Поэзия трубадуров. Поэзия миннезингеров. Поэзия вагантов

Гильем IX

* * *

Желаний и томлений дни Прошли — и столько принесли утрат. Мне пали на зиму они. Я думал, летом все пойдет на лад. Я мнил, придет счастливый час, И был обманут столько раз! И все ж надежду я таил, Но и надежды больше нет. Был радости недолог цвет, И мне она, не я ей изменил. Я жил мечтой. Так почему Меня счастливым называют вновь? Счастливец только тот, кому Любимая всегда дарит любовь. Пусть жизни радуется он,— Увы, я этим обделен! Но пусть он прячет торжество: Мол, я любимою любим! Я рад бы поменяться с ним, Но мне Любовь не дарит ничего. Хвала и мужу и жене, Когда они живут в любви. Их душу с телом наравне На каждый час, господь, благослови! И в полном счастье пусть их жизнь пройдет. Сомненья нет, блажен и тот, Кто добродетель чтит в себе, Как в той, кого избрал одну, И кто на радость взял жену, Подругу в жизни и судьбе. Жену из благородных дам Не каждый хочет взять, однако. Глупцы не ведают, что нам И честь и радость от такого брака. Кто легкомыслен, рад любить Ту,

что легко сумел добыть. Но, радость возлюбив и честь, Женись на той, кто познатней, И если другом стал ты ей, В том честь уже и радость есть. Кой толк в любви, когда она Нам без служенья удалась? Его ли то, ее ль вина — Любовью можно ль звать такую связь? Не жди, себя избавив от служенья, Достойной дамы уваженья. Любя воспитанность в мужчине, Она мужлану далека. Лишь дура ценит дурака,— Сказать ли, по какой причине?

* * *

«В роще под липкой Приют наш старый Если найдешь ненароком ты, Молвишь с улыбкой: «Что за парой Травы примяты и цветы?» На опушке среди ветвей — Тандарадай — Пел свидетель — соловей. Молча брела я Средь бездорожья, Пока не встретила дружка. Он обнял, пылая, Матерь божья! Обнял — и стала душа легка. Сколько раз? Да кто ж сочтет?! — Тандарадай,— Видите — в кровь нацелован рот. Дружок меня манит Прилечь на ложе. Рассыпал он цветы да хмель. Ведь кто-нибудь станет Смеяться позже, Сыскав подобную постель. Сломлен шиповник — ясно для всех, Тандарадай, — Как был нам сладок смертный грех Ни лаской, ни силой Не открою Вам тайну эту, помилуй бог! Что сделал милый там со мною, Знаем лишь я, да мой дружок, Да пичужка меж ветвей,— Тандарадай,— Все пришлось увидеть ей».

* * *

В роще, в поле, на поляне — Чудеса весны. Все духовные, миряне — Все оживлены! Май исполнен сил, Неким чудом он владеет. Все мгновенно молодеет, Где б он ни ступил. Кто не чтит его обычай? Ну-ка, от души Смейся, пой, пляши, Но без грубости мужичьей. Каждый Маю рад. Если так распелись птицы, Неученые певицы, Запевай им в лад. Слава Маю! Мир отрадный Он разлил вокруг. Лес п поле так нарядны, Так наряден луг! Сколько пестроты! «Ты малыш, вот я большая!» — Шепчут, чашечки качая, Клевер и цветы. Алый ротик, брось кривиться, Зубками дразня. Стыдно! Он еще глумится, Огорчив меня! Как же можно так? Я люблю, а ты не любишь, Ты меня с улыбкой губишь, Словно лютый враг. Да, моей лихой кручины Вы одна виной. Друг мой, нет у вас причины Строгой быть со мной. Вы добры для всех, А ведь я ваш раб усердный. Быть такой немилосердной — Право, тяжкий грех. Но испортить Мая сладость Я и вам не дам. Как! Забыть я должен радость Лишь на радость вам? Где ваш долг весне? Вместе быть все твари рады, Так хоть капельку отрады Подарите мне!

* * *

Мужу правды радостна весна, И зима для радости дана. Только будет радость неполна, Если не от женщины она. Чествуй женщин всех, мой стих, Только лучшими хвалами чествуй лучших среди них. Радоваться должен человек, Вот и мне бы радоваться той, Кто меня приворожит навек Верностью, Любовью, Чистотой. Если б сердце увидало Ту, пред кем бы, как пред чудом, вечно счастье трепетало Я ж ее и видел только раз, Но доныне ей дивлюсь, как чуду. Или так близка она от глаз, Что без глаз мне видится повсюду? Как такое колдовство прекрасно: Видеть милую не видя, видеть всюду и всечасно. Люди спросят: «Что ж за колдовство? За сто миль глаза твои глядят!» Это мысли сердца моего И сквозь стены видят милый взгляд. Будьте вы хранителями ей, Чувства, чьи глаза всезрящи, страсть и жар души моей. Доживу ль узнать, что мне в ответ На меня без глаз она глядит, Каждой мыслью мне стремится вслед И любовь мою вознаградит. Пусть я милой буду мил, Пусть любовью мне ответит: ей любовь я подарил!

* * *

«Это чувство и сладко и ново, И все ж это боль, отчего — не пойму. Я рыцаря полюбила младого И отказывать больше не в силах ему. Мне трудно бороться с его мольбой, И не знаю, не знаю, что делать с собой. Порою себе я кажусь непреклонной, Хозяйкой воли своей, и тогда, Как ни просит мой рыцарь влюбленный, Я остаюсь перед ним тверда. Но тут же вопрос себе задаю: Сохраню ли до завтра я твердость мою? Если бы он навещал меня реже, Было б не так искушенье сильно, Он уходит, а мысли все те же: Я ведь ему уступлю все равно. И рада б я сдаться, но женский мой стыд Подольше не соглашаться велит. И страхи в сердце моем теснятся, И мысли шепчут со всех сторон, Что — как ни страшно — приходится сдаться, Исполнить то, что требует он. И мне не избегнуть этого дня. Ведь этого сердце и хочет и ждет от м§ня. Лучшие люди меня уверяли, Что вся его жизнь образцовой была. Так я равнодушной остаться могла ли? Я сердце до гроба ему отдала. Каждый мне в сердце проникнуть бы рад, Но все проиграли игру, всем дал мой возлюбленный мат».

* * *

Когда солнцу, от росы блестящи, Ранним утром или в полдень мая Шлют улыбку первые цветы И в полях, в растормошенной чаще Свищут птицы, радость изливая,— Что прекрасней этой красоты? Словно рай, земля сияет всюду. Но вот я дивлюсь другому чуду И хочу заверить вас: Я не раз уже им восхищался И могу им восхищаться сотни раз. Если дама вежлива, спокойна, Хорошо одета, благородна, Если целомудренна, скромна, Если свиту выбрала достойно, Обо всем беседует свободно, То, как солнце, светит всем она. За нее, не размышляя, Я отдам всю радость мая, Ибо прелесть нежной чистоты, Красота лица и тела Лучше, чем весна, и зелень, и цветы. Если ж выбор кажется вам странен, Побродите по земле весенней, Где дружины Мая все в цвету, И поймете, чем я в сердце ранен, Почему без долгих размышлений Благородных дам я предпочту. Если бы мне выбрать приказали, Я с ответом медлил бы едва ли, В этом слово рыцаря даю, Сударь Май, вы Январем бы стали Прежде, чем отверг бы я красавицу мою.

* * *

В майский день, порой чудес, Обновивших луг и лес, В ясный полдень мая Я гулял, мечтая. Я бродил без цели Там, где птицы пели, Где звенит, журчит струя Говорливого ручья, Слушал пенье соловья. И под липой над ручьем Я уснул счастливым сном, Я в тени прохладной Мир вкусил отрадный В неге и покое, Где забыл о зное, Где развеял в забытьи, Близ играющей струи Злые горести свои. И увидел я во сне, Что король я в той стране, Что, блаженствам рая Душу предавая, Чем угодно тело Услаждаю смело. Нет заботы, тишь да гладь, В сердце божья благодать,— Сон был — только спать да спать! Я и спал, но — мерзкий звук! — В сон мой «карр» ворвалось вдруг Из вороньей глотки. Человек я кроткий, Но ворон за это Сжил бы я со света. Спать еще б хоть пять минут! Попадись мне камень тут, Был бы твари той канут. Но попалась мне зато Только бабка лет под сто И мне очень мило Сон мой объяснила. Если вы в сомненье, Это объясненье Я могу пересказать: Два да три в итоге пять, А мамаша — та же мать.

* * *

Я в двух отношеньях отзывчив, хоть в общем не знаю пощады. Был я таким еще в детстве, таким я буду всегда. Радоваться умею, если другие рады, И уж не стану смеяться, когда у другого беда. Радуюсь ради людей, Из-за людей озабочен бываю. Если печаль душою владеет моей — Что из того? Я свое настроенье скрываю. Я — как другие, но лишь для того, Чтоб не задеть никого. Многим весьма безразличны чужие печали. Что ж, окружающим это приятно? Едва ли. Было пристойно, любезно общество в прежние годы, Вот почему воспевал я радость, бывало. Прежде любимым служили, но это вышло из моды, Вот отчего у меня и песен прежних не стало. Песня знает свой час, Она — как ее окруженье. Если исчезнет грубость у нас, Вновь по-придворному будет звучать мое пенье. Радости вслед и для песен время придет. Тот, кто его дождется, увидит счастья приход. Пусть же никто надо мной не смеется. Я-то уж знаю, когда какая песня поется. Прямо скажу вам, что обществу только во вред: Женщины слишком хотят с мужчинами быть наравне. Худшим из нас, как и лучшим, у них любовь и привет, Равенством радость и честь убиты в нашей стране. Если б дамы ценили по-разному нас, К ним относились различно и мы бы тем самым. Это полезнее в тысячу раз Было бы и мужчинам и дамам. Если для них между нами различия нет, Кто же плохой, кто хороший — дайте ответ. Каждой скажу благородной даме: Кой-что мы в женщинах смыслим, будь вы для нас одинаковы, вы обижались бы сами. «Женщина» — лучшее имя для женщин, и нет им причины Думать, будто почетнее дамой родиться. Если ей стыдно быть женщиной — вот ей слово мужчины: Пусть прослушает все и больше не будет стыдиться. Дамы есть и не женщины, я говорю это смело. Но среди женщин — откуда неженщине быть? Женщину — женскую душу и тело — Любим, любили и будем любить. Дама, как ни знатна, Женщиной быть все равно должна. «Дама» — двуликое слово. Эта хвала Может подчас и хулой обернуться. «Женщина»—это корона достойного славы чела. Встарь воспевал я женщин за их мимолетный привет, Песне моей награду я находил даже в этом. Там, где теперь для меня и простой благодарности нет Пусть другие поют, радуясь их приветам. Где мне за песню хотя бы один Признательный взгляд не пошлют ненароком, Их слуга, но и сам — господин, К ним я спиной повернусь или боком. Это значит: «Мне до тебя Столько же, сколько тебе до меня». Женщин лишь тех я люблю воспевать, Которым свойственна благодарность. Что мне спесивая дамская знать!

* * *

Сидел я, брови сдвинув И ногу на ногу закинув, А щеку подперев рукой, И обсуждал вопрос такой: Как надо жить на свете. Но кто решит задачи эти? Нам надобно достичь трех благ. И ни одно не обойти никак. Два первые — богатство и почет. Они друг другу часто портят счет. А третье — божья благодать,— Ее превыше тех должны мы почитать. Все три хотел бы я собрать в одно, Но, к сожаленью, людям не дано, Чтобы почета, божьей благодати, Да и богатства, кстати, Один был удостоен в полной мере. Судьба пред нами закрывает двери, Предательство в засаде ждет, Насилье сторожит и выход наш, и вход. Забыли мы о праве и покое. Покуда эти двое так больны, не могут быть здоровыми те трое.

* * *

В ручье среди лужайки Я видел рыбок стайки, Видал огромный мир чудес, Траву, камыш, и луг, и лес, Ползущих, и летящих, И по земле ходящих, И знаю, что везде, всегда Царит жестокая вражда. И червь, и зверь, и птица Должны с врагами биться, И, чтоб в ничтожество не впасть, Они установили власть. Поскольку без правленья Терзают граждан тренья, Там избран царь, там каждый род И слуг имеет и господ. А с вами, немцы, горе, Вам любо жить в раздоре. Порядок есть у мух, у пчел, А немец дрязги предпочел. Народ мой! Не впервые Хотят князьки чужие Твои разрушить рубежи. Отдай имперский трон Филиппу, а тем их место укажи!