Приключения Джона Девиса
Шрифт:
– Если бы это было возможно, – сказал он, – я бы с радостью согласился на просьбу экипажа, особенно учитывая то, что вы, господин Борк, мне ее озвучили, но вы знаете, что долг не позволяет мне исполнить ваше желание. Столь серьезное преступление должно быть наказано по всей строгости закона, личные наши чувства не могут идти в сравнение с интересами службы, и вы, лейтенант, лучше других знаете, что я подверг бы себя справедливому порицанию начальства, если бы проявил снисходительность в деле, которое касается поддержания дисциплины.
– Но, мистер Стенбау, – вмешался я, – подумайте о необычном положении несчастного Дэвида, о насилии, может быть, законном, но, конечно, несправедливом, которое сделало его матросом! Вспомните обо всех его страданиях и помилуйте, как помиловал бы сам Господь Бог.
– Мне даны готовые законы, мое дело только исполнять их, и они будут исполнены.
Джеймс хотел что-то сказать, но капитан жестом призвал его к молчанию.
– Тогда извините, что мы вас побеспокоили, – сказал Джеймс дрожащим голосом.
– Я и не думал сердиться на вас, господа, за поступок, внушенный вам сердцем, и, хоть я и отказал вам, однако могу признать, что сделал это вопреки своим чувствам, – ответил капитан уже совсем другим голосом. – Ступайте, господа, и оставьте нас с господином Борком. Скажите экипажу, что мне очень жаль, что я не могу исполнить эту просьбу. Казнь состоится завтра в полдень.
Мы поклонились и вышли, оставив капитана с лейтенантом.
– Ну что? – закричали все, увидев нас.
Мы печально покачали головой: у нас недоставало духу говорить.
– Так вы ничего не выпросили, мистер Джон? – спросил Боб.
– Нет, любезный Боб. Дэвиду остается только приготовиться к смерти.
– И он приготовится, как христианин, мистер Джон.
– Я надеюсь, Боб.
– А когда казнь?
– Завтра в полдень.
– Можно мне будет повидаться с ним?
– Я попрошу об этом капитана.
– Благодарю, покорнейше благодарю вас, мистер Джон, – воскликнул Боб, схватил мою руку и хотел поцеловать. Разумеется, я отнял ее.
– Теперь, друзья мои, за работу, – сказал я.
И матросы принялись за работу с обыкновенной своей безропотной покорностью. Спустя пять минут все на корабле шло по-прежнему, только всюду царило печальное безмолвие. Что касается меня, то мне оставалось исполнить долг совести. Я принимал участие в злополучной экспедиции, которая привела Дэвида на корабль, и совесть беспрестанно терзала меня, с тех пор как я понял, что это добром не кончится. Я пошел в кубрик и велел отпереть тюрьму, в которой был заключен Дэвид. Он сидел на колоде, облокотившись на колени, на ногах и на руках у него были кандалы. Услышав скрежет двери, он поднял голову, но поскольку лампа стояла таким образом, что лицо мое оставалось в тени, то он сначала меня не узнал.
– Это я, Дэвид, – сказал я. – Ты знаешь, что я был отчасти невольной причиной твоего несчастья. Мне хотелось сказать тебе еще раз, как я об этом сожалею.
– Да, я знаю, мистер Джон, – сказал Дэвид, вставая, – вы всегда были добры ко мне: вы вывели меня однажды отсюда и дали возможность увидеть Англию, вы просили обо мне, когда мистер Борк сек меня, прости его, Господи, как я его прощаю.
– Так ты знаешь, что решил суд?
– Да, ваше благородие, мне сейчас объявили приговор. Завтра в полдень?
– Сядь, Дэвид, – сказал я, чтобы уйти от этого вопроса, – тебе нужно отдохнуть.
– Да, мистер Джон, пора мне отдохнуть, и, слава богу, я скоро буду отдыхать так, что никто уже не потревожит.
Пользуясь этим, я стал говорить ему о покаянии, о будущей жизни, где он снова увидится с женой и детьми.
– Но… я совершил преступление, – боязливо проговорил Дэвид.
– Раскаиваешься ли ты в этом?
– Постараюсь, постараюсь раскаяться, мистер Джон, но я еще недостаточно близок к смерти, чтобы забыть свою ненависть. Послушайте, мистер Джон, я надеюсь, что у меня хватит на это сил, но если не хватит… скажите, не послужит ли искуплением моя позорная смерть?
– Да, перед людьми, но не перед Богом.
– Хорошо, так я постараюсь, всеми силами постараюсь простить ему не смерть мою – Богу известно, что я простил ему это, – но позор жены моей, нищенство моих детей. Да, я постараюсь, я надеюсь, что прощу ему и это.
В это время ключ в замке снова повернулся, дверь отворилась, и вошел капитан, а вслед за ним – матрос, который служил тюремщиком.
– Кто это здесь? – спросил капитан, пытаясь рассмотреть меня.
– Я, мистер Стенбау! – воскликнул я. – Я пришел в последний раз проститься с Дэвидом.
С минуту длилось молчание, капитан посматривал то на меня, то на Дэвида, который стоял перед ним с удрученным, но почтительным видом. Наконец, он сказал:
– Дэвид, я пришел просить у тебя прощения как человек, в том, что осудил тебя как судья, но я должен, непременно должен был сделать это.
– Я прекрасно знаю, что меня ждет, капитан. Смерть за смерть.
– Дэвид, – сказал капитан торжественно и печально, – поверь мне, преступление – всегда преступление перед Богом, виновный может укрыться от правосудия людского, но не укроется от правосудия Небесного. Скажи мне, Дэвид, скажи как перед Богом: мог ли я поступить иначе?
– Да, да, – вскрикнул Дэвид, – вы могли поступить иначе: вы могли быть безжалостны ко мне, как мистер Борк, и я бы умер в отчаянии, проклиная все на свете; я бы думал, что на земле нет сердца сострадательного, а вы, капитан, вы сделали для меня все, что только могли сделать. Заметив мое горе, вы прислали мистера Джона сказать, что отпустите меня, как только мы вернемся в Англию; когда вы вынуждены были наказать меня, хотя и знали, что я не виноват, вы смягчили наказание, а когда меня приговорили к смертной казни, вы пришли ко мне в тюрьму, капитан, вы утешили меня своим состраданием. Да, капитан, вы сделали для меня все, что могли, даже, может быть, больше, чем должны были. Ваше милосердие придает мне смелости сообщить вам последнюю свою просьбу.