Полное собрание стихотворений

Кленовский Дмитрий Иосифович

Деянира

Я выпил из мехов кровавое вино Той осенью, и мне казалося равно И время ласковым, и небо - цвета рая. Но радость от меня, как в танце исчезая, Уходит и с собой Апрель уводит мой. И тень моя ушла за ними, и порой Я слышу, как они, втроем, смеются где-то, И этот смех похож на мой, когда я летом С тобою розы рвал и ты старалась быть Усталой, чтобы путь до вечера продлить. Утраченные сны! Ведь осень уж успела Козлов озлобленных и черных к овцам белым Наивных наших грез незримо примешать. Сатиры пьяные успели осмеять Сплетенные в такой хорошей ласке руки. Ветра - любимых слов перехватили звуки. И вместе, но уже чужие навсегда, Мы шли, не говоря, куда-то вдаль, туда, Где лес окончился и где сверкнуло море. На шумном берегу, где волны плещут, споря, Касаясь

ног моих мольбой напрасных пен, Я вслушивался в песнь таинственных сирен. А ты, безмолвная, а ты, о Деянира, Через плечо мое с улыбкою следила За тем, как на пустом песчаном берегу, На грудь морских валов бросаясь на бегу, Омытые волной, оттенка мокрой стали, Кентавры дикие брыкалися и ржали.

Намек о Нарцисс

Фонтан! К тебе пришел ребенок и в томленьи Он умер, своему поверив отраженью, Когда губами он твоих коснулся вод. В вечернем воздухе еще свирель поет… Там, где-то, девушка, одна, срывала розы И вдруг заплакала… Идти устал прохожий… Темнеет… Крылья птиц махают тяжелей… В покинутом саду плоды с густых ветвей Неслышно падают… И я в воде бездонной Себе явился вдруг так странно отраженный… Не потому ль, фонтан, что в этот самый час, Быть может, навсегда в тебе самом угас, Дерзнув до губ своих дотронуться губами, Волшебный юноша, любимый зеркалами?

Траурная эпитафия

У мраморной плиты склонясь в немой мольбе, Скажи, сестра, какие осени тебе Прибавили к кудрям оттенок золотистый? Какие вечера в глазах твоих лучистых Своих далеких звезд оставили огни? От тех венков, что ты плела в былые дни, Ты сохранила ритм красивого движенья. И это жизнь твоя былая в отдаленьи На флейтах золотой и черной, - слышишь ты?
– Смеется меж цветов и плачет у воды. Ведь каждой радости, что в памяти рыдает, Наверное, печаль улыбкой отвечает: Скажи мне, были ли душисты или нет Плоды, которые ты столько долгих лет К губам своим, на них похожим, подносила, И стоило бы быть всему тому, что было? О ты, которая, не смея превозмочь Желанья тенью быть, уже познала ночь, Скажи мне, пред какой склонилась ты судьбою У мраморной плиты, где ты стоишь с мольбою?

Надгробный камень

Надгробный камень мой судьбе я посвящаю. Ни тихие поля, ни серп, что мы меняем На якорь странствия и злобный шум валов, Ни сказочная сень душистых островов - Мне не дали того, что я еще желаю. Простой судьбе моей его я посвящаю. Не вырежу на нем искусством рук моих Ни тирсов, ни плодов, ни раковин морских, Ни фавнов, что шутя бодаются с козлами: Мой лес пустынен был, и, странствуя морями, На вырезном носу родного корабля Я бога не имел, чтоб защитить меня. Улыбкой мне никто не отвечал в фонтанах, Замолкли все ветра, что плакали в каштанах, И никогда еще я не встречал судьбу Ребенком обнаженным, что в саду Играет розами, которых, ими пьяны, Жуют козлы и обрывают фавны.

Бык

Ты медленно ведешь в полях широких Крита Волов, чьей силою упорною разрыта Земля, покорная под блещущей сохой. Их упряжь пеною покрыта, и порой Другую пену та напоминает пена… Холмистые поля - как волн застывших смена, И птицы, медленно спускаясь с высоты, Над дальнею межой проносятся…, - а ты, Ты грезишь, как на руль, на посох опираясь. Дыханье вечера, щеки твоей касаясь, Проносится, и у сохи, что пред тобой Горит, как корабля морского нос стальной, Ты грезишь, и волы мычат в нестройном хоре О сказочном Быке, переплывавшем море…

Возвращенье

Слышнее, чем любовь, и тише, чем досада, Был слышен разговор весь день в аллеях сада. То Прошлое с своей Печалью говорит. Она, склонивши голову, стоит, В руках ее цветок темнеет черный, Цветок, что сорван был в пыли дороги торной, Которой Прошлое вчера ее вело: Там время быстрое следы с песком слило, И словно эхо утомленным душам Воспоминание о медленном минувшем… И осенью, в тот час, когда погас закат, Они вернулись навсегда, и черный сад Затрепетал, в своей услышав сени, - Судьбу перед своим изображеньем, - Кого-то, кто вещал, и ждал, и вторил вновь, Досады - тише, громче - чем любовь.

Фонтан с кипарисами

Фонтан рыдал весь день в лесу моей мечты. О, знал ли я, душа, что будешь плакать ты? Но

вот вернулся я, и скоро вечер. Розы Не обвивают кипарисов, что как слезы Ночные - отражаются в воде. ... Та нимфа, что ловила в темноте Оленя стройного с рогами золотыми, От фавна скрылась здесь под ветками густыми, И раненый олень пришел попить к воде, В которой я порой кажусь себе Чужим, и я в твоих свои рыданья слышу, Фонтан, и этот лес, где ветер лист колышет, Был жизнью, где я дал охотиться Мечтам По трижды окровавленным шипам За нимфой, гнавшейся за сказочным оленем. И ты, фонтан, сквозь плач смеялся нашим пеням, Меж кипарисов, на которых нет Тех роз, что посвятить могли бы свой букет Воде, где кровь свою таинственно смешали И нимфа, и олень, и пилигрим печали.

Посетительницы

Я прославляю здесь, дорогой сновиденья Ко мне пришедшую, с моей неясной тенью Ту, что смеется мне и что в руке своей Приносит урну скорбную и в ней Золу и славы и любви далекой. Счастливая своей победою жестокой, Из глуби прошлого она идет ко мне, Пройдя его всего, от медленных камней До рек извилистых, бегущих на просторе, И радостных лесов, зеленых словно море. Из цветника души ко мне идет она: Там около плода сладчайшего видна Плода кровавого алеющая рана. Смеясь, она пила, склонившись у фонтана Моих былых часов, и ни опасный фавн, Ни ядовитые цветы болотных трав, Ни поцелуи, ни укусы, ни со смехом Вода бегущая, ни ласковое эхо, Зовущее ее в свою пещеру, ни Кентавра ржание в густой лесной тени Не потревожили - путям ее на благо!
– Ее спокойных рук и медленного шага… Подруга странная, дорогою одной Она уводит тень мою же за собой И входят медленно они во мрак из света, Та - с урной скорбною, и с горлицею - эта. 

Прием

Чтоб этим вечером тебя я принял дома - Брось вянущий цветок, чья милая истома Еще удвоит скорбь сознанья моего, И не смотри назад, в былое, оттого Что я тебя хочу забывшей лес, и море, И ветер медленный, и эхо - все, что вторит, Как голос или плач, безмолвью твоему, Но с тению своей прошедшей через тьму, И бледной на пороге и смущенной, Как если б был я мертв иль ты бы - обнаженной.

Фавн перед зеркалом

Я выстроил твой дом, Печаль. Деревья в парке С узором мрамора сплели узор свой яркий. Я выстроил твой дом, Печаль, где между плит Кротегус траурный с веселым миртом свит, Где отражаются в окне, как в четкой раме, Сады с террасами и тихими прудами На фоне дали ярко-голубой. Здесь эхо говорит с вечерней тишиной, Что самую себя меж кипарисов ищет. Там, дальше, - спящий лес, где злобный ветер свищет, И жизнь ненастная, и мурава лугов, Где виден след копыт неведомых богов, А дальше - дикие сатиры и сильваны, И нимфа, что живет в густой тени фонтана, Одна и обнаженная, близь вод, Где радостный Кентавр, брыкаясь, камни бьет. А дальше - страшный край чудовищ зла и горя, Чудовищ похоти, а дальше, - дальше море, Сменяющее грусть бесплодных берегов. Я выстроил твой дом, Печаль. Узор кустов Дал жилки мрамора бассейнам онемелым, В воде их черным зрит свой облик лебедь белый: Так Радость бледная в пруду былого зрит, Как крыльев блеск ее вечерний час чернит. И как ее лицо, в туманной влаге тая, Дает себе самой понять, что умирает. И я, что за собой, войдя, не запер дверь, Я так мучительно к ключу боюсь теперь Услышать чьей-нибудь руки прикосновенье. И покрываю я забвеньем сновиденья, Чтоб самого себя в них снова не найти, Но все же чувствую, как сзади, по пути Идут еще за мной таинственные тени. Шум звонов медленных и всех прикосновений Испугу моему забыться не дает. И слышу ясно я в спокойном плеске вод Смех струй серебряных меж лилий золотистых И медленную смерть иных фонтанов чистых, Чью влагу пил Нарцисс, касаясь губ своих, Которыми фонтан смеялся страху их. И проклял я тогда свои глаза и губы. И если я теперь коснусь материй грубых, То прошлое мое болтливое опять Дает мне леса шум и шелест услыхать. И я иду один сквозь комнаты пустые, В которых голоса мне слышатся чужие, Что не хотят услышанными быть. И я боюсь, когда я должен дверь открыть, Увидеть некого таинственного фавна, Который дальними лесами пах бы славно, Который бы занес копытами в мой дом И листья, и траву, и грязный чернозем, И в комнате пустой, где мне ответа нету, Смеялся б зеркалам и прыгал по паркету.