Поздний гость. Стихотворения и поэмы

Корвин-Пиотровский Владимир Львович

ДОЖДЬ

Стоит, глядит, — сутул, покат, — Качает зонтиком лиловым… Неостывающий плакат Пылает одиноким словом. Вокруг сапог большим окном В подземный мир втекает лужа; И слышу, под сырым сукном Взлетает одинокий ужас. Что видит он? Какой судьбе Моленья шлет или упреки? И гневно ветер на столбе Подъял вдруг пламенные строки. — Тоска, тоска — Так вот зачем Спина так стерта и горбата… Пройду неслышно, глух и нем, Из уваженья к ноше брата.

МЩЕНИЕ

Медвежий

мех на лаковом полу — Как здесь тепло, как много в доме света, — Я без усилий тонкую иглу Нашел в случайной скважине паркета. Но бьют часы, пора. Пора давно, Мороз и ночь зовут нетерпеливо, Досужий ветер ломится в окно, Быть может, ветер Финского залива. Давно пора. По улице кривой Я поведу корабль рукой умелой, И над чужой постылой мостовой Чужая ночь вдруг станет ночью белой. Воображенье верное мое Все крыши выгнет в купола, из праха Взнесет гранит и в ратушу с размаха Адмиралтейское вонзит копье — О, дикий плод упорного труда, О, злобы час! По мраморным колоннам Уже стекает невская вода С неповторимым выплеском и звоном. Пой, ветер, пой… Вот, молча подыму Дрожащую от гневной страсти руку, И рухнет призрак в ледяную тьму, В ночной провал, в небытие и скуку — Не обвиняй. Не праздная мечта Моим рассудком бурно овладела, Но ненависть. Она не охладела, Земной любви последняя черта.

* * *

Сквозь мирный быт — рассказы о былом; Всё улеглось, и страсти и обиды, Потертый коврик под хромым столом Взамен волшебного руна Колхиды. Но помню я, — душа, пускай давно, Дышала трубным воздухом сражений. Ей ведом жар и дым (не всё ль равно?) Блистательных побед и поражений. Наперерез всем бурям и ветрам Душа моя, как встарь, лететь готова, Под звонким сердцем незаживший шрам Еще готов перекроиться снова. — Лети же! Ввысь — промчись во весь опор, — Пять этажей, — лишь вихрь ворвется в уши, И солнце мира выйдет из-за гор И канет в ночь, и память станет глуше.

* * *

Россия, Русь. Я долго не хотел Назвать твое сияющее имя, — В годах, в веках, суровый мой удел Разъединен с уделами твоими. О, я умел молчать издалека, Не унижал страданий до упрека, — Еще ни разу беглая рука Не занесла тебя в ночные строки. Но про себя, в бессонной тишине, Я ненависть, как золото, считаю И думаю, — все годы наверстаю, Всю молодость, убитую во мне. Пустынных лет холодная волна Растает в море бурного мгновенья, — Так верю я затем, что мне дана Нелгущая печаль проникновенья — И вот, угрюм, забыт и одинок, В часы забот, в неверный час отрады, Кую, точу ославленный клинок, Запретное оружие пощады.

РЫЦАРЬ НА КОНЕ

Я рано встал. Лишь два иль три дымка Над городом смиренно трепетали, Погонщики мулов еще не встали Для первого протяжного зевка. И вот — ловлю привычно стремена, Гляжу вперед внимательно и зорко, — Клубится серой пылью на пригорке Жестокая кастильская весна. Я слушаю — до звонкой глухоты, — Шаги ль звучат и наплывают ближе? Но нет, то конь от жажды камни лижет, То ветер гнет колючие кусты — И снова ночь. Дорожные кремни Скрипят во тьме пронзительней и суше, Мой бедный конь устало свесил уши И чуть бредет на дальние огни. От диких роз, засохших на скале, Исходит дым мучительный и сладкий, Я кутаюсь в негреющие складки И, засыпая, бодрствую в седле — Да, прав цирюльник, — выдумка и бред, Я в лихорадке видел Дульцинею — Пусть. Всё равно. Последую за нею, За выдумкой, которой в мире нет.

КРЫЛЬЯ

Пойду куда-нибудь. Несносно Весь день не встать из-за стола, — От

желтой мути папиросной Мысль путана и тяжела. Быть может, встречу в грязном баре Невероятную судьбу? Услышу смех или пальбу На исступленном тротуаре — Узнаю счастье и обиды, Восторг несчитанного дня, В туманном парке с пирамиды Сведу крылатого коня… И, овладев крылом послушным, Отрину вдруг, уже иной, С недоуменьем равнодушным То, что когда-то было мной.

* * *

На улице и мрак и мгла, На встречных лицах непогода, Очки из мокрого стекла Стократ подводят пешехода. На городской, на голый сад Сошла туманная завеса, — О, бедный мир, о, тихий ад, Приют полуночного беса. Не он ли, в белом сюртуке, В широкополой шляпе низкой, Болтает в мутном кипятке Бесстыдно выпуклой сосиской? Проворно сдачею звенит, Привычно отпускает шутки И острой ревности магнит Вонзает в сердце проститутки… Здесь будто драка, будто кровь, Но всё равно, мне мало дела, — Не эта жалкая любовь Моею ночью овладела. Нет, не она зажжет пожар И ослепительный, и бурный, Чтоб грозно в высоте лазурной Живой воспламенился шар.

* * *

Январь и ночь. Но мостовая Почти по-летнему черна, И ветер веет, не сдувая Тепла с потертого сукна. Как мог я думать, что напрасно Жизнь под мостами изжита? Ночь так темна и так прекрасна, Так упоительно пуста. Пусть пробегают люди рядом, Кого-то яростно браня, Пусть напирает тучным задом Сосед багровый на меня, — Сердитых окриков не слышу, Не шевельнусь, не отойду, Гляжу внимательно на крышу И вижу чистую звезду — За мной, на тротуаре где-то, Автомобиль без колеса, Вот скорой помощи карета Певуче кроет голоса, Но что мне в том? Я пью глотками Весенний непривычный сон, Я полицейскими свистками Как дальним эхом окружен. Не оглянусь на хор недружный, На тело в шубке меховой И — мимо, мимо, — в ветер южный По отзвеневшей мостовой.

ВОЗВРАЩЕНИЕ ИЗ МЮНХЕНА

Летят стремительные дали, Дорожный ветер бьет в глаза, — С нажимом газовой педали Я чередую тормоза. И вдруг на резком повороте Даю внезапно полный ход, — Мгновенье ужаса, и вот — Душа теряется в полете. Еще земная от бессилья, Но обреченная уже, Она на грозном вираже Как буря выгибает крылья. И свистом вечности до боли Насквозь, навылет пронзена, Уж поневоле, против воли Несется к гибели она. И холодом летучим тронут, Я к небу поднимаю взгляд, А шесть цилиндров, сердцу в лад, И задыхаются и стонут — И только там, в далеком сне, Где дымом стелется долина, Экспресс вечерний из Берлина Едва ползет навстречу мне.

* * *

Недомоганья легкий бред, Ознобы томной лихорадки, — Я получаю на обед Голубоватые облатки. Как счастлив я! На диск стола Склонясь, плыву в забвенье снова — Давно душа моя ждала Минуты отдыха простого. Вот этих слов, вот этих строк, Вот этих чувств полудремотных, Вот этих рук, слегка щекотных, Слетающих на мой висок. Мне снятся грезы наяву, — Мир стал прозрачнее и шире, И гонит ветер синеву В певучем и крылатом мире. Как рифма, эхо под луной, Стих в каждом шорохе случайном — Не муза ль в сожаленьи тайном Проходит тихо за стеной?