас не смотрят свысока, какой бы ни была рука.

* * *

В Карибском море не найдете вы (У волн спросите) пиратов из Москвы. И в светлых бухтах нет ушей-радаров, которые, ворочаясь во тьме, подслушивают, что у Кубы на уме. Советская блокада? Ерунда! Морские пехотинцы? Никогда! Шпионы на моторках? Сущий бред! Их корабли? Ответ на Кубе даже дети дать могли бы: здесь танкеры и корабли для ловли рыбы. От нас они увозят кофе, сахар, и мечту — благоухающую веточку в цвету. Послушайте поэта: чтоб ни везли они с другого края света, — во всем их дружеского хлеба аромат и доброе звучанье слова Брат.