Приключения Джона Девиса
Шрифт:
– Позаботьтесь об этом несчастном, любезный. Что бы вы ни сделали, я на все согласен.
Уходя, я еще раз взглянул на облако. Оно изменило свою форму и походило на огромного орла с распущенными крыльями, потом одно из крыльев растянулось от юга к западу и покрыло весь горизонт черной полосой. Между тем на корабле все было по-прежнему. Капитан ходил по шканцам, лейтенант сидел, или, лучше сказать, лежал на лафете каронады [16] , вахтенный стоял на брам-стеньге, а Боб, опершись на обшивку правого борта, наблюдал за пеной у борта корабля. Я сел подле него и, видя, что он все больше углубляется в свое занятие, начал насвистывать старинную ирландскую песню, которой миссис Денисон убаюкивала меня, когда я был ребенком. Несколько минут Боб слушал молча, но потом, обернувшись ко мне, снял свой синий колпак и начал мять его в руках – заметно было, что он хочет, но все не решается сделать мне не совсем почтительное замечание.
16
Каронада – короткое гладкостенное орудие, впервые появилось в английском флоте в XVIII веке. Каронады стреляли ядрами и разрывными снарядами, которые при попадании в борт деревянного судна образовывали большие трещины, широкие пробоины.
– Я слышал, старики говорили, ваше благородие, – сказал он наконец, – что негоже призывать ветер…
– То есть, – засмеялся я, – моя песня тебе не нравится и тебе хочется, чтобы я перестал?
– Не мне учить ваше благородие, напротив, я готов выполнить любой ваш приказ и никогда не забуду, что вы сделали для бедного Дэвида, но, право, сударь, лучше не будить ветер, пока он спит. Ветерок дует береговой и порядочный, северо-восточный, а доброму фрегату больше ничего и не нужно.
– Но, любезный Боб, – сказал я, чтобы заставить его разговориться, – отчего же ты думаешь, что погода должна перемениться? Сколько я ни смотрю, я вижу только эту темную полосу. Небо чисто и ясно.
– Читать Божью книгу в облаках наш брат моряк всю жизнь учится.
– Да, я тоже вижу, что там что-то затевается, – сказал я, посмотрев снова на горизонт, – но не думаю, чтобы в этом была опасность.
– Мистер Джон, – сказал Боб с таким видом, что я невольно задумался, – кто купит это облако за простой шквал, тот получит сто на сто барыша. Это буря, ваше благородие, страшная буря.
– А мне кажется, что это только шквал, – сказал я, радуясь случаю научиться от этого опытного моряка угадывать погоду.
– Это оттого, что вы судите односторонне. Повернитесь-ка к востоку, мистер Джон, я еще не глядел туда, но не сойти мне с этого места, если там нет чего-нибудь!
Я оглянулся и – точно – увидел гряду облаков, которые, как острова, поднимались из моря. Теперь и я видел ясно, что мы попали между двух бурь. Но пока буря еще не разыгралась, делать было нечего, и потому все продолжали свои занятия: кто играл, кто прохаживался, кто разговаривал. Мало-помалу береговой ветер, с которым шел корабль, начал дуть неровно, стало темнеть, море из зеленоватого сделалось серым, и вдали загрохотал гром. В таком случае на океане все умолкает, разговоры в ту же минуту прекратились, и мы услышали шелест верхних парусов, которые начинал полоскать ветер.
– Эй, вахтенный, – закричал капитан, – есть ли береговой ветер?
– Есть еще, капитан, но только порывами, и каждый порыв слабее и теплее прежнего.
– Пошел вниз! – сказал капитан.
Матрос поспешно спустился по снастям и занял свое место. Он был явно рад, что ему не пришлось оставаться наверху. Капитан снова начал прохаживаться, и на корабле воцарилось прежнее безмолвие.
– Видно, вахтенный ошибся, – сказал я Бобу, – видишь, паруса снова наполняются, и фрегат пошел.
– Это последние вздохи берегового ветра, ваше благородие, – ответил Боб. – Еще раз, два, три – и баста.
И точно, корабль прошел еще с четверть мили, а потом ветер совершенно стих. Теперь фрегат еле двигался, покачиваясь на волнах.
– Все наверх! – крикнул капитан.
В ту же минуту изо всех отверстий корабля появились остальные матросы.
– Ого! – пробормотал Боб. – Капитан заранее готовится. Я думаю, мы еще с полчаса не узнаем, с которой стороны ждать ветра.
– Смотри, он поднял даже лейтенанта Борка, и тот встает, – сказал я.
– Лейтенант и не думал спать, ваше благородие.
– Да посмотри, как он зевает.
– Зевают не всегда оттого, что спать хочется, мистер Джон, спросите хоть у доктора.
– Так отчего же?
– Видно, на сердце тяжело. Посмотрите-ка на нашего молодца капитана, тот, небось, зевать не станет… А его-то благородие… видите, платком утирается… знать, пот прошиб. С чего бы ему палку взять? Видите, пошатывается…
– И что же ты думаешь, Боб?
– Ничего, ваше благородие, я так просто болтаю.
Борк подошел к капитану и заговорил с ним.
– Смирно! – закричал капитан.
При этом слове, произнесенном посреди глубокого молчания звучным, сильным голосом, весь экипаж вздрогнул. Окинув зорким взглядом весь корабль, капитан продолжал:
– Цепь громоотвода в воду! Налить ведра и пожарную трубу! Высыпать порох из затравок! Закрыть люки и порты! Чтобы нигде не было сквозняка!
В это время снова послышался гром, еще ближе, чем прежде, и долго грохотал, как будто молния сердилась, что против нее принимают меры предосторожности. Через несколько минут все приказания были исполнены, и все вернулись на палубу.
Между тем море совершенно успокоилось. Не было ни малейшего ветерка, паруса печально повисли, медно-желтое небо будто опускалось все ниже и ложилось на наши мачты. Воцарилась мертвая тишина, которая лишь изредка прерывалась грохотом грома, но ничто еще не показывало, откуда налетит ветер. Словно буря еще не решилась обрушиться на нас. Наконец, легкие вихри, которые наши матросы зовут «кошачьими лапами», налетая с востока, начали местами рябить поверхность моря и шуметь в парусах. На востоке, между морем и облаками, появилась светлая полоса, будто поднялся занавес, чтобы пропустить ветер; раздался ужасный шум, словно выходивший из морских недр, поверхность моря взволновалась и покрылась пеной, словно ее вспахали огромным плугом, потом с востока налетела прозрачная пелена тумана. То пришла, наконец, буря.
– Радуйтесь, ребята! – воскликнул капитан. – Ветер с суши, и мы набегаемся вдоволь, не наткнувшись на скалу… Руль по ветру!.. Пусть буря за нами погоняется!
Приказ был тотчас исполнен, и руль положен на ветер. Корабль, послушный, как выезженная лошадь, повиновался воле рулевого. Дважды большие его мачты нагибались к горизонту, так что концы рей окунались в воду и дважды красиво поднимались. Наконец, паруса приняли прямой ветер, и фрегат понесся по волнам, как кубарь под хлыстом школьника, опережая волны, которые, казалось, гнались за ним и, не догнав, разбивались позади него.