Поэзия вагантов

Автор неизвестен

Вальтер Шатильонский

Песня о свидании

1. Время было раннее, Теплое дыхание Нежило растения, Зеленило севы. Шел я от пригрева Отдохнуть под сению Лиственного древа. 2. Гнулись ветви пышные, Пели струйки слышные, И тенистой сеткою Над волной студеной Кров шумел зеленый, Каждой длинной веткою К влаге наклоненный. 3. Певчими звучаньями И ручья журчаньями Счастлив в полной мере я На траве прибрежной В думе безмятежной; Вижу вдруг Гликерию С грудью белоснежной. 4. Платье пышнотканное, Тирской рдянью рдяное, [173] Исхищренно крытое Золотым узором, Было ей убором; Покрывало шитое В радость было взорам. 5. Лба ее белее нет, [174] Губ ее нежнее нет; «Ах, ко мне, — кричу, — ко мне, Лилия младая, Благодать живая! Вся душа моя в огне, По тебе сгорая! 6. Ах, к тебе стремление, По тебе томление Пламенем нежданного Жжет меня пожара! Нет сильней удара, Ежели желанного Не дождусь я дара!» 7. Вняв мольбы призывные, Села дева дивная Там, где травы зелены, Уступив желанью… Здесь — конец признанью! Что любовью велено — Выше описанья!

173

Гликерия; Тирской рдянью рдяное… — Имя и «тирская», т. е. финикийская пурпурная краска — античные реминисценции.

174

Лба ее белее нет… — новозаветная реминисценция (1 Кор 5, 7), ускользающая от перевода.

Пастораль

1. В полной силе было лето; В блеске солнечного света Вся земля в цветы одета; Сердце билось без запрета; Отдыхал я в пору эту Под большой оливою — 2. Под оливою, склоненной Над травою, над зеленой, Летним цветом распестренной, Нежным ветром освеженной — Не найти перу Платона [175] Место столь красивое! 3. А у дерева, под сенью Ключ журчал в кипучей пене, Соловья носилось пенье, — Был здесь рай, никак не мене, Ибо мест еще блаженней Нет под нашей радугой. 4. Теша дух под сенью тою В час полуденного зноя, Вдруг пленен я красотою: То пастушка предо мною Ходит плавною стопою, Собирая ягоды. 5. Как любовь сердцами движет! Как Венеры пламя брызжет! «Подойди, — кричу, — поближе: Не ограблю, не обижу, Весь я твой, а ты, я вижу, — Славная красавица!» 6. Но в ответ сказала дева: «Брось, я знаю, плуты все вы, Я ведь дочь простого свева, [176] Не

хочу отцова гнева, Так оставь свои напевы — Мне они не нравятся!»

175

…перу Платона… — начало диалога «Федр» со знаменитым описанием места Сократовой беседы, известное средневековой Европе из вторых рук через Цицерона.

176

…простого свева… — Свевы — латинское название швабов.

Начало пасторали

1. Вышла за околицу Милая девица, Стадо в поле выгнала — Надо торопиться. 2. Были в стаде маленьком Овцы и ослицы, Козлики и козочки И телок с телицей. 3. Школяра увидела В поле под сосною: «Что сидишь без дела ты? Поиграй со мною!» ……………….

Жалобы девушки

1. Ах, пришла моя напасть! Долго я скрывала страсть И любя, таилася. 2. Но всему пришел предел: Мой живот отяжелел И родины близятся. 3. Мать нещадно бьет меня, И отец, и вся родня — Горько мне, обиженной! 4. Дома я одна сижу, Никуда не выхожу, — Все забавы кончены. 5. Выйду ль я средь бела дня — Все так смотрят на меня, Словно видят чудище. 6. Я иду, они молчат И на мой живот глядят, И друг дружке щурятся. 7. Всякий рад меня толкнуть Или вслед мне пальцем ткнуть — А что я им сделала? 8. Лишь попреки мне от всех — За один единый грех Сжечь готовы заживо. 9. Ах, к чему мои слова? Обо мне и так молва Ходит злоязычная. 10. Оттого я и терплю, Слезы лью, ночей не сплю — Ах, тоска мне смертная! 11. А еще больней недуг Оттого, что милый друг — Он меня покинул вдруг. 12. Как отец его прижал — Он во Францию бежал, В ту страну далекую. 13. Оттого я и грущу, Что его я не сыщу, Оттого и плачу я.

Прение Флоры и Филлиды

1. В час, когда забрезжился ясный свет Авроры Над землей, одетою в вешние уборы. Сон успокоительный вдруг покинул взоры У Филлиды молодой и у юной Флоры. 2. Захотелось девушкам в ранний час досуга Сердца боль бессонную рассказать друг другу, И пошли гулять они по большому лугу, Где резвиться весело дружескому кругу. 3. Шли походкой ровною знатные девицы, Та — рассыпав волосы, та — скрепив их спицей, Видом — нимфы юные, поступью — царицы; Как заря, румянились молодые лица. 4. Платьем, ликом, вежеством поровну блистая, Шли они, и в сердце жизнь билась молодая; Но была меж девушек разница такая: Любит рыцаря одна, клирика — другая. 5. Нет меж ними разницы ни в душе, ни в теле, Обе одинаковы в помысле и в деле, Схожими одеждами обе грудь одели, Лишь любовь несхожие им явила цели. 6. Ласково повеивал ветерок игривый, Луг стелился под ноги зеленью красивой, А средь зелени ручей вил свои извивы, Волны резвые катя звонко-говорливо. 7. А над самым берегом всей древесной силой Исполинская сосна шапку возносила; Ветками раскинувшись, зной она гасила По небу идущего жаркого светила. 8. Сели обе девушки на траве прибрежной, Старшая на ближний холм, младшая на смежный, Сели и задумались, и в груди их нежной Снова вспыхнула любовь болью неизбежной. 9. Ведь любовь, таимая в глубине сердечной, Наше сердце вздохами мучит бесконечно, Щеки красит бледностью, морщит лоб беспечный, И под девичьим стыдом жар пылает вечный. 10. Старшая вздыхавшую Флору упрекала, Теми же упреками Флора отвечала; Так перекорялися девушки немало, Наконец, тоску свою каждая признала. 11. Тут и потекли у них волны разговора, И любовь была ему главная опора, Вдохновением была и предметом спора; Вот Филлида начала, попрекая Флору: 12. «Рыцарь мой возлюбленный, мой Парид [177] прекрасный, Где, в каких сражениях длишь ты путь опасный? О, удел воительский, славимый всечасно, Ты один достоин ласк Дионеи [178] страстной!» 13. Так Филлида славила своего Парида; Флору подзадорила эта речь Филлиды, И она промолвила, смехом скрыв обиду: «Нищий твой возлюбленный важен только с виду! 14. Вспомни философии мудрые законы, Те, что Аристотель [179] нам дал во время оно! Право, всех счастливее клирик мой ученый, От рожденья господом щедро одаренный». 15. Вспыхнула Филлидина гневная натура, И она ответила, поглядевши хмуро: «Хоть тебя я и люблю, ты — прямая дура, Что от сердца чистого любишь Эпикура. 16. Эпикуром клирика я зову по праву, Презирая грубые плотские их нравы: Есть да пить да сладко спать — вот их все забавы, — Брось позорную любовь, будь рассудком здрава. 17. Кто в постыдной праздности нежася, жиреет, — В службе Купидоновой доли не имеет. Ах, подруга милая, всякий разумеет, Что совсем иной удел рыцарю довлеет. 18. Рыцарь насыщается пищей самой скудной, Он не знает роскоши в жизни многотрудной, Страстный, он гнушается спячкой непробудной: Лишь любовь живит его и питает чудно. 19. Рыцаря и клирика сравнивать легко ли? Перед богом и людьми их различны доли: Моего зовет любовь, твоего — застолье, Мой дает, а твой берет, — что тут скажешь боле?» 20. Кровь к лицу прихлынула у прелестной Флоры, Смехом негодующим заблестели взоры, И она ответила горячо и скоро, В сердце почерпнув своем едкие укоры: 21. «Да, подруга милая, ты сказала славно, Ты умеешь говорить хорошо и плавно; Только в рассуждениях оплошала явно И свела за упокой свой зачин заздравный. 22. Почитая клирика праздным и ленивым Пьяницей, обжорою толстым и сонливым, Вторишь ты завистников наговорам лживым; А по правде следует звать его счастливым. 23. Я горжусь, что он богат: может, не жалея, Тратить вековой запас меда и елея, Есть Церерины дары, пить дары Лиэя [180] С блюд и кубков золотых — так ему милее. 24. Ах, житье у клириков сладко беспримерно! Ни одно перо его не опишет верно. И не гаснет их любви жар нелицемерный, И Амур над их челом бьет крылами мерно. 25. Ведомы и клирику страсти нежной стрелы, Но его от этого не слабеет тело: Всяким наслаждением наслаждаясь смело, Он своей возлюбленной прилежит всецело. 26. Изможден и бледен вид рыцарского чина: Сердце им теснит тоска, слабость ломит спину. И чего иного ждать в доле их кручинной? Не бывает следствия там, где нет причины. 27. Бедность для влюбленного — стыдное страданье: Что он даст, когда его призовут к даянью? Между тем у клирика все есть в обладанье, И его дающие не скудеют длани». 28. А Филлида ей в ответ: «Ты болтаешь вволю — Вижу, ты изведала ту и эту долю; Но тебе не уступлю без борьбы я поле, И на этом кончиться спору не позволю. 29. Право, в праздничной толпе, пестрой и задорной, Даже облик клирика выглядит позорно — С выбритой макушкою и в одежде черной, И с лицом, несущим знак мрачности упорной. 30. Грязного ль бездельника милым назову я? Нет, ищи для этого женщину слепую! Мой же рыцарь краше всех, на коне гарцуя, И сверкает шлем его, и сверкает сбруя. 31. Рыцарь мой разит с коня вражеские строи, А отдав коня пажу, спутнику героя, И шагая в жаркий бой пешею стопою, Именует он меня в самой гуще боя. 32. А рассея недругов, словно робких ланей, Возвратясь с победою с поля бурной брани, Он взирает на меня средь рукоплесканий, И поэтому он мне всех мужей желанней». 33. Так Филлида молвила сколь возможно строже, Только Флора ей в ответ не смолчала тоже: «Тщетны все слова твои! Что ты ни изложишь, А верблюда сквозь ушко пропустить не сможешь. 34. Восхваляя рыцарей и хуля духовных, Ты сама запуталась в бреднях празднословных. Разве рыцарь в бой идет для венков любовных? Нет, лишь из-за бедности и убытков кровных. 35. Если бы разумною страсть твоя бывала, Право бы, ты рыцаря так не воспевала. Что ему воительство отроду давало? Только горькую беду, только гнет немалый. 36. Право, служба рыцаря хуже всякой пытки: В холоде и голоде все его прибытки, Вечно средь опасностей жизнь его на нитке, Чтобы только выслужить скудные прожитки. 37. Клирик мой претит тебе грубой рясой темной, И гуменцем выбритым, и повадкой скромной; Но не думай, будто он — человек никчемный: Нет, его могущество истинно огромно. 38. Сколько перед клириком шей и спин склоненных! Слава на власах его, властью осененных. Он приказы шлет полкам рыцарей хваленых — А повелевающий выше подчиненных. 39. Назвала ты праздною клирика породу — Да, заботы низкие — не его невзгода. Но когда взлетает он мыслью к небосводу, Видит он пути светил и вещей природу. 40. Мой блистает в мантии, твой скрипит в кольчуге; Твой хорош в сражении, мой же — на досуге; Числит он правителей древние заслуги, И слагает он стихи в честь своей подруги. 41. Силу чар Венериных и любви законы [181] Самым первым высказал клирик мой ученый: Рыцарь лишь за клириком стал певцом Дионы, И в твоей же лире есть клириковы звоны». 42. Кончив речь защитную, предложила Флора, Чтоб крылатый Купидон был судьею спора. Старшая перечила, но смирилась скоро, И пошли они искать к богу приговора. 43. Купидон заведомо судия исправный, Рыцаря и клирика ведает он равно, Мерит мерой праведной, судит достославно; И к нему направились девы добронравно. 44. Чинно шли красавицы спор решить обетный, В красоте сияющей, в скромности приветной, Эта в белой мантии, та была в двуцветной, Той был мул, а этой конь помощью нетщетной. 45. Мул, что под Филлидою гордо выгнул шею, Вскормлен был и выращен при морском Нерее; [182] Водный бог прислал его в дар для Кифереи, В скорби об Адонисе кроткую жалея. 46. Над своей Испанией мать Филлиды правя, Ликом и служением власть Венеры славя, От богини мула в дар получила въяве, Дочери возлюбленной вслед за тем оставя. 47. Статный, славно взнузданный и прекрасный с виду, Этот мул достоин был несть свою Филлиду — Знать, недаром некогда для самой Киприды Возлелеяли его девы-Нереиды. 48. В удилах серебряных шел он, щеголяя, А попона у него на спине такая, Что коль спросит кто о ней, молвлю, отвечая: И она — Нептунов дар из морского края. 49. Такова Филлидина красота убора, И ничто в ней не было пищей для укора. Но не менее была хороша и Флора, Под которою шагал конь, не зная шпоры. 50. Это был поистине статный конь и смелый, И узда Пегасова на зубах блестела; А в шерсти, что конское покрывала тело, Были смешаны цвета вороной и белый. 51. С головой некрупною, с шеей горделивой Он шагал, украшенный негустою гривой, Ухом мал, а грудью прям, молодой, красивый, И поглядывал вокруг кротко, нестроптиво. 52. Длинная спина его, всем на загляденье, Ни под чьею тяжестью не сгибалась в пене, Ноги были длинными, стройными колени, — Ввек природе не творить лучшего творенья! 53. Было пышное седло четвероугольно, Самоцветы по углам глаз слепили больно, И оправа золота, как узор окольный, Облегла слоновью кость широко и вольно. 54. Золотые образы были на оправе Под рукой ваятеля выведены въяве — Там Меркурий меж даров восседал во славе, Свадьбу с Философией пред богами правя. [183] 55. Не представит зрение, не расскажет слово: Ни кусочка в золоте не было пустого! Сам Вулкан, которым был тот узор откован, Никогда до той поры не ковал такого. 56. Отложивши прежний труд, славный щит Ахилла, Он на сбрую Флорину все направил силы, — От подков и до удил все в ней дивно было, — А поводья из волос сплел супруги милой. [184] 57. На спине того коня был чепрак червонный, Мастерством Венериным дивно испещренный, С белою подбивкою тонкого виссона, Бахромой развесистой по краям каймленной. 58. Вровень девы ехали, шевеля уздою, Одаряя все вкруг ясною красою: Так сияет лилия с розой молодою, Так звезда плывет в выси с ближнею звездою. 59. Так они к Амурову направлялись раю, Гневом непогаснувшим каждая сгорая, Друг на друга с едкостью шутки навостряя — Если ястребом одна, — соколом вторая. 60. По недолгом времени рощу примечали; На опушке ручейки ласково журчали, Ветер легковеющий развевал печали, И тимпаны с цитрами сладостно звучали. 61. Все, что вздумано людьми в дар своим отрадам, Сладкозвучием лилось над блаженным садом: Голоса и музыка здесь звенели рядом, Четверным и пятерным складываясь ладом. 62. Бубны и псальтерии [185] тон им задавали, Лиры гармонически мерно припевали, Чистые мелодии флейты изливали, И рога с рожочками вслед не отставали. 63. Пение над рощею раздавалось птичье, Всех пернатых голоса там сливались в кличе — Пели дрозд и горлинка, власть любви велича, И не молкли соловья жалобы девичьи. [186] 64. Музыка и пение стаи сладкогласной И цветы, пестревшие, как ковер прекрасный, С их благоуханием, чаровавшим властно, Говорили: здесь стоит храм Любови страстной. 65. Девы шли в святой приют, трепетно робея, И чем глубже, тем любовь чувствуя сильнее. Птицы разнозвонкие пели все слышнее, И душа им вторила, страстью пламенея. 66. Здесь дары бессмертия каждому знакомы, Здесь на каждом дереве плод висит весомый, Всюду льются запахи мирры и амома, — Видишь дом и чувствуешь, кто хозяин дома. 67. Нимфы здесь кружилися в нежном хороводе, Красотой подобные звездам в небосводе; Столько было прелести в юном их народе, Что сердца у девушек дрогнули при входе. 68. Кони остановлены у большого древа; Сердцем умиленные, чинно сходят девы; Но едва услышали соловья напевы, Как опять ланиты их вспыхнули от гнева. 69. Фавны вместе с нимфами в роще потаенной Воздавали пляскою славу Купидону; Вакх учил их пению и тимпанов звону, И кругами шли они, поклоняясь трону. 70. Заплетя цветы в венки, вина в кубках вспеня, Сохраняя склад и лад в музыке и пенье, Все они пленяли глаз в круговом движенье, И была заминка их лишь в одном Силене. 71. С отягченного осла сваливался сонный, Раздавался смех вокруг божиего трона, Лепетал старик: «вина!» — но смолкал смущенно И вином и старостью голос заглушенный. 72. А

на троне восседал отпрыск Кифереи, Меткий лук со стрелами при себе имея; Крылья горделивую осеняли шею, И чело прекрасное было звезд светлее. 73. Скипетр он держал в руке в царственном наклоне, От волос его текли волны благовоний, Три прекрасных Грации, съединив ладони, Подносили свой потир божеству на троне. 74. Подступили девушки и, склонив колени, Богу благодатному вознесли моленья; Он же лишь завидя их, в знак благоволенья, Сходит сам навстречу им с золотой ступени. 75. Вопросил он, что вело в эту их дорогу? И понравился ответ молодому богу. Повелел он путницам подождать немного — Суд любви решит их спор — праведно и строго. 76. Хорошо, коль судит бог девичьи раздоры, — Ведь ему не надобны долгие разборы. Все узнав и все поняв хорошо и скоро, Созывает он судей ради приговора. 77. У Любви уставы есть, у Любви есть судьи: Суть Вещей и Нрав Людей — так зовут их люди. Оба с разумением все на свете судят, Зная все, что под луной было, есть и будет. 78. И собравшися на зов и принявши меры, Чтобы справедливости соблюсти примеры, Молвил суд обычая, знания и веры: «Клирик выше рыцаря в царствии Венеры!» 79. Так свершился приговор, так закон положен, И ему из века в век строже быть и строже. Знайте это, женщины и девицы тоже, Для которых рыцари клириков дороже!

177

Парид — то же, что и Парис, герой троянской войны.

178

Диона, Дионея, Киферея — Венера.

179

Аристотель. — Большинство рукописей упоминает не Аристотеля (в средневековой традиции считавшегося женоненавистником), а красавца Алкивиада, ученика Сократа; Шуман сохраняет имя Алкивиада, но смысл текста больше говорит в пользу Аристотеля.

180

…дары Цереры — хлеб; дары Лиэя (Вакха) — вино.

181

Силу чар Венериных… — Эти три стиха даны в пер. Б. И. Ярхо (цитируются им в предисловии к переводу «Песни о Роланде». М.—Л., 1934).

182

Нерей — по-видимому, безоговорочно отождествляется с Нептуном, морским богом.

183

Меркурий… восседал… Свадьбу с Философией… правя… — Свадьба Меркурия с Философией — сюжет аллегорического трактата Марциана Капеллы (нач. V в. н. э.), служившего для средневековья компендиумом семи благородных искусств.

184

…супруги милой. — Супруга Вулкана — Венера.

185

Псальтерий — струнный инструмент, род цитры.

186

…соловья жалобы девичьи. — Намек на миф об обесчещенной Филомеле, превращенной в эту птицу.

Риполльский аноним

Разговор влюбленных

Он: Ах, подруга моя, когда бы только ты знала, Как твоей красоте стыдливость твоя не пристала! Или Венере служи иль не будь подобна Венере; Службу Венерину я тебе покажу на примере. Она: Ах, любезный мой друг, я была бы твоей неизменно, Если бы только ты знал стыдливости должную цену. Истинной если ты хочешь любви — избегай сладострастья, Будь и красив и стыдлив — лишь в этом юности счастье. Он: То, что ты говоришь, наш общий учитель [187] оспорит: Плох любовник, который желаньем стыда не поборет! Нет, ты не любишь меня, теперь я знаю наверно; Сладки речи твои, но, ах, как они лицемерны! Она: Милый, милый мой друг, твое подозренье обидно: Верно тебя я люблю, хоть ты и не веришь, как видно. Страсть непритворна моя; а если забыл ты об этом, Плечи и груди мои спроси — не замедлят ответом. Он: Знаю, как груди твои ласкал я рукою под платьем, Только не знаю я, чьим ты еще отдавалась объятьям. Ног я касался твоих, они белоснежны и милы, Только чтоб их разымать, нужны Геркулесовы силы. Она: Как ты юноша, прост, как мало ты нас разумеешь! Душу и думу девичью понять ты никак не умеешь. Дева от ласки бежит, боясь показаться нескромной, В сердце однако своем ее жаждет и требует томно. Он: Это бывает, когда свежа еще страстная рана, И полыхает любовь, охватившая сердце нежданно. Если же те, кто влюблен, встречаются снова и снова — Каждый должен быть рад упредить желанья другого. Она: Ты, а не я, виноват, что любовь твою мучит терзанье, Ибо твои для меня переменчивы слишком желанья. С девы на деву желанье твое порхает так живо, Что и медлительна я, и стыдлива кажусь, и пуглива.

187

…наш общий учитель — конечно, Овидий.

Стих об Амуре

Мальчик Амур украшен крылами и страшен стрелами. Возраст ребяческий шумный есть знак, что любовь неразумна. В крыльях Амура — летучесть, а в стрелах — кровавая жгучесть. Тело Амура — нагое, его не ухватишь рукою. Голый, бездумный, летящий, без промаха луком разящий, Шлет во все он пределы свои пятиострые стрелы. Пять есть средств у Амура, у всех различна натура: Зрение, слух, касанье, засим — вкушенье лобзанья (Губы с губами сближают, как с нектаром нектар мешают), Чтобы на мягкой постели достигнуть Венериной цели.

Стих благоговейный о любовном исцелении

1. Если бы в устах моих ангельские речи Обрели нечаянно звуки человечьи, Даже и тогда бы я не прославил славу, Коей между смертными отличен по праву. 2. Прозвучи, о речь моя, выкованным словом, [188] Имя лишь владычицы скрыв своим покровом, Да не станет ведомо черни обычайной То, чему повелено быть священной тайной. 3. В роще расцветающей я стоял весенней С сердцем, полным горестей и недоумений: Мысля: не на камне ли семена я сею, Если розу я люблю и расторгнут с нею? 4. Можно ль не отчаяться пламенному духу, Видя рядом с розою злобную старуху, От любви блюдущую цвет ее бессонно И давно достойную царствия Плутона? 5. Вот какие помыслы властвовали мною, Жаждавшим сразить ее молнийной стрелою; И сбылась мечта моя, и старуха пала, — Что же, что же в дивный миг предо мной предстало? 6. Вижу розу между роз, розовую розу, Вижу росные на ней блещущие слезы, Вижу звездную красу, не страшны ей грозы, Вижу ту, к кому летят жаркой страсти грезы. 7. И узрев воочию ту, что всех желанней, И восторг восчувствовав вышних ликований, Бросился поспешно я в сладостном стремленье, И перед прекраснейшей преклонил колени. 8. «Радуйся, — воскликнул я, — аве, дева, аве! [189] Радуйся, меж девами высшая во славе, Перлов перл и света свет, роза всей вселенной, Что белее Бланшефлёр и милей Елены!» [190] 9. И она ответила мне таким ответом: «Тот, кто властвует в любви тем и этим светом, Тот, кто к солнцу кажет путь всем земным цветеньям, Будь тебе спасителем, славой и целеньем!» 10. «Дева, — я ответствую, — сердце мне порука, Что моя тобою лишь исцелится мука: Древнего учения слово необманно Писано, что ранивший исцеляет рану». 11. «Я ль тебя поранила? Речи эти странны! Дабы мне уверовать, покажи мне раны, Как они получены, молви без коварства, И тогда целящие я найду лекарства». 12. «И без показания раны зримы свету! С той поры уж пятое протекает лето, Как явилась в пляске мне в праздничную пору Ты, зерцало и окно набожному взору! [191] 13. И узрел я дивную, и исшел я в клике: „Вижу лик в сиянии и сиянье в лике! Не превыше ли она всякого сравненья? Не достойна ли она благопоклоненья?“ 14. Облик сей блистающий, ласковый и чистый, Был как воздух горних мест, светлый и лучистый; Мнилось, не богиня ли сходит с высшей сферы? Мнилось, то Елена ли иль сама Венера? 15. Золотые волосы, ниспадая нежно, Обтекали выпуклость шеи белоснежной, Грудь ее высокая радовала взгляды, Ароматами дыша ангельского сада. 16. На лице пленительном так сияли очи, Как сияют на небе звезды в пору ночи; Словно кость слоновая, белы были зубы; Тело нежное влекло красотой сугубой. 17. Были крепче всех цепей светлые оковы! Сердце, дух и ум во мне сразу стали новы! Говорить душа рвалась, но не знала слова, И бессилен был порыв языка немого! 18. Вот она, души моей истинная рана, Коею оттоле я стражду постоянно: Есть ли кто в подсолнечной более несчастный, Чем влюбленный, мучимый жаждою напрасной? 19. С той поры стрела любви в сердце неизбывно, С той поры летит мой стон к небу непрерывно: Чем я муку заслужил, милостивый боже? [192] — Так со всеми, кто влюблен, я взываю схоже. 20. Я ни есть, ни пить, ни спать не могу доныне, Я не ведаю лекарств, чтоб помочь кручине; Боже, не покинь меня в злом моем недуге, Дай спасенье обрести в благостной подруге! 21. Таковые жалобы вознося несметно, В скорби утешения чаял я, но тщетно: Даже ночью темною я не знал покоя, Видя взором мысленным розу пред собою. 22. Ныне, дева, видишь ты, сколь глубоко ранен, Сколь в моих страданиях был я постоянен; Ныне, роза, смилуйся, осени любовью, Жизнь верни погибшему, силу и здоровье. 23. Если обрету в тебе свет обетованный, — Вознесешься во хвале, словно кедр Ливана; [193] Если ж упование не найдет свершенья, — То постигнет утлый челн смертное крушенье». 24. И в ответ цветущая обратила слово: «То, что ты вещаешь мне, для меня не ново; Я тебе открыла бы новое иное: Если ты о мне страдал, я страдала вдвое! 25. Но к чему напрасное словоговоренье Для души, которая алчет утоленья, Обретенья радости, боли одоленья, Страждущим несущего в страсти исцеленье? 26. Молви же, о юноша, что тебе угодно? Что на свете даст тебе жить от мук свободно? Камни ль драгоценные, жемчуг или злато? Всем тебе пожертвую, чем я ни богата». 27. «Злата мне не надобно, жемчуга не надо, Ибо для влюбленного выше есть отрада, В коей и несбыточность делается явью, Телу в подкрепление и душе во здравье». 28. «В чем твое желание, угадать не смею, Но его привечу я всем, что я имею. Всё, к чему душа зовет, требуй невозбранно — Может быть, отыщется то, что столь желанно». 29. Надобно ли далее вествовать, что было? [194] Стан ее девический обвивая милый И тысячекратное впив ее лобзанье, Рек тысячекратно я: «Вот мое желанье!» 30. Все преображается милостию розы: Отлетают жалобы, высыхают слезы, Счастье отверзается радостями рая, Всем, что есть сладчайшего, нежных одаряя. 31. И стократ объятия предо мной раскрыты, И кипят желания, воедино слиты, И при мне любви моей царская держава, И на имени моем вышней славы слава. 32. Кто, любя, в отчаянье бедствует жестоком, Будь тому судьба моя надобным уроком — Некий день забрезжится, свет ему засветит, И за муки он свои воздаянье встретит. 33. Только в горькой горечи сладкое родится. Как достичь великого, если не трудиться? Если ищешь меда пчел, — не страшись их яда! Чем больней отчаянье — тем милей награда!

188

Прозвучи… выкованным словом… — реминисценция из знаменитого гимна Венанция Фортуната о страстях Христовых (Pange, lingua, gloriosi…)

189

…аве — начало молитвы «Богородице, дево, радуйся».

190

…Белее Бланшефлер и милей Елены! — Эпитеты в обращении к героине совпадают с обычными славословиями богоматери. Тем неожиданнее в их окружении упоминание античной Елены и — что уже совсем уникально в вагантской поэзии, обычно свысока относящейся к поэзии новоязычной, — упоминание Бланшефлер, героини знаменитого французского романа.

191

…зерцало и окно… — образы из сочинений Дионисия Ареопагита и его традиции.

192

Чем я муку заслужил, милостивый боже? — Реминисценция из литургических текстов.

193

…кедр Ливана. — «Песня песней», 5, 15.

194

Надобно ли далее вествовать, что было? — Финал построен все же по овидиевской схеме сюжетного поворота.

Вечерняя песня

1. В час, когда закатится Феб перед Дианою, И она с лампадою Явится стеклянною, Сердце тает, Расцветает Дух от силы пения И смягчает, Облегчает Нежное томление, И багрец передзакатный Сон низводит благодатный На людское бдение. 2. Сон, души целитель! Нет тебя блаженней! Ты порывы укрощаешь Горестных мучений! Ты смыкаешь очи Роем сновидений, Ты самой любви отрадней И благословенней! 3. Веянья Морфея [195] В наши души сеют Сны живые, Ветерками веют, Нивами желтеют, Реками струятся, И колеса шумных мельниц В них кружатся, И под их круженье очи Сном смежатся. 4. После наслаждений Венериных Полон мозг томлений Немеряных, Свет темнеет, дивный сумрак спится, И плывут глаза в челнах-ресницах… Сладко, страстью наслаждаясь, Сном забыться, Только слаще, пробуждаясь, Вновь любиться!.. 7. Где листва вновь зазеленела, Где поет песню филомела, Отдыхать приятно; Но милей на траве резвиться С нежною девицей! Вешний луг дышит ароматно, Розы — в изголовье! А потом, утомясь любовью, Сладко пить подкрепленье силам В сновиденьи милом, Что слетит лётом легкокрылым! 8. Как сердце бьется И как душа мятется У того, кто любови предается! Как в просторе водном волны Носят челны, Так ни в счастье, ни в несчастье не уверена Рать Венерина.

195

Веянья Морфея… — В рукописном тексте назван не Морфей, а Орфей; такое чтение вполне осмысленно, но мы сохранили обычную конъектуру.

Ум и страсть

1 а. На весах колеблемых И зыблемых Дух во мне мятежится, Тревожится Мнительным волнением, И томится, И двоится Противоборением. 1 b. Ум влечет в прозрения Познания, Страсть зовет игривыми Забавами: Воля с волей борются, Ум с Венерой Горькой мерой В страдном сердце мерятся. [Припев: ] О боль моя, Лишь тобой болею я, Немею я, Но ожить не смею я! 2 а. Как лист на дереве Трепещущий, Как рыщущий В туманном мареве По воле волн, Бескрылый челн, Кружимый зыбью, плещется, Так плачется Душа моя и мечется В злосчастии Меж разумом и страстию. 2 b. Кладу на чашу я И ум и страсть, И грусть и сласть, Но тщетно взвешиваю, — Мне видится, Мне чудится Красавица с неробкими Улыбками, С ласкающими губками, Звук голоса, И лоб и нос и волосы. [Припев.] 3 а. Страсть прельщает И смущает Леностью и пленностью; Ум тиранит И возвышенною манит Ученостью. 3 b. Ум целящий, Уводящий В раннее изгнание, Прочь скорее! Я покорен Кифереи Велению! [Припев:] О боль моя, Лишь тобой болею я, Немею я, Но ожить не смею я!