Притворная дама его величества
Шрифт:
Когда все было готово, в том числе и моя прическа, которую мне ловко и быстро переделали, и туфли, заботливо кем-то разношенные, мне надели на мои предательские ноги, служанка впустила Пьера.
С благоговением, у него даже руки тряслись, он открыл принесенную коробочку, и незнакомая служанка надела мне на шею колье. И с этой минуты Пьер не спускал с меня глаз, точнее, с колье. Мне казалось, что на груди у меня лежит тяжкий груз — так оно и было. Когда-то давно я привезла из поездки восточное украшение и носить его
Пьер осмотрел меня, будто лошадь на рынке, и жестом указал мне на выход. Я шла, юбки эти пришлось приподнять руками, пыталась не потерять туфли и размышляла, стоило ли все это таких усилий. Или в обратном порядке куча слуг будет раздевать меня под скучающим взглядом короля?
И герцогиня присядет в углу, как торговка товаром?
Я споткнулась. Пьер, который, конечно же, не забыл, как я вопила во дворе возле кареты, с перепугу немного присел, но я на этот раз его пощадила. Мне было не до эмоций на публику — я не знала, что меня ждет.
Король, что король… У него молоденькая жена, может, она вообще живет где-то не здесь, насколько я знала, при таких браках жены долго торчали в монастырях. Но королева… их вроде не отсылали? Попробовать выбить себе тепленькое местечко подле ее величества? Плевать, какую морду состроит герцогиня де Бри? Да, плевать, разумеется, но вести разговор придется крайне осторожно. И не в герцогине дело, а в короле. Если владычицу курятника я могла проверять на вшивость, то сейчас… Сейчас будет разговор Марии Успенской с шеф-редактором международного издания моды. Я была не настолько глупа, чтобы ставить знак равенства между своей фигурой и той, что была намного крупнее.
Я рассчитывала увидеть толпу. Короля, как известно, делает свита. Но толпой сложно было назвать тех несколько человек, которые на меня с изумлением уставились.
Герцогиня сидела — то ли это допускалась по этикету, то ли ей было действительно тяжело стоять, и ей шли навстречу. Пара мужчин — вроде бы аристократов, но вряд ли кто-то из них король… Слуги, трое, Пьер сразу ретировался, очевидно, доставив и меня, и колье в целости и сохранности. Дама, совсем пожилая, она тоже сидела, мне показалось, даже дремала.
Помещение как помещение. Намного менее помпезное, чем в нашем Зимнем дворце или в том же Версале. Светло, причем явно светлее там, где сидит герцогиня. Стол, на котором опять еда, и вино, кажется, уже не та разбавленная водой гадость. Кровати нет, только кресла, ничего похожего на трон нет.
Камин.
Я даже обмерла. В этой комнате был камин! И в нем уютно горело пламя. Мне на мгновение померещилось, что я вовсе не черт знает где, а в коттедже в двухстах километрах от родимой столицы, там, где леса, скоростная трасса, озера — такая вот смесь дикой природы и цивилизации.
И
Нет, я прекрасно знала, что возле «трона», назовем так условно любую власть, крутится добрая сотня не самых одаренных умом дармоедов. Я дажа знала, зачем они крутятся: они полагают, что от них все в восторге, на самом же деле они для того, чтобы сдать их в нужный момент голодной до сенсации прессе… или органам внутренних дел. У тех аппетиты, как правило, посильнее.
И герцогиню де Бри я относила к той категории, которую с легкой руки двух классиков прозвали «зицпредседателями». Но не короля, не министров, нет. Если страной руководят идиоты, страна недолго хранит суверенитет.
Из этой комнаты я могла выйти в короне, выражаясь условно, а могла и на плаху. Буквально.
— Поведайте нам, дитя господне, кто вел руку вашу?
Я постаралась не вздрагивать. Голос был старческий. Голос был дребезжащий и немощный. Я всматривалась — кто говорит?
Старичок был скрыт за спинами и благожелательно улыбался. Я боялась таких улыбок. Именно с такими улыбками отправляют на эшафот. Худенький, с очень тонкими руками и совершенно белыми, легкими, словно облако, но на удивление густыми волосами, он казался ужасно хрупким... и когда я сообразила, как он одет, то мысленно попрощалась и с этой жизнью.
Священник. Причем непростой. Священник очень высокого ранга.
Святая Анна, как там правильно сложить руки? Ладонь на ладонь, правой рукой вниз, прижать к груди, склонить голову.
Мне было страшно поднять глаза. Богохульство — вот что в этом мире карается так, что никаким бандитским фильмам про лихие девяностые и не снилось. Но покоситься — из-под ресниц, исподлобья — я была вынуждена и увидела, как старичок поднял обе руки ладонями ко мне так, что на мгновение закрыл себе лицо, опустил на уровень груди, чуть развел в стороны, потом сложил на коленях.
— Ниспошлет господь благословение, ежели просишь, дитя, — прищурился старичок, — я, скверный слуга его, лишь проводник воли его. Так как, дитя, и кто надоумил тебя доктору ле Корбье давать совет, м-м?
Он напомнил мне магистра Йоду своим невозмутимо-ласковым видом. Только ушами не шевелил и был не зеленого цвета. Его… ряса, да? Нет? Как это вообще называется? Его одежды были насыщенного фиолетового цвета, и, может быть, еще и поэтому узкое сухое лицо имело какой-то болезненный оттенок.
Не того, что я орала в туалете на графинь, стоило мне опасаться, все-таки нет.
Я выпрямилась. Как обращаться к нему? Или меня уже ничто не спасет?
— Я вижу святую Анну во сне. Часто вижу. — Как вовремя я услышала балладу! — Я вижу, как она лечит. Вижу, как она пытается спасти Средство. Иногда она говорит со мной.