Привычка выживать
Шрифт:
Удача иногда бывает на его стороне.
…
Плутарх Хевенсби уверен, что из жизни любого человека можно сделать шоу. Он привык использовать только ему известные приемы общения с людьми, оставаясь для всех чем-то средним между клоуном и дирижером. По крайней мере, так было раньше. Теперь, обладая огромным запасом власти, Плутарх ведет себя немного иначе, как клоун, который не стер своего нарисованного лица, но постепенно перестал забавлять. Теперешний министр связи не ждет отказов, и красивым жестом с его стороны является приказ, облеченный в форму вежливого приглашения.
Он приглашает к себе домой двух победителей Дистрикта 12,
– Соберись, Пит, - говорит с угрозой Хеймитч, показательно беспечным шагом направляясь в сторону уже известной ему квартиры, - если ты чертов переродок, значит, ты должен быть заинтересованным в том, чтобы тебя оставили в покое. Ты ведь уже принял правила этой игры. Ты уже встретился с Китнисс Эвердин, и уже знаешь, что они хотят вернуть все на круги своя. Теперь, когда она жива, - его голос подозрительно подрагивает, - мы должны спасти ее от лап Капитолия.
– Я не буду играть в несчастного влюбленного, - Пит пожимает плечом.
– Никто пока не заставляет тебя играть, - раздражается Хеймитч, почему-то думая, что именно этот переродок станет единственной преградой между ним и Китнисс. – К тому же, ты должен понимать, что стоит на кону, - и обреченно замолкает, понимая, что никого здесь не убедил своей короткой и, как ожидалось, пламенной речью.
Даже себя не убедил.
– Впрочем, я уверен, Китнисс откажется первой, - пытается думать вслух рационально.
– Она всегда слишком быстро отказывалась от меня, - почему-то замечает Пит, и Эбернети приходится остановиться, чтобы полностью проникнуться репликой.
– Да, - тянет он неуверенно, - она немного перебарщивала в своем стремлении поверить в то, что прежнего тебя уже нет (она, кстати говоря, не так сильно и ошиблась). Но поставь себя на ее место…
– Я всегда должен ставить себя на ее место? – интересуется Пит намеренно спокойно. – Порой это жутко надоедает. Все эти разговоры о Китнисс Эвердин, о ее потерях и ее достижениях, о той цене, которую она заплатила… - Пит гротескно изображает жесты Эффи, и бывшего ментора немного передергивает. – Никто никогда не вспоминал, что вся моя семья погибла.
– Ты как бы был переродком, - осторожно напоминает ему Хеймитч, испытывая уже забытое чувство вины.
– Да. – Пит легко соглашается. – Я был переродком, который думал, что Китнисс Эвердин – переродок, подлежащий уничтожению. Но мои чувства к моим погибшим близким охмору не подвергались. Они просто отступили за задний план. Единственным чувством, которое я мог испытывать, оставалась ненависть. Ты все еще хочешь поговорить о том, что я что-то должен Китнисс Эвердин?
Хеймитч качает головой.
– С тобой невозможно говорить. Одно время я ошибался, думая, что охмор почти на тебя не повлиял. Я был доверчив, наивен и…
– …в стельку пьян, - договаривает за него Пит и первым входит в высокое здание, в котором располагается квартира Плутарха.
В лифте они молчат. Когда дверь квартиры открывает бездумно улыбающаяся Эффи, молчание становится невыносимым. Эффи никак не комментирует то, что произошло между ней и Хеймитчем в последнюю их встречу, более того, Эффи мастерски делает вид,
Втроем они заходят в кабинет, Эффи что-то восторженно говорит, но мужчины одаривают ее взглядами разной степени неодобрения, и ей приходится выйти из кабинета, прикрыв дверь.
– Иногда она бывает надоедлива, - замечает Плутарх и недобро усмехается. – Хеймитч, вина?
– Предпочитаю что-нибудь покрепче, - улыбается Хеймитч во весь рот и представляет, что случилось бы с этим лицом, если бы оно встретилось несколько раз с его кулаками. Странно, но прежде он не испытывал к Плутарху ненависти. Теперь же ненависть заменяет все остальное.
– Откажусь, - Пит качает головой, и Хеймитч бьет его ногой под столом. У них не получилось нормально договориться о том, что они спасут Китнисс Эвердин. Они даже не до конца уверены, что ее нужно от чего-то или кого-то спасать. Но они ведь команда, в некотором смысле. Они должны попытаться сделать что-то, чтобы выиграть в игре, в которой недостаточно кого-то просто убить. Пит может прочитать все мысли своего навязанного напарника, и логика Хеймитча ему, в общем-то, понятна.
Хеймитч боится за Китнисс хотя бы потому, что никому из них никто не позволил встретиться с живой, пришедшей в себя Китнисс. Они бы так и думали, что Китнисс мертва или до сих пор находится в коме, если бы не длинный язык Джоанны, почти не реагирующей на зашкаливающий уровень наркотика в крови. Он ждет от министра связи подвоха, потому что ему больше нечего ждать от человека, который наплевав на чувства близких Китнисс людей, просто сделал вид, что она мертва. И даже официально похоронил ее. И, что было уже высшей формой предательства, позволил всем увидеть ту странную предсмертную запись.
Хевенсби разливает по пузатым бокалам коллекционный коньяк, Эффи приносит на подносе легкие закуски, и опять удаляется. Ее присутствие здесь вносит еще больше напряжения, потому что она не должна быть здесь, она не должна приносить подносы с едой в этот кабинет и улыбаться всем находящимся здесь так бездушно. Но она здесь, по своей воле или не по своей, сломанная и раздавленная жерновами революции, как наглядная иллюстрация того, какими могут быть уничтоженные изнутри люди.
Хотя кто в этой квартире не мертв изнутри?
– Предлагаю выпить за Китнисс, - улыбается Плутарх. – За ее волшебное спасение.
В улыбке и в словах его есть какой-то подтекст, и он не пытается его скрыть. Мужчины выпивают, молчат, затем еще выпивают, понемногу, так, как Хеймитч не привык пить, но и Хеймитч сейчас идеально вписывается в обстановку церемониального распития коньяка. Все это – лишь прелюдия к подлинной игре, и министр связи не утруждает себя слишком долгими приготовлениями.
– Вы же понимаете, что возращение Китнисс Эвердин должно пройти с еще большим пафосом, чем тот, с которым мы ее хоронили? – спрашивает он, близоруко прищурившись. Рассматривает на свет оставшийся в бокале коньяк, опять улыбается.