Последняя мистификация Пушкина

Лисунов Андрей Петрович

По­сле бес­по­кой­ной не­де­ли я был так сча­ст­лив и спо­ко­ен ве­че­ром, что за­был про­сить вас, су­да­ры­ня, ска­зать в раз­го­во­ре, ко­то­рый вы бу­де­те иметь се­го­дня, что на­ме­ре­ние, ко­то­рым вы за­ня­ты, о К. и мо­ем сы­не су­ще­ст­ву­ет уже дав­но, что я про­ти­вил­ся ему по из­вест­ным вам при­чи­нам, но, ко­гда вы ме­ня при­гла­си­ли прий­ти к вам, что­бы по­го­во­рить, я вам зая­вил, что даль­ше не же­лаю от­ка­зы­вать в мо­ем со­гла­сии, с ус­ло­ви­ем, во вся­ком слу­чае, со­хра­нять все де­ло в тай­не до окон­ча­ния ду­эли, по­то­му что с мо­мен­та вы­зо­ва П. ос­корб­лен­ная честь мое­го сы­на обя­зы­ва­ла ме­ня к мол­ча­нию. Вот в чем глав­ное, так как ни­кто не мо­жет же­лать обес­чес­тить мое­го Жор­жа, хо­тя, впро­чем, и же­ла­ние бы­ло бы на­прас­но,

ибо дос­тиг­нуть это­го ни­ко­му не уда­лось бы. По­жа­луй­ста, су­да­ры­ня, при­шли­те мне сло­веч­ко по­сле ва­ше­го раз­го­во­ра, страх опять ох­ва­тил ме­ня, и я в со­стоя­нии, ко­то­рое не под­да­ет­ся опи­са­нию.

Вы знае­те то­же, что с Пуш­ки­ным не я упол­но­мо­чи­вал вас го­во­рить, что это вы де­лае­те са­ми по сво­ей во­ле, что­бы спа­сти сво­их[104].

Оче­вид­но, Гек­керн вкрат­це из­ло­жил то, что на­ка­ну­не го­во­рил Жу­ков­ско­му, об­су­ж­дая «от­кро­ве­ния» по­эта. Он храб­рил­ся - нет та­ко­го мо­лод­ца, ко­то­рый обес­чес­тил бы мое­го сы­на! Но бы­ла сла­би­на и в его строй­ных рас­су­ж­де­ни­ях, спо­соб­ная силь­но ис­пор­тить на­строе­ние. Мо­жет от то­го и вол­но­вал­ся он сверх ме­ры, что в под­твер­жде­ние сво­ей пра­во­ты, он не мог об­на­ро­до­вать пись­ма Ека­те­ри­ны, не опо­ро­чив тем са­мым не­вес­ту и свое имя, как бу­ду­ще­го све­кра блуд­ни­цы? А зна­чит, и по­эту и все­му об­ще­ст­ву пред­ла­га­лось ве­рить на сло­во, то есть на слух. Как бы Жу­ков­ский в по­след­ст­вии ни оби­жал­ся, он дол­жен был при­знать, что его сви­де­тель­ст­во, по фор­ме, слу­хом как раз и яв­ля­лось. Пуш­кин в пол­ной ме­ре вос­поль­зо­вал­ся этим ка­зу­сом.

В раз­го­во­ре с За­гряж­ской он со­гла­сил­ся встре­тить­ся с Гек­кер­ном и при со­блю­де­нии оп­ре­де­лен­ных фор­маль­но­стей ото­звать свой вы­зов, но до­ба­вил при этом, что до офи­ци­аль­ной по­молв­ки Дан­те­са бу­дет го­во­рить о ней, как о слу­хе с тем, что­бы про­тив­ник, на­при­мер, не пе­ре­ду­мал или не стал тя­нуть вре­мя. У те­туш­ки, не зна­ко­мой с по­до­п­ле­кой ду­эль­ных со­бы­тий, это ус­ло­вие не вы­зва­ло воз­ра­же­ний. Она да­же не со­чла нуж­ным со­об­щить о нем про­тив­ной сто­ро­не, най­дя его не­су­ще­ст­вен­ным и по­чи­тая де­ло впол­не ре­шен­ным. Но сам по­эт ду­мал ина­че.

По вос­по­ми­на­ни­ям Со­ло­гу­ба где-то ме­ж­ду 10 и 14 но­яб­ря, «гу­ляя, по обык­но­ве­нию, с Пуш­ки­ным» и не за­ме­чая в нем осо­бой пе­ре­ме­ны, он спро­сил у по­эта «не доз­нал­ся ли он, кто со­чи­нил под­мет­ные пись­ма»:

Пуш­кин от­ве­чал мне, что не зна­ет, но по­доз­ре­ва­ет од­но­го че­ло­ве­ка. «Ес­ли вам ну­жен по­сред­ник или се­кун­дант,— ска­зал я ему,— то рас­по­ла­гай­те мной». Эти сло­ва силь­но тро­ну­ли Пуш­ки­на, и он мне ска­зал тут не­сколь­ко та­ких ле­ст­ных слов, что я не смею их по­вто­рить ...По­ра­до­вав ме­ня сво­им от­зы­вом, Пуш­кин при­ба­вил:

– Ду­эли ни­ка­кой не бу­дет; но я, мо­жет быть, по­про­шу вас быть сви­де­те­лем од­но­го объ­яс­не­ния, при ко­то­ром при­сут­ст­вие свет­ско­го че­ло­ве­ка мне же­ла­тель­но, для над­ле­жа­ще­го за­яв­ле­ния, в слу­чае на­доб­но­сти[105].

По­хо­же, речь шла о пред­стоя­щей встре­че с Гек­кер­на­ми. Не­смот­ря на их стран­ный по­сту­пок – доб­ро­воль­ное при­зна­ние глу­пой ин­триж­ки ка­ва­лер­гар­да с Ека­те­ри­ной, Пуш­кин по-преж­не­му не ве­рил, что де­ло идет к же­нить­бе. «Все это, ви­ди­те ль, сло­ва, сло­ва, сло­ва». А глав­ное, в пред­став­ле­нии Пуш­ки­на, брак про­ти­во­ре­чил ин­три­ге ду­эль­ной ис­то­рии. Он вы­гля­дел лиш­ним, на­ду­ман­ным. И это долж­но бы­ло об­на­ру­жить­ся, ес­ли, не­ожи­дан­но для Гек­кер­нов, начать пе­ре­го­во­ры в при­сут­ст­вии третье­го ли­ца. Хва­тит ли им ду­ху под­твер­дить обе­щан­ное?! Со­гла­сят­ся ли они на бес­чес­тие или за­хлоп­нут за со­бой ло­вуш­ку?! Вот для че­го Пуш­ки­ну ну­жен был Сол­ло­губ!

Он при­над­ле­жал к ка­рам­зин­ско­му круж­ку, знал о су­ще­ст­во­ва­нии ано­ним­ки, и мог, в слу­чае на­доб­но­сти, под­твер­дить за­ме­ша­тель­ст­во Гек­кер­нов. К то­му же, по­эт был в нем по­ло­жи­тель­но уве­рен, по­сле их лич­ной раз­молв­ки, ед­ва не за­вер­шив­шей­ся ду­э­лью. То­гда, в на­ча­ле

го­да, не­до­ра­зу­ме­ние воз­ник­ло опять же из-за чрез­мер­но вос­тор­жен­но­го от­но­ше­ния мо­ло­до­го че­ло­ве­ка к На­та­лье Ни­ко­ла­ев­не, и раз­ре­ши­лось из­ви­не­ни­ем в «пре­куд­ря­вом фран­цуз­ском пись­ме»[106].

Пуш­кин ска­зал Сол­ло­гу­бу, буд­то не зна­ет, кто со­чи­нил под­мет­ные пись­ма, под­го­тав­ли­вая сви­де­те­ля к то­му, что на встре­че про­изой­дет объ­яс­не­ния со­всем дру­го­го ро­да. Он да­же не со­об­щил ему о вы­зо­ве Дан­те­са, и Сол­ло­губ ре­шил, что ис­то­рия с ано­ним­кой ос­та­нет­ся без по­след­ст­вий.

На са­мом де­ле, все толь­ко на­чи­на­лось. От За­гряж­ской Пуш­кин на­пра­вил­ся к Жу­ков­ско­му со­об­щить, что вы­пол­нил обе­щан­ное, а за­тем и к Ка­рам­зи­ным, где, буд­то не­на­ро­ком, по­де­лил­ся слу­хом о сва­тов­ст­ве Дан­те­са, со­про­во­див рассказ со­от­вет­ст­вую­щим ком­мен­та­ри­ем. Та­ким об­ра­зом, «от­кро­ве­ния» по­эта впер­вые вы­шли за рам­ки се­мей­но­го кру­га. Жу­ков­ский уз­нал об этом ве­че­ром и, как за­ве­лось у не­го, на сле­дую­щее ут­ро 14 но­яб­ря на­пи­сал Пуш­ки­ну ра­зо­бла­чи­тель­ное пись­мо:

Ты по­сту­па­ешь весь­ма не­ос­то­рож­но, не­ве­ли­ко­душ­но и да­же про­тив ме­ня не­спра­вед­ли­во. За­чем ты рас­ска­зал обо всем Ека­те­ри­не Ан­д­ре­ев­не и Со­фье Ни­ко­ла­ев­не? Че­го ты хо­чешь? Сде­лать не­воз­мож­ным то, что те­перь долж­но кон­чить­ся для те­бя са­мым наи­луч­шим об­ра­зом…[107].

Жу­ков­ский имел в ви­ду пред­стоя­щую встре­чу с Гек­кер­на­ми. С уп­рям­ст­вом рас­стро­ен­но­го че­ло­ве­ка, он по­вто­ря­ет уже не­од­но­крат­но ска­зан­ное и напи­сан­ное: «…на­хо­жу твое пред­по­ло­же­ние со­вер­шен­но не­ве­ро­ят­ным… Я ос­та­юсь в пол­ном убе­ж­де­нии, что мо­ло­дой Гек­керн со­вер­шен­но в сто­ро­не, и на это вче­ра еще имел до­ка­за­тель­ст­во».

На­ко­нец, он пред­ла­га­ет свой ва­ри­ант раз­ре­ше­ния кон­флик­та:

По­лу­чив от от­ца Гек­кер­на до­ка­за­тель­ст­во ма­те­ри­аль­ное, что де­ло, о ко­ем те­перь идут тол­ки, за­тея­но бы­ло еще го­раз­до пре­ж­де твое­го вы­зо­ва, я дал ему со­вет по­сту­пить так, как он и по­сту­пил, ос­но­вы­ва­ясь на том, что ес­ли тай­на со­хра­нит­ся, то ни­ка­ко­го бес­чес­тия не па­дет на его сы­на, что и ты сам не мо­жешь пред­по­ла­гать, что­бы он хо­тел из­бе­жать ду­эля, ко­то­рый им при­нят, имен­но по­то­му, что не он хло­по­чет, а отец о его от­вра­ще­нии. …Это я ска­зал и Ка­рам­зи­ным, за­пре­тив им креп­ко-на­креп­ко го­во­рить о том, что слы­ша­ли от те­бя, и уве­рив их, что вам не­пре­мен­но на­доб­но бу­дет драть­ся, ес­ли тай­на те­перь или да­же и по­сле от­кро­ет­ся[108].

Что­бы это­го не про­изош­ло, Жу­ков­ский об­ра­ща­ет­ся к дру­же­ским чув­ст­вам Пуш­ки­на:

Итак, тре­бую от те­бя уже соб­ст­вен­но для се­бя, что­бы эта тай­на у вас умер­ла на­все­гда… Го­во­рю для се­бя вот по­че­му: … Хо­тя я не вме­шал­ся в са­мое де­ло, но со­вет мною дан. Не мо­гу же я со­гла­сить­ся при­нять уча­стие в по­срам­ле­нии че­ло­ве­ка, ко­то­ро­го честь про­па­дет, ес­ли тай­на бу­дет от­кры­та.

Не стран­но ли, Жу­ков­ский тре­бу­ет со­блю­де­ние тай­ны! Он да­же не вспо­ми­на­ет, что не­дав­но по­эт сам на­стаи­вал на том же. Вы­хо­дит, его до­ве­рие к дру­гу дос­тиг­ло кри­ти­че­ской точ­ки. Он со­ве­ту­ет Гек­кер­нам, не об­ра­щая вни­ма­ния на Пуш­ки­на, объ­я­вить о по­молв­ке Дан­те­са, что­бы пре­кра­тить все слу­хи об уха­жи­ва­нии ка­ва­лер­гар­да за На­таль­ей Ни­ко­ла­ев­ной, и тем са­мым ус­по­ко­ить по­эта, ли­шить пи­щи его бо­га­тое во­об­ра­же­ние. Не ис­клю­че­но, что вза­мен Жу­ков­ский брал на се­бя обя­за­тель­ст­во, ес­ли тай­на ду­эли рас­кро­ет­ся, и об­ще­ст­во уз­на­ет о вы­зо­ве, под­твер­дить, что брак ме­ж­ду Дан­те­сом и Ека­те­ри­ной не был сред­ст­вом из­бе­жать ду­эли. Во вся­ком слу­чае, он чув­ст­во­вал, что при даль­ней­шем раз­ви­тии скан­да­ла, как че­ст­ный че­ло­век, вы­ну­ж­ден сви­де­тель­ст­во­вать про­тив Пуш­ки­на, че­го осо­бен­но бо­ял­ся опять же, как че­ст­ный че­ло­век. Это во мно­гом объ­яс­ня­ет, по­че­му Жу­ков­ский так аг­рес­сив­но, поч­ти с уг­ро­зой, на­стаи­вал на со­блю­де­нии тай­ны: