Потаенные ландшафты разума
Шрифт:
– А она... Черная Дама?
– Она?
– мух рассмеялся.
– Черной Дамой зовется Ночь. Она уже здесь, но это не опасно.
– А как же шахматный король?
– Смотри сам.
Я поднес фигурку короля к самому носу. Костяная, изящно сработанная, в короне и мантии, с холодно-надменным застывшим лицом.
– Он меня просил...
– Здесь всяк показывает свое подлинное лицо, - повторил мух. Он, кажется, был доволен этим обстоятельством.
– Он меня обманул? Я зря за него вступился?
– Поздно рассуждать. Сунь его в карман, и все дела. Если хочешь знать мое мнение, то я считаю, что не следует доверять предметам, что бы они там ни говорили. Мог бы сначала посоветоваться, - проворчал Сахар, вполне раскрыв причину своего недовольства.
Его выговор меня нисколько не задел, в конце концов это было его обязанностью
– Здесь не то, что там, - многозначительно сказал мух и принялся распространяться об архитектурных особенностях дворца. Меня удивило, что он так быстро сменил пластинку, зато теперь, по мере того, как мы поднимались все выше и выше во мрак, где светила только Путеводная Звезда, сварливые нотки в его голосе таяли, и он уже мнил себя гидом, в приступе патетического красноречия описывая то, что было едва различимо в окружавшей нас темноте:
– "Растянувшийся широким фронтом дворец, этот отрезок бесконечного развития материального мира, выражает собой идею..."
Между тем лестница вывела меня на большую квадратную площадку, мощеную цветными каменными плитами, складывавшимися в затейливый узор. Сверху, вместо расписанного " под небо" плафона, было и впрямь черное ночное небо с ярко светящимися звездами.
"... своеобразие, построение и развитие пространства, контрастная смена полученных впечатлений в масштабных соотношениях подобных форм побуждает к возникновению сложных своеобразных переживаний".
Я уловил момент между двумя абзацами его речи и сказал:
– Никогда бы не подумал, что Истина будет таиться от меня в таком, я бы сказал даже, - чрезмерном мраке.
– Вот придумал еще. Станет та Истина, которую ты уже знаешь, снова прятаться. Просто это Ночь заигрывает с тобой, обнимает, тешит себя мнимой близостью.
– Мы не опоздаем?
– Чудак! Видишь, Время еще не пришло, значит, Оно у нас есть. Вообще в Его собственном дворце стоит ли о нем заботиться?
Успокоенный его словами, я позволил себе отвлечься от мыслей об Истине и стал рассматривать искусно исполненный каменный узор пола. Мраморный, от полированный до чудесного блеска, разноцветный, словно богатый персидский ковер, он состоял из двух кругов-символов. Первый, малый круг был выложен причудливыми знаками зодиака, второй, большой - так же двенадцатью символами восточного календаря.
Мой взгляд приковал к себе дракон. Так мы обычно останавливаемся на том, что расходится по форме своей с нашим мысленным образом. Дело в том, что дракон был двухголовым. Я подошел поближе, войдя внутрь символа, почти что встав на его изображение ногами. Вот он, странный двуглавый дракон, невозможный по постулату Ле Миня, но все же выложенный из камня умелой рукой.
Я вспомнил строки Экс-Со-Ката:
Дракон о двух головах -
Что книга о двух языках.
Знания мощной рукой
Мы побеждаем страх.
Я нагнулся, всматриваясь в оскаленные пасти, выпученные круглые глаза и вдруг увидел буквы, выплывавшие из глубины камня, складывающиеся в слова...
Медленно двигались они, перепрыгивая друг через друга, наползая и сливаясь, текли строками, белое вдруг стало отступать вглубь, а черное кружево знаков понеслось на меня, нарастая и тревожно гудя на басовых нотах. Сверкнул сетчато-золотой спиной змеи двуглавый дракон, сильно тряхнуло, закрутило, да так, что я закрыл глаза и только почувствовал, что что-то сломалось, может быть, рука или ребро, а возможно, воздух треснул, или переломились время с пространством, но было мучительно жалко в груди то ли за себя, то ли
Переход к сознанию был мгновенным, как будто с памятника сорвали покрывало, или я показался себе памятником, так все заледенело, закаменело внутри. Этот переход электрическим разрядом хлестнул по нервам и внутри меня вдруг стало тихо... вот... теперь можно... открыл глаза...
...я сидел на берегу моря... из-под разорванной бумаги свертка выглядывали... смотрел на волны, несущие к берегу пену... металлические блестящие части заводной игрушки... на редкие ракушки, на обнаженных мужчин и женщин... мне внезапно захотелось разорвать обертку... бессмысленно, но с упоением проводящих наполненные взаимностью... рассмотреть, взять игрушку
Я, видимо, потерял сознание от переполнения образами и вывалился обратно.
Глава XVIII
Я очнулся на полу, потирая ушибленный локоть. За это время мраморный зал чудесно переменился. Вернее, он остался прежним, но теперь был ярко освещен, так ярко, словно бы само солнце находилось в нем.
Вдруг зеркало камня заколебалось, подобно морским волнам, и из него, как из морской пучины, показались хвосторыбые кони, влекущие нефритовую повозку. Я в смятении отступил к самой лестнице, окаменев от ужаса. Грозный бог Посейдон торжественно-неторопливо поднимался из камня, словно из глубины вод, и скоро предстал перед нами блестяще-мокрый со спутанными волосами, могучий, первозданный, мощной дланью сжимая огромный тускло мерцавший трезубец. Его колесница сделала круг и остановилась в центре зала.
– Эй, смертный, почему не трепещешь перед богом?!
– буреподобный голос его шквалом обрушился на меня и неизбежно поверг бы на землю, если бы за спиной не было балюстрады лестницы.
– Вы, ваше морское благородие, по другому ведомству...
– Слышите, дочки, что говорит эта двуногая медуза... Я не по его ведомству!...
– Не возражай батюшке, - зашипели мне океаниды, - тебе ль не лучше нас знать, что состоишь ты большей своей частью из воды и что суши, суши мало на Земле.