Полет к солнцу
Шрифт:
— Ари, перестань, — попытался он поднять сестру, — ведь ничего не случилось, я с тобой, ты в порядке…
На секунду сестра затихла, но не успел мальчик с облегчением вздохнуть, как в комнате послышался старческий, дребезжащий голос. Звуки вырывались из груди Арианы, хотя она сама не размыкала губ и не открывала глаз, побледнев, как полотно.
— Мы пойдем ловить кузнечиков. Такая ночь… Замечательная ночь, пусть нам сварят глинтвейн. А мы пойдем за кузнечиками. Ты наступил на бабочку. Как ей теперь летать? Она тебя теперь убьет. Оставь пластилин, брось, зачем ты его мнешь, ты все делаешь не так! Ты совсем ничего не умеешь.
Голос умолк, Альбус
— Я тебя переделаю.
Забили висевшие на стене дешевенькие часы. Кукушка высунулась и засвистела на невыносимо высокой ноте, а стрелки заметались по циферблату, как бешеные. Альбус бросился прочь из комнаты, единым духом примчался на кухню и увидел, как мать застыла перед часами, висевшими там — их стрелки тоже как будто взбесились. На шум она обернулась.
— У Арианы приступ, да? Ты был с ней?
— Она у меня в комнате, — выпалил Альбус, только сейчас осознав, что оставил Ариану сжимающей в руке его палочку.
…Отпираться было, в общем, бессмысленно: мать не поверила бы, что сестра, так боявшаяся магии, сама решилась взять волшебную палочку в руки. Оставалось только ждать кары. Мать объявила, что накажет его после ужина. Мальчик порадовался по себя, что после перенасыщенного дня успеет как следует подкрепиться.
Отужинали мрачно. Аберфорт так рассердился на брата за Ариану, что даже грядущее наказание того его не радовало. Самой сестры не было, она еще не пришла в себя, и мать сидела, как на иголках, постоянно поглядывая в сторону лестницы и прислушиваясь. После еды она велела старшему сыну умыться и раздеться. Затем связала ему руки за спиной, отвела в комнату и заперла на ключ. Палочку Альбуса мать еще днем, найдя в руке дочери, забрала к себе в комнату.
— Поспишь сегодня так, если сможешь уснуть. А не сможешь — полежишь и подумаешь о своем поведении, — отчитывала она его, уже стоя за дверью. — Давать свою палочку в руки человеку, который не владеет собой! Вы оба могли погибнуть! Ариана могла разнести весь дом! Да неизвестно, кто из вас еще больной: от тебя хлопот побольше, чем от нее. Легкомысленный мальчишка! А мне с тобой возиться еще почти месяц! Жду не дождусь, когда ты, наконец, уедешь: мне станет гораздо легче. Отец рассчитывал, что ты будешь мне опорой, а ты только отравляешь мне жизнь.
Альбус вздохнул с досадой. Почему мать вечно что-то от него ожидает? Почему, если он старший, то всегда больше других обязан, больше других виноват? Козленок Аберфорта, играя, недавно боднул Ариану, она запнулась, упала и довольно сильно ушиблась, но мать, узнав об этом, только покачала головой и велела Аберфорту лучше следить за козами. И вообще — зачем так опекать Ариану? Может, ей от этого только хуже — уж не говоря о том, насколько от этого хуже ему.
Уснуть не удавалось долго. Веревки больно впивались в кожу, руки затекли и заныли. Даже укрыться одеялом толком не получилось — хорошо еще, ночи стояли теплые. И все-таки, изрядно поерзав, Альбус смог успокоиться, и его сморило.
Когда он открыл глаза, было еще темно. В доме стояла тишина, только покрикивала за окном какая-то ночная птица, но и она умолкла вскоре. Свет луны озарял циферблат часов. Было ровно три ночи.
Ему хотелось заснуть, и Альбус уткнулся лицом в подушку, стараясь ни о чем не думать, не двигаться. Скоро не выдержал, сел. В груди стала нарастать тревога, и он далеко не сразу понял, почему. Было слишком тихо. Ночью деревня полна звуков: стрекочут цикады, побрехивают
Альбус замер, весь превратившись в слух, — ничего! Ни малейшего шороха. Волнуясь, он встал и подошел к часам. Было пятнадцать минут четвертого. Чем дольше Альбус всматривался в циферблат, тем более гнетущее чувство тот вызывал. Цифры были словно заостренными, и ему казалось, что они загнуты как-то зло. Альбус подошел к окну, всматриваясь вдаль, но темнота скрывала очертания деревни, и чувство, словно на него смотрят, не покидало: заостренные цифры с циферблата словно кололи лопатки. Промаявшись еще вечность, он не удержался и проверил время. Половина четвертого. Ну наконец-то, скоро начнет светать.
Он начал расхаживать по комнате. Три тридцать три.
Сел, вспоминая известные ему заклинания, повернулся к часам. Странно. Вроде бы, пять минут он точно сидел, а на часах будто бы еще половина четвертого.
Ладно. Он снова принялся вспоминать заклинания и даже почти забыл о времени, но все же повернулся и посмотрел еще раз. Увиденное заставило Альбуса похолодеть, а в животе все стянуло в комок. На часах было три двадцать. Часы, конечно, могли остановиться, но пойти назад? Они точно не были волшебными. Может, магия Арианы на них повлияла? Успокоив себя этой мыслью, Альбус лег в кровать. Ни о чем думать не хотелось, и он просто приказал себе спать. Почти получилось, он задремал, но заснуть окончательно не вышло. Еще раз Альбус посмотрел на часы — они теперь показывали три минуты четвертого.
«Ничего, сейчас уже четыре утра, и через час начнет светать», — сказал себе мальчик.
Но через час за окном не стало светлее, напротив, тьма словно сгустилась: подойдя к окну, Альбус не смог различить ничего. Часы показывали два ночи, и темнота за окном, кажется, вполне им соответствовала.
«Вот уж на рассвет Ариана повлиять не могла никак», — подумал Альбус, похолодев. Мысль прошла горячей иглой через позвоночник, и ему стало по-настоящему страшно. «Может, просто тучи? Ну конечно!» — успокаивал он себя и садился, невольно косясь на часы, хищно смотревшие на него заостренными цифрами. Но время шло, и сидеть одному в гробовой тишине было невыносимо. Руки ныли от веревки, и он неожиданно почувствовал прилив страшного гнева на мать — связать его, унизить подобным положением, и вот теперь он даже не в силах ничего взять, чтобы защититься! Наверное, стой Кендра здесь, Альбус набросился бы на нее. Взревев от ярости, он сфокусировал весь гнев на веревке — и та лопнула с такой силой, что ее обрывки, кажется, разлетелись по углам. Освобожденные руки тут же обожгло, и мальчик принялся энергично их разрабатывать. Страх отступил, и он почувствовал кураж: он что, испугается какой-то темной комнаты, где никого нет?
Ему даже стало любопытно, что же за магия могла заставить время пойти вспять, но мысль о ком-то столь могущественном, кто, возможно даже, невидимый стоит здесь, снова вызвала тревогу.
Время двигалось к часу ночи, и давящая темнота и тишина становились невыносимы.
«Надо на улицу», — решил он, подошел к окну и выдернул шпингалет. Дернул ручку окна на себя, но оно не поддалось. Хуже того, когда Альбус взглянул за окно, то понял, что не видит ничего вообще, совершенно ничего. Он изо всех сил ударил по стеклу кулаком, но оно даже не задребезжало. Взяв с полки подсвечник, он с размаху швырнул им в стекло — вновь без всякого эффекта. Страх обжег с ног до головы, и Альбус стал бить ногой в дверь — ни шороха!