Пока корабль плывет
Шрифт:
– Не мечтай, так просто вы от меня не отделаетесь. Нужно время, чтобы все это продать, а куда деть деньги - я найду.
– Я-то уж было решил, что ты хочешь от нас сбежать. Не каждый день выпадает быть графом.
– Я бы легко обошелся без этой чести.
Мужчины замолчали.
Рэнсом чувствовал, как вино согревает его изнутри. Здесь, на «Счастливице», все казалось простым, хотя и чуточку неудачным. Неделя плохо началась, вот и все. Скоро это закончится, и он повернет шхуну носом к морю. А пока… У него есть команда и друзья, и пережить то, что случилось вчера, уже гораздо легче.
И,
Джим - парень простой, но всегда чувствовал настроение друга.
– Что-то ты излишне мрачен.
– Дед был непростым человеком.
– Я помню, ты рассказывал, хоть и немного. Мерзавцем он был, прости меня. Кто ж своего сына, невестку и внука выгоняет из дому? Ему что, было накладно вас содержать?
Рэнсому стало смешно.
– Судя по той кипе бумаг, в которых описано мое новое имущество, - не накладно.
– Тогда он был подлецом. Он перед тобой извинился?
– Хотел, чтобы я извинился. Не вышло.
– Вот старый хрыч.
– И не говори. Попросил прощения перед самой смертью.
– Ты простил?
– Словами - да. Здесь, - он коснулся ладонью груди, - нет.
– Ну так и забудь. Эх, выйти бы сейчас в море, свежий ветерок выдул бы из тебя эту дурь. Но раз ты говоришь, что нужно сидеть, будем сидеть тут, притворимся сухопутными крысами.
– Потерпи, Джим. Я написал Колуму, что вынужден был идти в Лондон. Возможно, Колум остановится здесь на пути из Венеции. Но, скорее всего, в Англию он не вернется, и увидимся мы уже в Китае. Все-таки там война, Дирк Струан там…
– Я еще за вином схожу, - сказал мудрый Джим и исчез.
Рэнсом сидел в любимом кресле, корабль еле заметно покачивался под ним - он чувствовал эту легкую дрожь стен, как дыхание любимой, - и размышлял о том, насколько по-разному можно взглянуть на жизнь, лишь сменив место пребывания. В особняке казалось, что все закончилось, выхода нет. Здесь - что все только начинается. А как на самом деле? Время покажет.
Ранним утром мальчишка-рассыльный принес Рэнсому слезное послание от мистера Уэстли. Управляющий молил новоиспеченного графа явиться в особняк к завтраку. Ожидалось прибытие родственников, и этикет не допускал, чтобы леди Норман со своим сыном разыскивала графа Сильверстайна по всему порту. На Темзе полно грубых грузчиков, а их речь для ушей леди смерти подобна. Если его светлость не желает, чтобы его двоюродная тетка умерла в страшных мучениях, следует появиться немедля и в надлежащем виде.
Рэнсом вздохнул и понял, что так просто его не отпустят.
Он надел свой единственный «светский» костюм; по счастливому совпадению, тот был черным, что оправдывало Рэнсома в глазах общественности. Новый граф вовсе не стремился носить траур по графу старому, однако, если он собирается покинуть здешнее общество как можно скорее, нужно стать как можно незаметнее. Прикинуться кем-то другим, а не Рэнсомом Сильверстайном, которого знали все капитаны и некоторые пираты нескольких морей. Очень хорошо знали.
Единственное, чем Рэнсом не смог поступиться, это треуголкой. Цилиндр он высокомерно презирал.
В таком виде, придав лицу приличествующее случаю невозмутимое выражение, Рэнсом и явился в дедов… вернее, уже не дедов, а свой особняк.
Там
– Так мы давно этого хотели, милорд!
Вынырнувший из глубин особняка Уэстли пояснил, что политикой старого графа Сильверстайна было воздержание от каких-либо перемен в доме, включая генеральную уборку. Если бы не он, Харольд Уэстли, привыкший держать прислугу в ежовых рукавицах, особняк давно бы зарос по самую крышу паутиной и плесенью.
– Граф не устраивал приемов, - объяснил Уэстли, - и вел замкнутый образ жизни. Ему не требовалось много, однако штат слуг он не сокращал. Я его уговорил. Иначе тут все пришло бы в полнейшую негодность. А теперь, когда вы приехали…
– Мистер Уэстли, - Рэнсом, наступая на него, припер управляющего к перилам лестницы, - давайте поговорим откровенно.
– Давайте, - согласился тот, затравленно озираясь.
– Я не намерен становиться владельцем всего этого и управлять землями и имуществом. Я намерен все это продать. Если вымытый до блеска особняк будет продан выгоднее, чем грязный, - хорошо. Но не нужно совершать усилий, чтобы задержать меня здесь. Я занимаюсь совершенно другим и не стану менять свой образ жизни только потому, что получил наследство. Мой корабль стоит в порту, и команда ждет не дождется момента, когда мы снова выйдем в море. Известие о том, что дед при смерти, настигло меня, когда я собирался отплыть в Китай. Это путешествие было отложено, но не отменено. Вам все понятно?
– Да, - уныло кивнул мистер Уэстли.
– Только, позвольте сказать, милорд…
– Слушаю.
– Рэнсом отступил на шаг.
– Вы, я так понимаю, человек другого склада, нежели люди лондонского света. Что ж, может быть, оно и хорошо; однако делу не поспособствует. Во-первых, сознаюсь честно, меня волнует собственная судьба. Во-вторых, вам следовало бы пару раз появиться в обществе, чтобы свет увидел, у кого покупает все графское имущество. Вы ведь не желаете, чтобы пошли слухи, правда?
– Что за ерунда!
– бросил Рэнсом, отворачиваясь.
– Прошу вас, удовлетворите мою просьбу. Вы все равно должны чем-то заниматься эти две недели.
– Не беспокойтесь, Уэстли, - сказал Рэнсом, направляясь в сторону кабинета, - я найду себе дело.
Сидя за дедовым столом, он некоторое время задумчиво обводил взглядом комнату, а затем взял лист гербовой бумаги, обмакнул перо в чернила и начал писать.
Рэнсом составил послание Квентину, своему доверенному лицу, а также еще одно письмо Колуму Струану - о возможной встрече. В письме Струану даже удалось сыронизировать, комически описав то, что теперь происходило. Подумать только! Сколько веселых часов они с Колумом провели в портовых кабачках или в обществе раскрепощенных вдовушек, и никогда Рэнсом не думал, что кто-либо потребует от него участия в светской жизни. Да еще в обществе, к которому он хоть и принадлежал по праву рождения, но отнюдь не по духу.